Логан Ченс - Спаси меня

Помогаю ему забраться на пассажирское сидение грузовика и подношу руку к его лицу.

– Я отвезу тебя в больницу.

Мое сердце разбивается, когда вижу выражение его лица.

– Я за всю свою жизнь никогда не был так напуган, – шепчет он.

– Мы все выясним, – я закрываю дверцу и иду на другую сторону.

Когда я мчусь по дороге в больницу «Маунт Синай», мой мозг не может понять происходящее. Что происходит, черт возьми?

В машине повисло молчание, и я даже не знаю, что сказать. Сейчас конец дня, надеюсь, что все будет хорошо.

– Ты в порядке? – тупой вопрос, знаю, но Райан – не единственный, кто боится.

– Я вижу лишь тени. Я ощущаю, когда машина поворачивает, или когда ты въезжаешь в тень с солнца, но на этом все. Я здесь типа немного схожу с ума.

– Знаю. Мы почти доехали, – успокаиваю я его. – Врачи все уладят. Когда мы доберемся до больницы, я позвоню твоей семье.

Он откидывает голову на сиденье и закрывает глаза. Мои пальцы дрожат, когда я въезжаю на автостоянку отделения неотложной помощи.

Внутри, записывают его данные, и в тот момент когда звоню его родителям, медсестры вызывают его на осмотр.

– Подожди моих родителей, – говорит он.

Мое сердце разбивается. Я хочу быть там вместе с ним, выяснить, что происходит.

Пребывание в зале ожидания – это пытка. А не знать, что происходит – настоящий ад. Его родители врываются в двери и замечают меня, сидящую в задней части большой комнаты.

– Что происходит? Где он? – спрашивает его мать.

– Он сейчас с доктором.

– Что именно произошло? – спрашивает мистер Вагнер.

Я рассказываю всю историю его родителям и младшему брату Лэнсу, и его мать плачет.

– Я знала, что что-то не так, – она всхлипывает, уткнувшись в грудь мужа.

– Успокойся, Барб. Мы еще ничего не знаем.

Я шагаю по комнате, чтобы успокоить свою нервозность.

И тут выходит доктор.

«Выше голову. Бог посылает самые трудные испытания самым сильным своим солдатам»

Зиг Зиглер

Слепота. Повреждение зрительного нерва. Эти термины мчатся у меня в голове, пока я сижу в холодной палате, пытаясь понять, что делать дальше.

Дверь открывается, и я поднимаю голову на звук.

– О, Боже мой, Райан, – говорит мама, обхватывая меня руками. Ее духи вторгаются в мой нос так, как никогда раньше этого не замечал. Она тихо всхлипывает, уткнувшись в мою грудь, когда я ее обнимаю.

Когда доктор выходил из палаты, я попросил его не пускать сюда Лиззи. Только моих родителей. Я не хочу, чтобы она видела меня таким.

У всех есть четкое представление о морпехе. Как о мужчине. И я не хотел, чтобы она видела меня таким слабым. Я все еще в шоке, но с того момента, как доктор Джеймс упомянул об этом в моей первой оценке пригодности, понимал, что такое возможно.

Но вы никогда не думаете, что такое может случиться с вами.

И, как бы ни готовились, вы никогда не будете готовы к этому, когда это, наконец, происходит. Серьезность происходящего не доходит до вас, пока вы сидя в ресторане едите пиццу, и не прекращаете видеть.

Я пытаюсь быть сильным ради матери. Ее плач разрывает мне сердце. Большая рука отца похлопывает меня по спине, и доктор говорит им то же самое, что сказал мне – слепота. Я ослеп.

Я до сих пор не могу этого осознать. Просто хочу уползти в какую-нибудь яму и никогда не возвращаться.

Пытаться быть сильным и быть сильным – это две разные вещи. Внутри чертовски сильно схожу с ума. Но я молча сижу, слушаю разговор врача о вариантах лечения и о центрах для слепых, которые могут помочь.

Напоследок, он, конечно же, говорит нам о назначении встречи с моим терапевтом, и отпускает нас домой.

Но я не двигаюсь. Не хочу никуда идти. Я хочу, что бы врач все исправил. Вот когда я был маленьким и болел, врач делал так, что мне становилось лучше.

Сейчас, он не делает так, чтобы мне стало лучше, а просто нас нахрен выпроваживает.

Отец берет меня за руку и помогает спуститься со смотрового стола.

– Я помогу дойти до выхода. Мы попросим Лэнса перегнать твой грузовик домой, – говорит он.

Мой грузовик. Грузовик, который я больше никогда не смогу водить.

– Лиззи все еще там?

– Она беспокоится о тебе. Она никуда не уйдет, пока тебя не увидит.

Пока меня не увидит. Я вздрагиваю, приходит осознание того, что я больше никогда не увижу их лиц.

Мой отец ведет меня по больнице, предупреждая о каждом повороте, о каждой мелочи, которая может стать для меня препятствием.

Врач дал мне что-то от головной боли, и от лекарства кружится голова. Я дезориентирован, и свет становится ярче, когда мой отец говорит, что мы проходим через зал ожидания.

– Райан, – раздается голос Лиззи в отдалении, но приближается. – Райан, – ее голос звучит рядом, она становится передо мной и быстро дышит, и я понимаю, что она плачет.

Я почти теряю контроль.

Тяжелые шаги следуют за ней, и я предполагаю, что это один из моих братьев. Крошечные руки Лиззи обнимают меня за талию, а ее волосы щекочут мой нос. Я чувствую слабость в ее руках. И хочу только одного: чтобы она ушла.

Конечно, это жестоко, но я – мужчина. Я должен быть тем, кто позаботиться о ней. А не наоборот. Я никогда не попрошу об этом.

Мама передает более короткую версию сказанного доктором, и все, о чем я могу думать, это то, что люди смотрят. Я не слышу других людей, но чувствую на себе их взгляды. Это причиняет мне неудобство.

– Мы можем уйти отсюда, пожалуйста, – прошу я.

Мой отец помогает мне.

Раньше я все еще мог видеть тени, различные оттенки света, словно через испорченный калейдоскоп, искажающий свет, но, когда соленый воздух ударяет меня в лицо, нет ничего. Я останавливаюсь. Темнота, чертовски сильно меня пугает.

Отец чувствует мое колебание и крепче сжимает мою руку.

– Все хорошо. Я тебя понял. Я не позволю тебе упасть.

Меня успокаивает его мягкий тон, и позволяет продолжать идти. Лиззи не отстает, потому что я слышу ее шаги и, честно говоря, я не знаю, что ей сказать.

– На ночь ты останешься с нами в своей старой комнате, – говорит моя мать.

– Да, все, что тебе нужно, – голос Лэнса звучит позади меня.

– Спасибо, – бормочу я.

Отец помогает мне сесть в машину, и я нащупываю ремень безопасности, когда он закрывает дверь.

Ненавижу это чувство. Все испытывают ко мне жалость. Это одно из худших чувств, а все, чего я хочу – вернуть назад свое зрение, и чтобы Лиззи была рядом со мной.

Но, она достойна лучшего, чем это.

Она достойна кого-то лучше, чем я.

Я теперь, всего лишь чья-то ноша.

Как только возвращаемся домой, мама и Лэнс отправляются ко мне бунгало, чтобы собрать несколько моих вещей.

Лиззи помогает мне, выведя на улицу, и мы садимся на деревянные качели на заднем крыльце.

– Я не могу в это поверить, – говорит она.

– Ты и я, мы оба, крошка.

– Мы с этим справимся. Есть операции. Есть много всего. Мы с твоей мамой об этом говорили.

– Стоп. Просто остановись, – меня убивает то, что я не могу ее видеть.

– Прости. Думаю, тебе нужно немного времени, – она придвигается ближе.

– Время? Какая польза от времени? Я все равно буду уродом…

Она перебивает:

– Стоп. Не говори так.

– Дело не только в этом. Лиззи, ты не должна заботиться обо мне до конца моей жизни, – я поступаю правильно. Даже если это причиняет боль, но это правильно.

– Что? – я слышу страх в ее голосе. – Райан, мы – команда. Ты и я. Я не уйду от тебя.

– Черт побери. Ты выслушаешь меня? Я не хочу быть для тебя обузой. Плохо уже то, что я нуждаюсь в родителях.

– Я не уйду.

Меня одолевает гнев, и я встаю. Сидение качели качается и бьёт меня по спине и я, спотыкаясь, делаю несколько шагов вперед. Я знаю, что ограждение близко, и протягиваю руки, чтобы достать до него, но там ничего нет. Лиззи подлетает ко мне, помогает пройти последние несколько шагов, и я чувствую, как древесина попадается мне под руку.

Я качаю головой.

– Ты достойна лучшего, чем это.

– Я дам тебе немного времени, но я не собираюсь переставать заботиться о тебе. Ты был моим лучшим другом с тех пор, как мы были детьми. Я не откажусь от тебя.

– Ну, я бы хотел, чтобы ты отказалась, – я злюсь на весь мир. Я злюсь на всех, особенно на себя. – Уходи, – говорю я ей. – Оставь меня.

Я не в силах с этим справиться.

– Сейчас, я порошу твою мать прийти сюда и помочь тебе. Это день был ужасным. Завтра я зайду проверить, как ты, – она целует меня в щеку, и каждая клеточка моего тела кричит, чтобы я поднял ее на руки и никогда не отпускал.

– Не беспокойся. Я не какой-то научный проект, чтобы ты обо мне беспокоилась. Ты мне не нужна, – лгу я.

– Ну, ты мне нужен.

– Очень жаль. Что бы между нами ни было, теперь все кончено. Просто оставь меня в покое.

Так же сильно, как я ее хочу, я нуждаюсь в ней. Но меня останавливает мой собственный гнев.

Она уходит, ее слезы громче, чем взрыв, который вызвал все это

***

Две недели спустя, пройдя сканирование за сканированием, доктор Джеймс рассказывает о нескольких вариантах для меня. Хирургическое вмешательство, консультации, центры, которые могут мне помочь быть более независимым. Но я ничего не хочу.

Я хочу сбросить полотенце на ринг. Боже, я сдаюсь.

Когда я пытаюсь одеться, то задеваю рубашкой стены.

– Блядь! – кричу я.

Сказать, что я не очень хорошо с этим справляюсь – ничего не сказать. Я с трудом сдерживаю в себе свое дерьмо. Да, я знал, что была вероятность ослепнуть, но никогда не хотел в это верить.

Я проигнорировал головные боли, надеясь, что они из-за стресса или от жары.

Последние несколько дней я едва выходил из своей комнаты. Слушал музыку и рычал на каждого, кто входил в двери. Это чертовски сложно, и каждый день мне хочется сдаться.

Я сижу на кровати, когда раздается стук в дверь, и слышу на той стороне голос отца.

– Райан, я вхожу.

– Уйди, – кричу я.

Он все равно открывает дверь. «Мило. Давай, входи», – думаю я.

Отец подходит к кровати и садится рядом со мной.

– Райан, я хочу с тобой поговорить.

– Пожалуйста, покороче, – я больше не хочу слышать о центрах или об операциях. Я просто хочу, что бы меня оставили в покое.

– Ну, нет. Ты выслушаешь то, что я должен сказать. Ты – мой сын, и я чертовски сильно тобой горжусь.

– Покороче, – издеваюсь я, сложив руки на груди.

– Уже. Ты отправился на войну и служил своей стране.

– Да, много хорошего это мне сделало, – вот бы он ушел.

– Слушай, сынок, тебе выпала дерьмовая карта, но, по крайней мере, ты вернулся домой, вернулся к нам. По крайней мере, ты здесь, – его голос повышается. – Сын, которого я воспитал, выжил. Мужчина, которого я воспитал – боец. И мне больно видеть, как легко ты так сдаешься.

– Я не знаю, что делать.

– Мы все здесь готовы тебе помочь. Мы не позволим тебе потерпеть неудачу. Думаю, тебе стоит проверить центр, о котором говорил доктор Джеймс, – его рука приземляется мне на плечо. – Что говорят Морские пехотинцы? Импровизируй, адаптируйся и преодолевай.

Я делаю глубокий вдох, медленно выдыхаю.

– Я подумаю об этом.

И я действительно думаю всю следующую неделю. Это все, о чем я думаю, пока не осознаю, что он прав. Жизнь – отстой. Она тяжелая и отстойная. Она проверяет тебя раз за разом, и ты должен решать проблемы, никогда не должен сдаваться. Я – не трус. Я – морской пехотинец.

Я иду по дому, считаю шаги и использую окружающие предметы, как указатели, чтобы добраться до кухни.

Все другие чувства работают на полную катушку, но обоняние берет верх. Сначала я чувствую запах, а потом слышу. Усилилось даже осязание. Я никогда не знал, как ощущаются предметы в моей руке, пока не потерял зрение.

Я ощущаю в воздухе аромат блинов. Мягкое мурлыканье мамы позволяет мне понять, что она готовит.