Морозов остался верен себе. Гиперсексуальность и блеск, два емких слова формировали его облик, работающий на публику. Внешний лоск, продуманный до мелочей изысканный гардероб, дорогие побрякушки, шикарная машина играли первостепенную роль в его создании. Служили визитной карточкой, открывающей многие двери за спиной фейсконтроля. Немногом смертным был открыт доступ к душе, где обитал простой парень, с трудом вырвавшийся из лап нищеты, предпочитающий классику авангарду, скрипичные сонаты попсе, замирающий в восторге и роняющий втихаря слезы от органных токкат, везде и во всем пытающийся уравновесить серую действительность и врожденное чувство прекрасного.

— Как твой Димон поживает? — выруливая со стоянки, как бы, между прочим, спросил Денис.

Валерия изогнула в недоумении бровь.

«Вроде моя очередь сейчас спрашивать?»

— Ден, не задавай дежурных вопросов. Было интересно, позвонил бы другу. Хоть и бывшему.

— Ага, и нарвался бы на пару цветистых фраз. Ты же у Лерки моей не попросила прощения. Побоялась.

«Немыслимая удача, фарт, когда у жены и любовницы одинаковые имена. Ты прав, сначала я не посмела каяться. До последнего стояла на лжи, уверяя всех и вся, что между нами ничего не было, пытаясь вытащить твою задницу из пекла. Спасала вашу дружбу с Димычем, не догадываясь, что за противоположной линией фронта ты, рассчитывая на явку с повинной, сдал меня с потрохами. Позднее, измученная непрекращающимися нападками совести, решилась на письменное признание. Отправила на старый почтовый адрес твоей жены пару фраз, где просила прощение за собственную глупость и за преступную любовь. Отправила на волю судьбы. Дошло ли — не знаю».

— А что Валерия Викторовна? — настал черед следующего протокольного вопроса.

Лицо Дениса перекосила гримаса, мимолетным облачком омрачила солнечный небосвод и, испугавшись нежелательных последствий, исчезла.

— Валерия в очередной командировке.

«О! Как я сразу не догадалась. С чего бы ты так расхрабрился?»

— Отставить поскудную теорию! Ты много не знаешь.

Лера вздрогнула от неожиданного выпада, совершенно забыв, что Ден обладал странным даром слушать ее мысли. Читка вербальных признаков не в счет, он вибрировал на ее волне и угадывал скрытое от чужих глаз.

— Не знаешь, лучше спишь, сам меня учил.

— Правильно, школяр, возьми с полки пирожок!

Отвернувшись от дороги, обласкал Валерию теплым и нежным взглядом.

Она ответила на его призыв и с грустью улыбнулась.

«Никогда не расскажу тебе, что Дима часто вспоминает нашу последнюю поездку в Татры. Не называя имен, не отвлекаясь на подробности, рассказывает, как было весело, а главное дешево…»

— А помнишь, как Димыч впервые встал на мой сноуборд? И перепахал носом весь склон?

Валерия промолчала, не сводя удивленных глаз с водителя.

«Опять догадался!»

Тот же зараз скинул с плеч лет пятнадцать, превратился в бесшабашного юнца — экстремала, который млел, слушая ее восхищенные возгласы жестким стилем катания и замысловатыми снежными кульбитами.

Петушился, стараясь вызвать всеобщий восторг.

— Не забывай, это именно я поставил тебя на лыжи, Веницкая. В том самом лохматом году!

— И так удачно, что до сих пор отстегнуть их не могу. Каждую зиму в горы тянет.

Денис продолжал загибать пальцы.

— Хороший вкус тебе привил. Вспомню, как одевалась, зубы сводит. Яки мышь серая!

— И за это спасибо, друг сердешный!

— Как ни крути, я создал тебя, из березовой болванки выстругал. Под себя готовил.

— Да, папа Карло, именно так, под себя и положил. А может, предпочитаешь именоваться Пигмалином? Только скажи! Мне раз плюнуть!

— Все шутишь, Галатея ты моя доморощенная?

Валерия предусмотрительно промолчала.

Денис продолжал.

— Классно было. Посиделки на вашей кухне, песни под гитару, ни капли амбиций, ни грамма снобизма. Есть, о чем вспомнить на старости, — резюмировал, тяжело вздохнув, и нахмурился, возвращаясь к пятидесятилетнему рубежу.

— Это уже никогда не повторится, — ответила Лера и осеклась.

— Помнишь, я просил избегать категоричности в суждениях. «Всегда и никогда» — слова — провокаторы. Скажи мужчине — «Я буду всегда любить тебя, и никогда не забуду» — считай, что уже завтра его не будет рядом.

— Это доказано жизнью. Не утруждай себя повторением пройденного материала.

Немного помолчала и добавила.

— Прости.

— За что?

— Случайно сглупила.

— Сама знаешь, что ничего не бывает случайно. Расскажи лучше, как ты жила все эти годы? «Ты расскажи мне, как жила, что ты творила без меня, милая моя»? — голос его дрогнул, понизился до хрипа, пародируя известный хит Метова.

— По-разному, дорогой. Надо подготовить основные тезисы, чтобы не отнять драгоценное время на исповедь.

Лицо Дениса болезненно дернулось, он отвернулся, делая вид, что увлекся перестроением в другой ряд.

В мчавшейся по Ленинградскому шоссе машине разлилась вынужденная тишина.

«Разве тебе, самовлюбленному цинику, будет интересно разделить мою ложу в чистилище? Разве будет полезно узнать, как я методично убивала любовь к тебе. Наивная овца, породнившаяся с пустотой, на исходе первого года, почти захлебнулась в бокале с вином, на второй год, лечила подобное подобным, озлобившаяся и разочарованная попытками изжить боль новой болью. Гомеопатия для влюбленных идиотов не оправдала надежд.

Как, заблудившись в сети в поиске спасения, опускалась все ниже. Кружила по спирали, словно падший лист.

Достигнув дна, на исходе пятого года, обмоталась водорослями и зарылась с головой в вонючий ил. Млела в тепле, наслаждалась собственной никчемностью. И лишь мелькавший на поверхности солнечный луч заставил полуразложившегося тритона, поднять глаза и шевельнуть хвостом. Всплыть на поверхность.

В начале следующего года, я написала первый роман, посвятив его тебе. В канун следующего Рождества закончила второй, где намеренно убивала твой прототип. Через год вышло окончание трилогии, где уже не было ни одного намека на твое существование.

Ремиссия затянулась, как и раны на сердце.

Я почти излечилась. Научилась жить в мире с Димычем и в том же мире без тебя. Не бояться твоей Нелюбви.

И вот уже два года ни одного срыва…»

— Прости меня, Лер. Я не мог тогда поступить по-другому. Нельзя ампутировать конечность пилочкой для ногтей…

— Я знаю.

«У меня получилось. Главное, не трусить и проявить настойчивость».

— Если это хоть как-то успокоит тебя, добавлю, что жизнь перестала приносить кофе в постель, точнее сказать, пару раз без предупреждения окатила кипятком.

— Ты считаешь меня настолько жестокой, чтобы радоваться?

— Нет, дружок! Скорее экзальтированной и наивной простушкой, бегущей от реальности. Тебе бы родиться в прошлом веке, вести дневник, украшенный розочками, раздавать негодяям пощечины и обиженно дуть щечки.

— Денис, замолчи, а то укушу, — хохотнув, Лера толкнула его в плечо.

Перехватив ее руку, он быстро прижал к губам, оставляя на коже ожог от поцелуя.

— Вот уже битый час, как мечтаю об этом. Укуси побольнее!

«А самое смешное, милый, что я бежала от любви, словно обезумевшая белка, не понимая, что вырваться из замкнутого круга невозможно. Сияние Вечности — так называется эта болезнь, дарованная свыше. Все остальные недуги от нервов, и лишь один для удовольствия. Позволю облагородить пошлый афоризм. С болезнью проще смириться, приспособиться. Как люди живут без глаз, оценивая мир на ощупь и слух? Как люди живут без слов, объясняясь в чувствах жестами? Как безногие калеки танцуют вальс, взявшись за руки? Так и счастливцы с ампутированной половинкой сердца радуются за обоих…»

— Ты сейчас счастлива?

Лера перестала удивляться их странному диалогу. Когда один думает, другой говорит, попадая в окончание мысленной фразы с невероятной точностью.

— Да, счастлива. И тебе того же желаю.

— Надеюсь. Сегодня мое счастье зависит только от одного человека, который сидит рядом, погружен в собственные мысли и держит на роскошной груди табличку «Посторонним вход запрещен».

— Куда мы едем? Неужели к тебе домой? — Лера увидела, как машина свернула с шоссе, приближаясь к метро.

— Почти. Два раза в одну реку входить не стоит. Эффект уже не тот. Да и повторения на бис сцены — «Не ждали» никто не заказывал. Едем на нашу старую квартиру, сейчас она пустует, временные жильцы съехали, так что нам никто не помешает предаться приятным воспоминаниям.

Рука Дениса легла на колено спутницы и медленно заскользила по нему. Блеснуло обручальное кольцо, никогда и никому не служившее препятствием.

Лера остановила его кисть, тихонечко сжав пальцы.

«Именно в той квартире, ставшей для меня ловушкой. все и началось. На дне рождения Лериного сына. Потом мы начали дружить семьями. Тогда же я привела дочку в гости и впервые увидела тебя, хлопочущего по хозяйству. Красивого видного мужика, подпоясанного передником с голубыми огурцами под Гжель. Поразительное зрелище! Проходите, девушка, присаживайтесь, чего изволите? Символично, что столько времени спустя ты распахнешь передо мной ту самую дверь».

— У тебя было много мужчин после меня? Димыч не в счет.

Валерия усмехнулась. Самоуверенности Дениса остается только завидовать. Задать вопрос, предчувствуя ответ.

Реагировать на провокацию совсем не хотелось, но надо. Случайностей не бывает — это верно, завтра наступит совсем другой день, не пригодный для исповеди.

— Один. Надеялась на анестезию, а подавилась горькой пилюлей. Оказался мерзавцем похлеще тебя. Зря переживала, негативный опыт — самый благой.

— Верно. Веницкая, ты возмужала и почерствела! Смотрю на тебя и не верю глазам своим. Скажи, а в сексуальном плане планку не снизила? Отдаешься страсти, как и прежде, самозабвенно? Словно в последний раз, трубя лебединую песню? Подчиняешься или доминируешь, предпочитая плетку?

— Мороз, не хами. Тебе не идет. А то подумаю, что ревнуешь.

— Прошу прощения, мадам. Просто мое терпение на исходе.

Выключив зажигание, Денис без обиняков придвинулся вплотную и, запрокинув женщине голову, впился в губы жарким, раскаленным от сдерживаемого возбуждения поцелуем.

От неожиданности Лера поддалась на его агрессивную ласку, послушно раскрыла рот, позволяя языку мужчины проникнуть вглубь. Задохнувшись от нахлынувшего желания, нежно обхватила кончик зубами и на мгновение забылась. Потерялась в пространстве, чувствуя лишь, как смелая рука, сорвав с петель пуговки блузки, нашла грудь и глядит через гипюровые кружева сосок.

— А ты горяча по-прежнему, девочка моя, — разорвал поцелуй Ден и удовлетворенно хмыкнул, — пойдем в дом. Пожалеем бабушек, они вышли на прогулку без очков.

— Ну, ты и сволочь!

— Постоянство, мой конек.

По прошествии лет ничего не изменилось в «двушке» на Песчаной. Если только залоснились обои в коридоре, потерлись дверные косяки, треснул напольный кафель в ванной, да поменялись гардины в гостиной. Передав пальто хозяину, Лера прошла на цыпочках в комнату, остановившись перед своей, подаренной в невесть каком году картиной. Написанный пастелью солнечный клоун — скрипач в изнеможении отвел от инструмента смычок. Прервал аккорд, залившись слезами. Внимательно взглянув в усталые глаза старика еще можно услышать окончание скрипичной партии. Лера провела над рисунком не один вечер, стараясь наполнить образ клоуна своей печалью.

— Твой шедевр, помнишь? Отлично сочетается с цветом новых обоев.

— И то правда, — Лера опустила глаза, пряча улыбку.

— Сейчас рисуешь?

Денис подошел к стене и поправил покосившуюся картину.

— Уже нет. Глаза не те.

— А чем разнообразила свой досуг?

Лера отступила к окну, задернув плотнее портьеры, не спеша, ответила.

— Сказки пишу. Для взрослых.

— Эротические? На самом деле, от тебя другого ожидать сложно, вечно паришь над миром. Ну и как — печатают?

— Нет, я дилетантка.

— Не удивлен. Высокими амбициями ты никогда не страдала, Веницкая. Не то, что твоя тезка.

Подойдя ближе, скользнул пальцами по ее шее.

— Мы пришли сюда не твое, а наше свободное время обсуждать. Марш на кухню, примем по паре капель для куража.

Пары капель Денису оказалось недостаточно. Куда делся его сексуальный пыл, уносящий разум? За отсутствием свидетелей, самовлюбленный ловелас потерялся. Поблек, становясь самим собой, уставшим от жизни пятидесятилетним мужчиной. Мало того — переслал источать волшебные флюиды.