Диана Чемберлен - Спасительный свет

Ему хотелось думать, что тяга к Оливии объяснялась его долгожданной готовностью к новым отношениям, но он знал, что все дело в ее самоотверженности, в сострадании к пациентам, которое напоминало ему Энни. Подобное сравнение было просто нелепым. Энни с ее неуважением ко времени и совершенно неорганизованным подходом к жизни могла бы лишь нарушить работу отделения скорой помощи. Оливия справлялась со всем именно благодаря хладнокровным профессиональным действиям. Прошло какое-то время, прежде чем он понял, что она совершенно не похожа на Энни. Но к тому моменту он уже окончательно влюбился в нее.

Иногда по вечерам они с Оливией сидели за этим столиком и листали книги, которые она подобрала на полках магазина. Обычно она выбирала книги о природе или по медицине. В начале их отношений она прошла через период, когда читала все книги о сексе, которые ей встречались. Большую часть своей жизни она отвергала все, связанное с сексом, а внезапно избавившись от комплексов, она уже не могла остановиться. Секс с Оливией напоминал обучение ребенка новой игре: поначалу она сомневалась в своих возможностях, но когда правила игры были усвоены, ей захотелось играть в нее бесконечно. И это у нее здорово получалось.

Однако последние несколько лет их брака она приносила за столик книги, наполненные беспристрастной информацией о бесплодии: иногда обнадеживающей, иногда приводящей в уныние.

Последний кусочек сырного пирога таял у Пола во рту. Он разглядывал золотое кольцо на своем пальце, которое надел только этим утром. И хотя он не носил его уже много месяцев, сейчас ему было приятно видеть кольцо у себя на руке. Они с Оливией никогда не отдалились бы друг от друга, если бы смогли иметь детей. Узнав, что она не может забеременеть, Пол почувствовал себя обманутым. Он старался не показывать своих чувств. Разумеется, вины ее здесь не было, и она сама остро переживала это. Он уже почти оправился после этого удара, когда она объявила, что получила предложение работать в Аутер-Бенкс.

В это было трудно поверить. Он знал, что Энни живет в Аутер-Бенкс со своим мужем и двумя детьми, и его охватило смешанное чувство восторга и ужаса. Он попытался отговорить Оливию, но после собеседования она вернулась в полном восторге: ее привлекало и место и сложность работы, которую ей предлагали. Он говорил, что там они будут оторваны от мира. Это слишком далеко от его семьи, от друзей. Теперь он понимал, что его аргументация была слабовата. На самом деле его будоражила идея оказаться поближе к Энни. Он дал волю своим фантазиям, представляя себе, как это будет, как он увидит Энни, может быть, случайно столкнется с ней в магазине или встретит ее на пляже. По мере того, как разыгрывалось его воображение, он все больше и больше отдалялся от Оливии, становился резок с ней. Он злился, что она поставила его в такое положение.

После того, как они переехали, он выдержал целую неделю, прежде чем заглянул в телефонную книгу и нашел фамилию О'Нейл. Там оказался не только ее домашний адрес, но и адрес студии. Он вытерпел еще целый день, прежде чем проехал мимо студии, и еще один, прежде чем зашел в нее.

Энни поправляла фотографию на дальней стене. Она была одна, и, когда повернулась, в ее глазах стоял ужас. Даже мутант с двумя головами произвел бы меньший эффект.

– Пожалуйста, без паники, – быстро сказал он, предостерегающе поднимая руку. – Я здесь не для того, чтобы причинить тебе неприятности. Я тоже женат. Счастливо. Моя жена – врач в отделении скорой помощи в Килл-Девил-Хиллз.

Он еще что-то бессвязно говорил об Оливии, отчасти чтобы заполнить паузу, отчасти стараясь убедить ее в том, что у него нет намерений угрожать ей самой или ее браку.

Слушая его, она прижалась спиной к стене с фотографиями, обхватив себя руками, как бы защищаясь от него. Ее пальцы так сильно стискивали локти, что даже с другого конца комнаты он видел, как побелели костяшки.

Она выглядела непривычно, как-то тяжелее, чем во время их последней встречи. Дело было не в лишнем весе – просто теперь ее тело стало более женственным. Волосы остались прежними, хотя казались уже не столь непокорными, и яростный рыжий цвет смягчился случайными серебряными прядями. А кожа была такой же свежей и чистой, как в тот день, когда он впервые увидел ее.

Когда он наконец замолчал, чтобы перевести дух, она заговорила.

– Ты должен сказать своей жене, что не можешь оставаться здесь, – сказала она. – Ничего не получится, Пол. Пожалуйста. Если ты останешься здесь, мы не сможем избежать случайных встреч.

Ее слова лишь подогрели его фантазию. Зачем беспокоиться о том, где он будет жить, если бы она не боялась поддаться искушению?

– Поверь, я не хотел переезжать сюда, – сказал он. – Я пытался отговорить Оливию, убеждал ее отказаться от этой работы, но она и слышать ничего не хотела.

– Она знает обо мне? Он покачал головой.

– Она даже не знает ничего о том, что я жил здесь как-то летом. Однажды, много лет назад, я начал было рассказывать ей о тебе, но Оливия из тех людей, которые предпочитают не ворошить прошлое.

Собственное прошлое Оливии было таким тяжелым, таким болезненным, что в начале их взаимоотношений потребовалась почти вся их энергия для того, чтобы справиться с ее глубокими душевными ранами. Ему пришлось восстанавливать все то, что было в ней разрушено, и теперь она не желала оглядываться назад. Она лишь поняла, что задолго до того, как они познакомились, у него уже был очень серьезный роман, и ничего, кроме этого, знать не хотела.

Он прошел к задней стене студии, чтобы поближе рассмотреть поразивший его витраж.

– Твоя работа – просто великолепна. Ты здорово продвинулась.

– Я изменилась, Пол, – сказала она. – Я уже не та женщина, которую ты знал. Пожалуйста, пусть у тебя не будет иллюзии, что между нами могут возникнуть какие-то отношения.

– Только дружба.

– Нет. Это невозможно, – она понизила голос, и он понял, что в студии есть еще кто-то. – Нас связывало слишком многое, чтобы теперь мы могли оставаться просто друзьями.

Теперь он подошел к ней достаточно близко, чтобы разглядеть милые морщинки, залегшие в уголках глаз и губ. Ему захотелось увидеть ее улыбку, услышать ее смех, отражающийся от стекла звонким эхом.

– Я работаю в «Газетт», – сказал он, – но пишу и для других изданий. Я хотел бы написать о тебе статью для журнала «Сискейп».

– Нет.

– Я уже говорил по этому поводу с редактором. Пожалуйста, Энни. Это поможет мне сделать себе имя здесь.

У него за спиной скрипнула дверь, и Пол вздрогнул от неожиданности. Он повернулся и увидел крупного мужчину с волосами, собранными сзади в хвост, вышедшего из соседнего помещения, которое, по-видимому, было темной комнатой. Энни шагнула ему навстречу.

– Том, – сказала она, – это – Пол Маселли. Он журналист и хочет написать обо мне статью для «Сискейп».

– Привет. – Пол пожал руку Тома.

Что ж, он поддержит ее игру: пусть они будут незнакомы друг с другом, если ей так хочется.

– Ну, вы не могли бы выбрать лучшего персонажа для своей статьи, – сказал Том. – Вам просто не встретить более разностороннего человека. Без нее не обходится ни одно начинание в нашем обществе. А в том, насколько она талантливая художница, вы можете убедиться сами.

Том настолько увлекся, подробно рассказывая Полу о работе Энни, что тот достал блокнот и начал делать записи. Энни же села за свой рабочий стол, глядя на них без тени улыбки.

Так начались их интервью. Он позволял ей говорить о ее детях, о муже. Эти встречи питали его навязчивое увлечение. Он послал к ней в студию фотографа из «Сискейп» с заданием снять несколько десятков фотографий – гораздо больше, чем могло потребоваться для статьи, – с тем, чтобы оставить их себе. Он воображал, что улыбка, с которой Энни позировала перед объективом, предназначалась ему. В реальной жизни она почти не улыбалась ему. Он не сомневался – она снова хотела его. Никакой другой причиной нельзя объяснить то, что она боится находиться рядом с ним. Она должна хотеть его – иначе и быть не может.

У Пола не было настоящих друзей – одни знакомые. Его буквально распирало от потребности выговориться, но он не мог никому довериться. Никому, кроме Оливии, готовой его выслушать.

Оливия. Как она терпела его все эти недели и месяцы, когда он был поглощен одной лишь Энни и не говорил ни о чем другом?

Он был тяжело болен. Сегодня, оглядываясь назад, он уже мог дать всему этому трезвую оценку: жалкое, навязчивое увлечение, которое стоило ему потери сна, самоуважения, разрушения брака. Несколько дней назад к нему в отель позвонил Гейб и рассказал о статье в «Газетт», в которой Джонатан Крамер обвиняет Оливию в неправильных действиях в отношении Энни. Пол думал об этом весь сегодняшний вечер и пришел к выводу, что Крамер не прав. Чтобы убедиться в этом, достаточно было вспомнить крушение «Восточного ветра». Оливии он бы, не колеблясь, доверил свою собственную жизнь, жизнь любого дорогого ему человека.

В руках Оливии у Энни было гораздо больше шансов выжить, чем если бы она попала к любому другому врачу. Сейчас, на расстоянии, для него это выглядело совершенно очевидным. Все те годы, что они прожили здесь с Оливией, он был доволен жизнью. С ней он обрел наконец душевный покой и научился контролировать терзавших его демонов. Он был благодарен ей за то, что она помогла ему освободиться от его навязчивого увлечения. И за все это он отплатил ей жестокостью, холодностью, грубостью. А теперь ей еще приходится терпеть нападки газеты, в которой он работает, как будто он продолжает причинять ей боль, даже находясь в Вашингтоне.

Пол посмотрел на часы. Если он прямо сейчас отправится в отель, то он вернется туда до того, как она ляжет спать. Он расплатился по счету и торопливо вышел в жаркий вечерний воздух.

Телефон зазвонил в десять тридцать пять. Оливия мыла голову в душе. Она завернулась в полотенце и поспешила в спальню, чтобы снять трубку раньше, чем включится автоответчик. Она услышала голос Пола, а не Алека, и на долю секунды расстроилась.

– Ты вернулся?

– Нет. Я в гостинице, в Вашингтоне. Я возвращаюсь завтра. – Его голос звучал устало и немного напряженно.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.

Он помедлил с ответом, а затем до нее донесся слабый смешок или, может быть, кашель:

– Физически – хорошо. А душевно я близок к отчаянью.

Оливия почувствовала, как шампунь стекает у нее по спине.

– Что ты имеешь в виду? – таща за собой телефонный шнур, она дошла до бельевого шкафа в коридоре, вытащила полотенце и накинула его на плечи.

– Я разговаривал с Гейбом из «Газетт». Он рассказал мне о нападках на тебя по поводу Энни. Мне очень жаль, Оливия. Я и не предполагал, что «Газетт» может склочничать как желтая пресса. Может быть, если бы я не уехал, то смог бы как-то предотвратить этот скандал.

Она вернулась в спальню и села на кровать.

– Ты ведь тоже считал, что я виновата, – сказала она.

– В смерти Энни? Нет, Лив, я слишком хорошо тебя знаю, чтобы всерьез так думать. Меня удивляло, как ты могла работать над Энни, когда я был таким негодяем – я имею в виду свое отношение к ней. Но я не сомневаюсь, что ты сделала все возможное. Прости, что вообще хоть в чем-то тебя обвинял.

Оливия покачивала трубку на ладони.

– Твои слова для меня много значат.

Он помолчал немного, прежде чем продолжить:

– Я здесь много думал. Вашингтон – это сплошные воспоминания о тебе, о нас с тобой. Сегодня я заходил в книжный магазин Донована.

– Правда?

Она тут же представила себе магазин, звуки и запах теплого кофе, заполнявшие его.

– Жаль, что мы уехали отсюда. Нам было хорошо здесь.

– Но мы решили, что не хотим воспитывать там своих детей или приемных…

– Знаю, знаю, – он замолчал. Она слышала, как он вздохнул, прежде чем проговорил: – Мы можем встретиться, когда я вернусь?

– Конечно.

– Я имею в виду куда-нибудь пойти. Попробовать начать все сначала, – мягко попросил он.

– Я очень рада, – она ответила с той же теплотой.

– Я приеду около пяти.

– Я работаю до семи, – она сжалась, ожидая, что он рассердится, что ее работа снова мешает их отношениям.

– Хорошо, в семь, – ответил он и, поколебавшись, спросил: – Лив, почему ты не борешься с Крамером? На тебя это так не похоже – сидеть сложа руки.

Она провела рукой по покрывалу. Он прав, она всегда встречала противника с открытым забралом и не отступала, как впрочем, не отступала ни перед каким препятствием, встречавшимся на ее пути.

– Единственное, что могло бы мне сейчас помочь – независимая медицинская экспертиза, – сказала она, – но я не уверена, что у меня хватит сил пройти через это.

– Не сдавайся, Лив, прошу тебя. Независимо ни от чего, ты можешь рассчитывать на мою поддержку, обещаю.