– Ты не можешь подарить ее мне, – шепотом сказал я, уже догадавшись, что внутри. Я просто не мог в это поверить. Руки у меня начали дрожать.

– Пожалуйста, – повторила она ласково, – открой. Хочу, чтобы она была у тебя.

Я неохотно развернул подарок и осторожно взял его в руки, боясь повредить. Я смотрел на него как зачарованный, потом медленно коснулся пальцами истертой кожи. Глаза наполнились слезами. Джейми взяла меня за руку. Ладонь у нее была мягкая и теплая.

Я просто не знал, что сказать.

Она подарила мне свою Библию.

– Спасибо за все, – прошептала Джейми. – Это лучшее Рождество в моей жизни.

Я отвернулся, не ответив, и потянулся за бокалом. По-прежнему играла «Святая ночь», музыка наполняла комнату. Я отхлебнул пунша, надеясь увлажнить внезапно пересохшее горло. Все те часы, которые я провел с Джейми, воскресли в моей памяти. Я вспомнил школьный бал и то, что она сделала в тот вечер. Вспомнил Джейми на сцене. Вспомнил, как провожал ее домой и помогал собирать жестянки, наполненные мелочью для сирот.

Эти образы проплывали в моей голове; я затаил дыхание и посмотрел на Джейми, затем огляделся, изо всех сил пытаясь хранить спокойствие, и снова перевел взгляд на нее. Мы улыбались друг другу. Оставалось лишь гадать о том, каким образом я влюбился в такую девушку, как Джейми Салливан.

Глава 10

Я отвез Джейми домой из приюта. Поначалу подумывал, не следует ли потянуться в зевке и как бы случайно положить руку ей на плечо, но, честно говоря, не был уверен, какие чувства испытывает Джейми. Она преподнесла мне самый ценный подарок в моей жизни – все равно что отдала кусок самой себя, хотя, возможно, я никогда не открою эту Библию и не буду читать ее, как она. Но, учтите, Джейми могла бы пожертвовать почку абсолютно постороннему человеку, если бы он в ней нуждался.

Как-то Джейми сказала, что она не дура, – в конце концов я и сам это осознал. Она, возможно, отличалась от остальных, но все-таки раскусила мой фокус с деньгами. Думаю, она все знала уже тогда, когда мы сидели у нее в гостиной. Когда Джейми назвала это чудом, то скорее всего имела в виду меня.

Хегберт, помнится, зашел в комнату, когда мы разговаривали, но ничего не сказал. В последнее время священник вообще был как будто сам не свой. Нет, он, как обычно, обличал прелюбодеев, и его проповеди по-прежнему били прямо в цель, но они стали заметно короче. Иногда Хегберт замолкал посреди своей речи, и его лицо приобретало странное выражение, как будто он думал о чем-то грустном.

Я понятия не имел, в чем дело, потому что, в общем, совсем не знал Хегберта. Джейми, упоминая отца, как будто говорила о другом человеке. Предположить у него чувство юмора было все равно что представить две луны на небе.

Думая о Хегберте, я взглянул на Джейми. Она с умиротворенным лицом смотрела в окно и слегка улыбалась, но ее мысли как будто витали где-то далеко. Я тоже улыбнулся. Может быть, она думала обо мне. Моя рука потихоньку начала приближаться к ней, но тут Джейми прервала молчание.

– Лэндон, – сказала она, обернувшись, – ты думаешь о Боге?

Я отдернул руку.

Когда я думал о Боге, то обычно представлял Его таким, как рисуют на старых картинах, – парящий в небе исполин в белой мантии, с длинными развевающимися волосами, который грозит тебе пальцем. Но я понимал, что Джейми имеет в виду не это. Она говорила о воле Божьей. Я задумался, прежде чем ответить.

– Конечно, – сказал я. – Ну, то есть иногда.

– Ты когда-нибудь задумывался о том, почему некоторые вещи оборачиваются не тем, чем хотелось бы?

Я неуверенно кивнул.

– Я в последнее время много об этом думала.

Мне хотелось спросить: «Больше, чем обычно?» – но, судя по всему, Джейми собиралась продолжать, поэтому я промолчал.

– Знаю, Бог распланировал всю нашу жизнь, но иногда я теряюсь в догадках, каким образом Он известит нас о своих замыслах. Тебе такое не приходило в голову?

Джейми говорила так, как будто я все время только об этом и думал.

– Ну… – отозвался я. – Наверное, мы и не должны до конца Его понимать. Возможно, иногда нужно просто верить.

Мне показалось, что я дал хороший ответ. Видимо, привязанность к Джейми заставила мои мозги работать быстрее, чем обычно. Она задумалась над этими словами.

– Да, – наконец сказала она. – Ты прав.

Я улыбнулся и сменил тему, поскольку разговор о Боге трудно назвать романтическим.

– Знаешь, – весело сказал я, – было просто здорово, когда мы с тобой сидели под елкой.

– Да, – отозвалась Джейми. Она по-прежнему думала о чем-то другом.

– Ты отлично выглядишь.

– Спасибо.

Беседа явно не клеилась.

– Можно тебя кое о чем спросить? – поинтересовался я, надеясь вернуть ее с небес на землю.

– Конечно.

Я глубоко вздохнул.

– Завтра, после службы… ну и когда ты немного побудешь с отцом… – Я сделал паузу и взглянул на нее. – Может, придешь к нам на рождественский обед?

Хотя Джейми по-прежнему смотрела в окно, я заметил, что она слабо улыбнулась.

– Да, Лэндон, буду очень рада.

Я облегченно вздохнул, все еще не веря в то, что действительно ее пригласил. Катил по улицам, украшенным фонариками, и через городской сквер, а потом потянулся и взял Джейми за руку; в довершение этого прекрасного вечера она ее не отняла.

* * *

Когда мы остановились около ее дома, в гостиной по-прежнему горел свет; за занавесками виднелся силуэт Хегберта. Наверное, священник бодрствовал потому, что желал узнать, как прошел праздник в приюте. Или, возможно, хотел убедиться, что я не поцелую его дочь на прощание. Такого он бы точно не одобрил.

Я раздумывал об этом, когда мы вылезли из машины и подошли к двери. Джейми притихла, но казалась очень довольной; видимо, была рада, что я пригласил ее в гости. Раз уж она оказалась достаточно проницательна для того, чтобы раскусить мой фокус с деньгами для сирот, возможно, Джейми с той же легкостью разгадала, что значит это приглашение. Судя по всему, она заметила, что я впервые по собственному побуждению предложил составить ей компанию.

Когда мы поднялись на крыльцо, Хегберт выглянул из-за занавесок и тут же спрятался. Родители Анжелы, например, таким образом давали понять, что у тебя есть еще пара минут до того, как откроется дверь. Обычно этого времени хватало, чтобы посмотреть друг на друга, а потом набраться смелости и поцеловаться.

Но я не знал, захочет ли Джейми поцеловать меня, точнее, я сильно в этом сомневался. С распущенными волосами она казалась такой хорошенькой, что после всего случившегося я решил не упускать возможности, если таковая вдруг обозначится. И уже начал собираться с духом, когда Хегберт открыл дверь.

– Я слышал, как вы подъехали, – сообщил он. Кожа у него была того же землистого оттенка, что и обычно.

– Здравствуйте, преподобный Салливан, – мрачно сказал я.

– Привет, папа, – радостно отозвалась Джейми. – Жаль, что ты не смог поехать с нами сегодня. Было просто замечательно.

– Рад за вас. – Хегберт кашлянул. – Можете пожелать друг другу спокойной ночи. Джейми, я оставлю дверь открытой.

Повернулся и направился в гостиную. Я догадался, что оттуда Хегберт может наблюдать за нами. Священник делал вид, что читает, хотя я не видел, чем заняты его руки.

– Сегодня я прекрасно провела время, Лэндон, – сказала Джейми.

– Взаимно, – ответил я, ощущая на себе взгляд ее отца. Интересно, догадался ли он, что я держал его дочь за руку, сидя в машине?

– Во сколько мне прийти завтра? – спросила Джейми.

Хегберт приподнял бровь.

– Заеду за тобой. В пять. Хорошо?

Она посмотрела через плечо:

– Папа, ты не против, если завтра я схожу в гости к Картерам?

Хегберт потер глаза и вздохнул:

– Сходи, если тебе нужно.

Не слишком воодушевляюще, но не так уж и плохо.

– Что принести? – спросила Джейми. На Юге всегда задают этот вопрос.

– Ничего, – ответил я. – Приеду за тобой без четверти пять.

Мы постояли несколько мгновений молча; судя по всему, Хегберт начал терять терпение. Он ни разу не перевернул страницу.

– Увидимся завтра, – сказала Джейми наконец.

– Да.

Она потупилась, потом снова взглянула на меня:

– Спасибо, что подвез.

И вошла в дом. В ту секунду, когда закрывалась дверь, я заметил, что на губах Джейми играет легкая улыбка.

* * *

На следующий день я приехал за ней минута в минуту и с удовольствием увидел, что Джейми снова распустила волосы. Она надела подаренный мною свитер, как и обещала.

Мои родители были удивлены, когда я попросил позволения пригласить на обед Джейми. Угощения, разумеется, хватило бы на всех – когда папа гостил дома, Хелен, наша кухарка, готовила столько еды, что хватило бы накормить целую армию.

Кажется, я раньше не упоминал Хелен. Мы держали кухарку и горничную, во-первых, потому что могли себе такое позволить, а во-вторых, потому что мама была не лучшей домохозяйкой на свете. Она, конечно, делала мне сандвичи на завтрак, но потом у нее уходило три-четыре дня на то, чтобы привести в порядок ногти. Без Хелен я бы все детство питался подгоревшим пюре и пересушенным бифштексом. К счастью, папа осознал это сразу после свадьбы, поэтому кухарка и горничная появились в доме еще до моего рождения.

Хотя наш дом был одним из самых больших в городе, дворцом я бы его не назвал; прислуга жила отдельно. Отец купил этот дом из-за его исторической ценности. Хотя в нем и не жил пират Черная Борода (что представляло бы значительный интерес для меня), им некогда владел Ричард Доббз Спейт – один из членов конвента, подписавших Конституцию. Спейту также принадлежала ферма неподалеку от Нью-Берна, примерно в сорока милях от Бофора; там его и похоронили. Конечно, наш дом прославился не так, как место упокоения мистера Спейта, но все-таки отцу было чем похвастаться в конгрессе. Когда он бродил по саду, то предавался размышлениям. Мне отчего-то делалось грустно при мысли о том, что отец, как бы он ни извернулся, никогда не переплюнет Ричарда Доббза Спейта. Крупные исторические события случаются лишь раз в несколько сотен лет – можно сколько угодно обсуждать фермерские субсидии или говорить о «красной заразе», но с подписанием Конституции ничто не сравнится. Даже я это понимал.

Наш дом значился в «Национальном историческом реестре» и, наверное, значится до сих пор. Джейми по-прежнему благоговела перед ним, хотя была у нас не впервые. Мои родители принарядились, и я тоже; в знак приветствия мама поцеловала гостью в щеку. Я невольно подумал, что она преуспела в этом раньше меня.

Обед из четырех блюд был довольно формальный, но отнюдь не чопорный. Родители самым милым образом болтали с Джейми; я пытался вносить шутливую ноту, но не слишком успешно, по крайней мере с их точки зрения. Джейми, впрочем, смеялась, и я счел это добрым предзнаменованием.

После обеда я предложил Джейми пройтись по саду, хотя зимой смотреть там было не на что. Одевшись, мы вышли на улицу. Наше дыхание паром повисало в морозном воздухе.

– Твои родители – замечательные люди, – сказала Джейми. Видимо, проповеди Хегберта она не принимала близко к сердцу.

– Да, они по-своему милы, – отозвался я. – Моя мама просто душка.

Во-первых, так оно и было, а во-вторых, мама теми же словами обычно отзывалась о Джейми. Я надеялся, что она уловит намек.

Джейми остановилась, чтобы взглянуть на розовые кусты. Сейчас это были просто голые палки, и я понятия не имел, что в них интересного.

– Это правда – насчет твоего дедушки? – спросила она. – То, что о нем рассказывают?

Видимо, намек прошел мимо.

– Да, – ответил я, стараясь не выказывать своего разочарования.

– Как грустно, – отозвалась Джейми.

– Согласен.

Она взглянула на меня:

– Правда?

Я отвел взгляд. И не спрашивайте почему.

– Мой дед поступал скверно.

– Но ты, похоже, не собираешься исправлять его ошибки.

– Если честно – никогда об этом не думал.

– А если бы подумал?

Я промолчал; Джейми отвернулась. Она снова принялась рассматривать кусты, и я вдруг понял, что девушка ждала утвердительного ответа. Именно так, не задумываясь, поступила бы она сама.

– Зачем ты это делаешь? – спросил я и почувствовал, что к моим щекам прилила кровь. – Зачем внушаешь мне чувство вины? Ведь я не сделал ничего дурного. Всего лишь родился Картером.

Джейми коснулась ветки.

– Это не значит, что ты ничего не можешь исправить, если вдруг появится такая возможность, – мягко возразила она.