— Отлично. Спасибо, Линн.

Я уже готов был повесить трубку, но она спросила:

— В какое время?

— О, совсем забыл. В семь не слишком поздно для вас?

— Нисколько. Мы, наверное, должны выбрать ресторан.

— Есть предпочтение?

— Нет, а у вас?

— Даже не знаю… — В голове у меня прокручивались возможные варианты.

— Может быть, на набережной в «Айваре»?

— Прекрасно. Увидимся там.

И ее госпиталь, и наш офис находились в центре Сиэтла. Мы можем оставить свои автомобили и пройти пешком до ресторана. Рыбный ресторан на набережной был популярен у нее на побережье, там прекрасно готовили. Можно было выбрать еду у прилавка и сесть за один из столиков, накрытых снаружи прямо на набережной. Никаких официантов, хлопочущих назойливо рядом, и можно уходить и приходить незаметно, как вздумается.

Линда снова постучала в дверь, напоминая, что у меня прием.

— Жду вас в семь. — Я уже хотел положить трубку, когда она назвала меня по имени. — Слушаю? — Теперь мне уже было абсолютно некогда.

— Просто хотела поблагодарить за то, что вы взяли инициативу в свои руки и пригласили меня. Не была уверена, что вы позвоните. И… и я хочу, чтобы вы знали — я очень рада, что вы позвонили.

— О… Я тоже… — пробормотал я.

Время до вечера промелькнуло незаметно. Я старался гнать из головы наш телефонный разговор, зная, что стану испытывать неловкость за себя. Мы оба одиноки, пара, не имеющая практики в отношениях. Об отношениях и речи не идет, но дружба не исключена. И этого вполне довольно. В настоящий момент к большему я не готов.

Мои подчиненные покидают клинику в половине шестого. Я обычно задерживаюсь: делаю предписания, выписываю рецепты, просматриваю результаты анализов. Но в этот вечер я не мог сконцентрировать внимание на работе. Мысли о предстоящей встрече не давали мне покоя. Я уже сделал ошибку, когда позвонил, не обдумав заранее, что предложить. Оторвал блокнотный листочек и начал набрасывать возможные темы для разговора с Линн. Что-то вроде шпаргалки, но я в ней нуждался.

Естественно, мы поговорим о Ханне. Я готов говорить о ней без конца. Буду внимательным слушателем, если Линн посвятит меня в подробности своего развода. Можно поговорить об общих знакомых среди медиков, в их числе Патрик. И я записал еще несколько имен.

Итак, в моей шпаргалке три темы. Для начала хватит. Я надеялся, что Линн не станет полностью перекладывать на меня усилия по поддержанию разговора. Я не очень умел это делать. Уинтер сама взяла на себя инициативу, и это очень облегчило мне ту встречу за чашкой кофе. Может быть, и в этот раз обойдется.

Мне понадобилось всего пятнадцать минут, чтобы спуститься вниз, к набережной. Лето стремительно приближалось, и скоро набережную заполнят толпы туристов. Многие приезжают за день-два до своего круиза через пролив до Аляски, очень популярного среди отпускников.

Мы с Ханной всегда мечтали о таком круизе. Но сначала плата за обучение, потом взнос за практику не позволяли такую роскошь. Когда я начал практиковать, не было времени, график работы изменился, потом заболела Ханна.

Я подошел к терминалу только что причалившего парома, пришлось пропустить поток съезжавших с него машин. На той стороне я заметил у входа в ресторан Линн, она пришла раньше меня. Мы одновременно увидели друг друга, и она помахала рукой.

Я помахал в ответ, и вдруг меня снова охватила паника, внутри все сжалось. Нащупав в кармане свою шпаргалку, я немного успокоился.

Переход освободился от потока машин, и я подошел к Линн.

— Спасибо, что согласились со мной встретиться, — начал я с улыбкой и вдруг заметил, как она привлекательна.

— Спасибо вам, что пригласили.

Я вдруг потерял дар речи. Наступило неловкое молчание, его прервала Линн:

— Сделаем заказ?

Я пожалел, что выбрал ресторан без бара. Бокал вина помог бы нам сейчас расслабиться.

— Конечно.

Начало было малообещающим. Мы встали в очередь, я начал изучать меню, размещенное над прилавком на большом стенде.

— Что вы выбрали? — догадался я спросить.

— Мне нравится у них суп из моллюсков.

— Что-нибудь еще?

— Я люблю его в хлебной чашке.

— Что ж, я возьму то же самое.

Густой суп разливается в большие хлебные чашки из дрожжевого теста, как часть блюда. Я уже находился в таком нервном напряжении, что вряд ли вообще смогу что-нибудь проглотить. Последний раз я был таким, когда впервые пригласил девушку на свидание. Мне было тогда пятнадцать лет.

Я заплатил за обед и отнес поднос на один из столиков на набережной. Мы молча сидели некоторое время, не притрагиваясь к еде и избегая смотреть друг на друга.

Наконец Линн взяла ложку, и я последовал ее примеру. Попробовав суп, она положила ложку на бумажную салфетку и наконец взглянула на меня.

— Наверное, вам интересно будет узнать больше о Марке.

Я удивился, что она сразу перешла к разговору о муже. Ждал, конечно, что она обязательно упомянет его в течение вечера, но не Марк станет главной темой.

— Все хотят знать, что случилось, — выдохнула она, — и я предпочитаю объяснить все сразу.

Я знаком попросил продолжать:

— Если хотите.

— Не очень. Но честно будет вам сказать сразу, что он уже вышел из тюрьмы и теперь устраивает свою жизнь заново.

Я кивнул, подбадривая ее.

Она опустила глаза.

— А поскольку он строит жизнь заново, вероятно, и я должна последовать его примеру.

Глава 13

— Когда открылось, что Марк украл из госпиталя деньги, я была настолько поражена, что это стало для меня шоком. — Суп был окончательно забыт. — Я понимала, что на это была причина. Накануне он вел себя странно, но я думала, что нервозность связана с его работой. Потом пожалела, что ни о чем его не расспросила. Должна была понять, что с ним происходит неладное, ведь тогда еще можно было выяснить, в чем дело.

— Я прекрасно понимаю вас. Как врач, я должен был подозревать, что с Ханной не все в порядке, должен был обратить внимание, но не сделал этого.

В ее глазах я увидел сочувствие.

— Но ваша вина не сравнится с моим равнодушием по отношению к Марку.

Тем не менее чувство вины перед Ханной не давало мне покоя. Я был так занят своей работой, карьерой, собственной персоной, комфортом, что мне в голову не пришло, что она больна. Долг мужа и врача требовал от меня внимания к жене, а я предал Ханну. Никогда в жизни мне не отделаться от этой тяжелой мысли, забыть чувство вины перед ней.

Ханна понимала мое состояние, вновь и вновь она повторяла, что этот вид не имеет обычных симптомов: ни необъяснимой постоянной усталости, ни боли, и у нее не было в семье подобных случаев. Никто не смог бы предположить, что она больна.

— Наверное, вы были поражены, когда Марка арестовали.

Хорошо, что не надо говорить сейчас о Ханне. Может быть, позже.

— Я просто испытала шок. Его родители тоже. Тем более что Марк всегда был предельно честным. Самым прямым и искренним из всех, кого я знала.

— Вы все еще его любите? — спросил я, хотя ответ был очевиден.

Она в замешательстве кивнула.

— Но я сопротивляюсь, не хочу его любить. Вообразите мое положение — как я была растеряна, какой испытала стыд и гнев. Он решительно отказался объяснить мне причину своего поступка. Я не нашла ничего лучшего, как подать на развод. Теперь жалею, потому что знаю правду. — Она закрыла глаза и помолчала. — Хотя… если брать во внимание последние новости, я поступила верно.

— У него кто-то был?

Вопрос оказался болезненным для нее, и по тому, как она поморщилась, я понял, что затронул больное место.

— Я уверена, что никого не было. Он мог скрыть от меня кражу денег, но только не это. — Во взгляде ее было страдание.

Я наклонился вперед, взял ее руку, сжал, потом отпустил.

— В глубине сердца я уверена, что он был верен мне в течение всего нашего брака… Но вдруг появились сомнения. Может быть, он с кем-то встречается сейчас. Впрочем, его мать мне бы рассказала. Мы с ней поддерживаем связь.

— Марк сразу согласился на развод?

Мне казалось странным, что он вместе с карьерой, свободой выбросил за борт и брачные отношения.

— Да. Он не возражал и подписал все бумаги без малейшего колебания.

Для нее это было сильным разочарованием.

— Вероятно, он хотел вас избавить от лишних неприятностей, — предложил я возможный вариант объяснения.

— Может быть. Но разве это изменило мое положение? Он был моим мужем, и я все равно увязла вместе с ним, кроме того, было невыносимо больно, как легко он расстался со мной, ушел не оглянувшись.

Я смутно помнил это дело, читал в газетах, да и Патрик рассказывал, но без деталей.

— Было следствие?

— Нет. Он признал вину. Год тюрьмы и возмещение ущерба. И плюс значительный штраф. В итоге долг составляет сорок тысяч долларов.

Мне не хотелось обсуждать проблемы Марка и его финансовые трудности. Но я должен был поддержать ее и как-то закончить тему.

— Как это могло случиться?

Странно, но из всего сказанного можно было заключить, что Марк Ланкастер порядочный, честный человек. Как он решился на хищение? Впрочем, причина могла быть скрыта от всех — наркотики, игра, да мало ли что.

— Я узнала много позже, что он взял деньги, чтобы помочь сестре. Она оказалась в отчаянном положении, не буду сейчас вдаваться в историю Дениз. Она думала, что успеет вернуть ему деньги, которые он украл для нее, но в последний момент все рухнуло.

— Он пошел на все это ради сестры? — Я был поражен. — Надеюсь, она оценила его самопожертвование.

— Они очень близки.

— И теперь?

Она кивнула.

— По правде говоря, Дениз понятия не имела, откуда он взял деньги. Думала, он взял ссуду и, когда она вернет деньги, погасит ее. Пока не узнала, что его арестовали. Она умолила суд смягчить приговор. Сейчас работает, делает все, что может, чтобы вернуть долг.

Она больше не притронулась к супу. Я все-таки иногда черпал ложкой.

— Вы виделись с ним после его выхода из тюрьмы?

Она замешкалась с ответом.

— Не сразу.

Видно было, что ей трудно об этом говорить. Я не стал больше расспрашивать, пусть сама решает, продолжать или нет разговор о Марке.

— Марк говорит, что не желает больше иметь со мной ничего общего. Он хочет, чтобы я забыла о нем и начала свою жизнь заново. — Она прикусила губу. — Я встречалась с психологом, она советует то же самое.

Я вспомнил, что мы с ней говорили о советах такого рода. Все стремятся навязать свое мнение, в то время как только сам человек может решить свою дальнейшую судьбу. Даже Ханна своим письмом пыталась меня подтолкнуть к новым встречам.

— Я уже делала попытку. Было одно свидание, — призналась Линн.

— И как все прошло?

Она усмехнулась:

— Ужасно.

— Сегодня лучше?

Она снова улыбнулась, и складочки на лбу разгладились.

— Намного лучше.

Это меня обрадовало, я тоже улыбнулся в ответ.

— А вы?

— Что — я?

— Вы пытались с кем-то встречаться после смерти Ханны?

Не буду же я объяснять, что у меня не было свиданий с двадцатилетнего возраста. Я пожал плечами:

— Были попытки, не скрою.

Встреча за чашкой кофе с Уинтер.

— И как все прошло?

Я подумал.

— Ничего особенного.

— Ханна была необыкновенной женщиной.

Да, и необыкновенной, но разве можно одним словом описать мою несравненную красивую и умную жену!

— Знаете, на работе мне приходится иметь дело с пациентами, проходящими химиотерапию, я забочусь о них и всегда переживаю. Все они по-разному относятся к несчастью, кто-то злится, некоторые подавлены, но Ханна всегда была оптимисткой, всегда в хорошем настроении, даже подбадривала других, находила нужные слова. — Линн помолчала с задумчивым видом, потом продолжала: — До самого конца она не теряла присутствия духа, и знаете, когда ее не стало, многие плакали и говорили о ней с благодарностью.

— Она и меня всегда поддерживала и воодушевляла, под ее влиянием за двенадцать лет совместной жизни я стал лучше.

— Не могу выразить, как мне жаль, что не смогла быть на ее похоронах.

Я только потряс головой в ответ на ее сожаление. Тот день прошел как в тумане, я был так убит собственным горем, что не видел окружающих, ничего больше не имело значения. Помню церковь, полную народу, службу, но лица расплывались.

Я молчал. Линн наконец вспомнила о супе из моллюсков, теперь настала ее очередь поесть.