У меня перехватило дыхание.

— Мне надо идти.

— Слушай, — продолжал Патрик, — ты должен быть с нами сегодня вечером. Извинения не принимаются. Ты понял?

— Ладно, ладно.

Он отсоединился. Кажется, Ричи и Патрик одинаково относились к моему затворничеству. Они не могли меня понять.

В полдень я сообщил Ричи, что буду сегодня у него в шесть тридцать. Кажется, он был доволен. Я все больше приходил к мысли, что мне надо вновь бывать с друзьями. Как в старые времена, когда мы смеялись, обменивались анекдотами, заказывали пиццу, пили пиво. Потом играли в карты, пока не кончались четвертаки; часто я уходил, звеня полными карманами мелочи.

Я пришел на пятнадцать минут раньше.

— Рад тебя видеть, — приветствовал меня Ричи.

Макс спустился из своей комнаты, мы с ним обменялись дружескими приветствиями, как обычно — хлопнули друг друга ладонью в ладонь, и он снова ушел к себе. Ричи, не спрашивая, протянул мне пиво.

— Пиццу скоро доставят.

— С анчоусами?

— Я когда-нибудь заказывал другую?

— Я знал, что ты это скажешь.

Ханна и Стеф не любили анчоусы, и, когда мы собирались вчетвером и заказывали пиццу, мы с Ричи брали для себя одну с двойной порцией анчоусов, чтобы доказать, что мы настоящие мужчины. Объясняли маленькому Максу, что рыба способствует росту волос на груди, поэтому женщины отказываются ее есть. Шутка была глупой, но всегда вызывала смех.

Патрик явился вслед за мной и, увидев меня, ухмыльнулся:

— Ты сегодня вовремя.

Стив пришел последним. Вслед за ним подъехала машина доставки пиццы. Пицца была разрезана на куски, разложена по тарелкам, и через пять минут мы уже сидели за столом и пили холодное пиво. Началась дружеская трепотня, анекдоты, и вскоре я смеялся до колик. Мне вдруг показалось, что я никогда не покидал компанию, хотя на самом деле прошло два года с тех пор, как я последний раз играл в покер. Два года. Невероятно, что я пропустил столько времени.

Мы играли до одиннадцати, выиграл Стив, и мне пришлось сделать хорошую мину, пошутив, что я потерял форму, но в следующий раз непременно отыграюсь.

Перед нашим уходом Стив торжественно объявил, широко улыбаясь:

— У меня есть сюрприз в честь возвращения Майкла.

Все выжидательно на него посмотрели.

— Серьезно? — спросил я с фальшивой улыбочкой, надеясь, что это не общий розыгрыш.

— В последнюю поездку на конференцию в Майами, — продолжал Стив, — я там купил кое-что. — Он открыл пакет из толстой бумаги и торжественно выложил оттуда четыре толстые сигары.

— Кубинские, — гордо сказал он.

— Ты уверен? — Патрик был известным скептиком.

— Попробуй сам.

— Кубинские? А они не контрабанда? — спросил я.

— Не спрашивай, брат мой, просто наслаждайся.

— Правда, Эверетт, дареному коню в зубы не смотрят, — отозвался Ричи, который уже зажал в зубах сигару.

Действительно, не все ли равно, каким образом Стив достал сигары? Аромат от сигары уже плыл по комнате. Я отломил конец, зажег сигару, закрыл глаза, затянулся и испытал истинное удовольствие.

— Если они даже и не кубинские, все равно это лучшие из сигар, которые я когда-то пробовал, — одобрил Ричи.

Мы сидели, с удовольствием дымили, хотя все четверо вообще-то были некурящими, кроме подобных случаев с сигарами два раза в год. Эта традиция сохранялась и в мое отсутствие.

— Как хорошо, что ты вернулся, — сказал Стив. Он поднял вверх сигару жестом, как будто произносил тост с лучшим виски.

— Ты уже говорил, — заметил Патрик.

— Я повторяю.

Я оглядел друзей, растроганный их теплым приемом.

— Я и сам рад, что вернулся. — Ответ был лаконичен, но совершенно искренен.

Через полчаса мы разошлись, завтра всем надо было рано вставать на работу.

В машине я включил радио и по дороге во все горло распевал старые хиты. Вернувшись домой и чувствуя приятное возбуждение, понял, что не усну. Я был счастлив.

Впервые после смерти Ханны. От давно забытого ощущения кружилась голова. Я бродил из комнаты в комнату, поставил диск Нейла Янга, которого так любила Ханна. И если бы рядом сейчас была женщина, я пригласил бы ее на танец.

И как часто бывало в последнее время, мои мысли устремились к Мэйси. Мне страстно захотелось ей позвонить. От радостного возбуждения я потерял счет времени. Меня просто распирало желание поделиться с кем-то своим настроением.

Оказывается, Мэйси была единственной, кому мне хотелось об этом рассказать. Я понимал, что пожалею об этом завтра же утром, но это уже не могло меня остановить.

Я взял трубку, уселся на диван и набрал ее номер. После четырех вызовов она ответила:

— Да?

Голос был сонный. Конечно, я ее разбудил.

Вдруг я потерял дар речи, растерялся и чуть не повесил трубку. Но взял себя в руки, такое поведение было недостойно взрослого мужчины.

— Мэйси, — хрипло проквакал я.

— Майкл, это ты?

— Боюсь, что я.

— Что-то случилось? Сейчас уже ночь.

— Я знаю.

— Это с Харви?

У меня непроизвольно вырвался смешок.

— Старик слишком упрям, чтобы умереть.

— Майкл, это не так. Подожди, пока ты узнаешь его лучше.

Я не стал спорить.

— Почему ты звонишь так поздно?

— Я счастлив.

Трудно было придумать более нелепое объяснение. И все же это была правда.

— Счастлив?

— Я играл сегодня с друзьями в покер.

— Видимо, это очень важное для тебя событие.

— Первый раз, с тех пор как… заболела Ханна.

— А… — Она произнесла так, как будто это все объясняло. — Ты хорошо провел время, так?

— Стив принес кубинские сигары.

Я закрыл глаза, и вдруг меня потрясло открытие — если бы сейчас Мэйси была рядом, я немедленно занялся с ней любовью. С Мэйси. Не с Ханной. Мэйси.

Я очнулся.

— Я не имел ничего такого в виду. — Я испугался, что произнес это вслух.

— О чем ты? О том, что курил сигары?

— Нет, о другом.

Она хихикнула, ей стало смешно.

— Сколько ты выпил?

— Не так много. Иди обратно в кровать. И забудь, что я позвонил.

— Ты действительно этого хочешь?

— Уверен.

— Уже иду. Но хочу, чтобы ты помнил утром, что звонил мне ночью.

— Почему?

— Потому что я тоже счастлива.

Я перестал улыбаться. Опасность подкралась близко, я чуть не угодил в ловушку, надо было срочно отступать.

— Завтра я приеду заканчивать роспись.

— Не надо спешить, если ты еще не очень хорошо себя чувствуешь…

— Мне было ужасно плохо сегодня вечером, но сейчас хорошо. Я рада, что ты позвонил, Майкл, увидимся завтра утром.

Глава 28

Не пытаясь больше отрицать очевидное, я признался себе, что с нетерпением жду встречи с Мэйси. Все еще пребывая в приподнятом настроении после вчерашней встречи с друзьями, я вошел пружинистой походкой в свой офис. Линда сразу заметила перемену в моем настроении. Подняв голову, она внимательно посмотрела на меня.

— Мэйси еще не пришла? — спросил я.

— Она должна сегодня прийти?

— Она так сказала.

— Нет, пока еще не показывалась.

Кивнув, я прошел дальше по коридору, остановившись, чтобы хорошенько рассмотреть неоконченную настенную роспись. Я оценил талант Мэйси по-новому. Удивился, как мог считать ее обыкновенным художником. При полном восхищении моего персонала она проделала замечательную работу. Я видел, как реагируют дети и взрослые на настенное изображение живописных джунглей. Дети светились от удовольствия, находя среди зарослей различных животных. Эта картина производила удивительный эффект и на персонал, и на маленьких пациентов, чье настроение явно повышалось, и они теряли страх перед докторским кабинетом.

А может быть, неожиданное прозрение вызвано переменой во мне самом?

Я стал другим и понимал это. И все из-за Мэйси. Вставал вопрос: я действительно влюблен в нее, ее сосед прав?

Такой вывод вызвал прежнее чувство отрицания и сопротивления очевидному факту. Я снова приуныл. Из романтических отношений с Мэйси никогда не выйдет ничего хорошего. Кстати, она сама утверждала, что не умеет сохранять их. Мы были абсолютно разные, я любил во всем порядок, а более неорганизованной особы, чем Мэйси, я еще не встречал. Я был, по крайней мере, лет на десять старше, довольно замкнут. Она же, наоборот, была открыта и готова делиться своими чувствами. Ничего между нами не выйдет, несмотря на мнение самой Ханны.

Ладно, признаю, меня влечет к ней, и ее, кажется, ко мне тоже. Тот поцелуй говорил о многом.

Постояв перед картиной, я пошел к себе в кабинет. Линда тут же принесла медкарту Коди Готца, чтобы заполнить форму для летнего лагеря. Линда ничего не спрашивала, но буквально сверлила меня взглядом. Я сделал вид, что ничего не замечаю.

Я надел халат, повесил на шею стетоскоп и направился в приемную, где меня ждал первый пациент.

Когда к десяти часам Мэйси так и не появилась, я начал беспокоиться.

Несмотря ни на что, я хотел ее видеть. Даже слушать, как она бубнит себе под нос надоедливые мотивчики. Просто знать, что она где-то рядом. Рядом с ней я чувствовал, что снова начинаю жить. Это было не банальное сексуальное влечение, гораздо больше — непреодолимое притяжение, когда не можешь жить без другого.

Ханна была совершенно права. В письме она говорила, что ее жизнь кончена, но моя должна продолжаться. Ведь после похорон я жил как лунатик, влача свои дни один за другим без всякого смысла, погруженный в прошлое, и не желая ничего больше, кроме затворничества, где я мог предаваться драгоценным воспоминаниям о Ханне.

Как же она хорошо меня знала, понимая, что с ее уходом я замкнусь в себе, поставлю крест на своей жизни. И вот, впервые, я вдруг ощутил, что жизнь не только продолжается, но и, к своему немалому удивлению, я счастлив. Ее письмо освобождало меня, разрешало мне строить новые отношения, быть снова счастливым. Оно было подтверждением ее любви. Я всегда буду боготворить годы, прожитые с Ханной, но вновь могу обрести любовь, счастье и все, что может предложить жизнь. Без угрызений совести и сожалений.

В одиннадцать я прервал прием и позвонил домой Мэйси. Никто не подошел, наверное, она уже в пути. И вновь радостное ожидание пронзило меня. Мой персонал готовился встретить ее с энтузиазмом и с шоколадными конфетами. Проходя мимо Линды, я видел имя Мэйси на коробке с мини-трюфелями.

К ланчу мое терпение было на пределе. Где эта Мэйси? Она говорила, что сегодня приступит к работе с утра. Может быть, я неверно вчера понял? Нет, я все понял правильно. Помню, как обрадовался возможности снова ее увидеть.

Она появилась только около двух. Ворвалась в офис в наряде, напоминавшем расцветкой радугу. Линда и остальные сразу столпились вокруг нее, как будто она отсутствовала многие месяцы, а не последние несколько дней, забрасывая ее вопросами. Она была как солнце, вдруг засиявшее над горизонтом, наполняя землю светом, жизнью и весельем.

Пока она всех по очереди обнимала, отвечала на вопросы, я заметил, что взгляд ее кого-то ищет. Нашел меня, и глаза засветились невысказанной нежностью.

И все, что я мог ей предложить в ответ, — была кривая ухмылка. Только после того, как персонал постепенно разошелся по местам, я наконец приблизился.

— Ты сказала, что придешь утром. — Я понял, что выдал себя, но она не обратила внимания на мое недовольство.

— О, Майкл! — Она все еще сияла улыбкой. — Я провела такое замечательное утро, просто не терпится рассказать тебе.

— Ты расскажешь ему потом.

Линда за плечи развернула меня к приемному кабинету.

— А сейчас доктора Эверетта ждут пациенты.

— Ладно.

Я обернулся и утонул в счастливой улыбке Мэйси. Наши глаза на мгновение встретились. Потом она взялась за кисти, а я пошел осматривать Теда Малкольма, пяти лет, который сломал ногу, упав с качелей. За месяц он умудрился сломать три гипсовых повязки, поставив своеобразный рекорд. Бедняга не хотел отставать от сверстников, которые бегали, плавали, загорали. Но он старался все это проделать прямо в гипсе, который от такого обращения периодически разрушался.

Мать была в отчаянии и беспокоилась по поводу заживления ноги.

— Привет, Люси, — поздоровался я, становясь на колени перед мальчиком.

Она ответила натянутой улыбкой.

— Слушай, Тед… — начал я.

— Да, доктор.

— Кажется, у нас проблемы.

Он смотрел в пол.

— Я не хочу носить гипс.

— Я бы тоже не хотел. Без него куда как удобнее, правда?