— Я иду в гараж за своим автомобилем. Могу я вас куда-нибудь подвезти?

— Нет, благодарю вас. Я возьму кеб. До Даунинг-стрит совсем недалеко. — Асквит протянул ему руку. — Мы, разумеется, будем все отрицать.

Они пожали друг другу руки, и Макс подумал, что министр финансов наконец приблизился к цели своего визита. Его прислали сообщить, что ответственность за то, чтобы эти слухи не доставили неприятностей правительству, лежит на Максе.

— Разумеется, — сказал он. — Но вам не кажется, что, если мы станем все отрицать, получится, будто мы восприняли эти слухи всерьез?

Министр финансов осторожно кашлянул:

— Премьер-министр считает, что, может быть, вы сумеете дискредитировать их. Намекните на личную месть… что-нибудь в этом роде, вы понимаете меня?

Макс почувствовал, как его снова захлестнула волна ярости. Она поставила его в щекотливое положение. Если он бросится в атаку на неизвестных авторов газеты, то будет выглядеть идиотом, сражающимся с ветряными мельницами. А о том, чтобы объявить о причастности сестер Дункан к этой газете или намекнуть на его отношения с Констанцией, не могло быть и речи.

Но высокородные мисс Дункан испытают на себе всю силу его гнева. А Констанция напишет опровержение.

— Прошу вас, заверьте премьер-министра, что я держу ситуацию под контролем.

— Конечно.

Асквит был сама любезность. Слово джентльмена было нерушимым, и подвергать его сомнению считалось недопустимым.

Они кивнули друг другу, обменялись улыбками и расстались. Макс направился к гаражу. Он поднял брезентовый верх, подумав, что это слабая защита от дождя, который будет захлестывать машину через открытые бока. Однако это все же было лучше, чем совсем ничего. Через десять минут он уже ехал по направлению к Манчестер-сквер, каждые несколько секунд смахивая воду со стекол своих очков.

Энсор припарковал машину на площади и неспешно поднялся по ступенькам, ведущим к входной двери дома Дунканов, стараясь ничем не выдавать своего нетерпения. Он позвонил, с трудом подавив желание держать палец на кнопке звонка до тех пор, пока его не впустят в дом. Дженкинс открыл дверь с обычной для него неторопливой величавостью.

— Как приятно видеть вас, мистер Энсор, — без улыбки произнес дворецкий. — Боюсь, что мисс Дункан нет дома.

— Понятно. — Макс поставил ногу на порог. — А мисс Пруденс или мисс Честити?

— Они дома, сэр. Но я не знаю, принимают ли они.

Макс задумался. Он не хотел выяснять отношения с сестрами Констанции. Это будет напрасной тратой времени.

— А вы не знаете, где я смогу найти мисс Дункан, Дженкинс? — вкрадчиво спросил он.

— Нет, сэр. Полагаю, она появится дома к вечеру.

Макс вспомнил о газете, лежавшей у него в кармане. Была суббота. Наверняка сегодня состоится собрание женского союза, скорее всего после полудня, когда у работников магазинов начинаются выходные. Констанция, вероятно, будет на этом собрании. А где лучше встретиться с ней лицом к лицу, как не там?

— Спасибо, Дженкинс. Я заеду позже.

Он дружелюбно улыбнулся дворецкому и легко сбежал вниз по ступенькам, словно у него не было никаких забот. Он завел мотор, промокнув до нитки, потом сел в машину и под слабым прикрытием брезентовой крыши принялся изучать последнюю страницу газеты. Действительно, в полдень было назначено собрание в здании церкви на Бромптон-роуд. Он тронулся с места и направился в район Найтсбриджа.

Дженкинс подождал, пока Макс отъедет от дома, прежде чем закрыть дверь. Сестры ничего не рассказали ему, что само по себе было необычно, но он знал, что что-то произошло, и это что-то непосредственно касалось мисс Кон и мистера Энсора. Он поднялся наверх в гостиную.

— Приезжал мистер Энсор и интересовался мисс Кон, — объявил он с порога.

Пруденс подняла голову от расходной книги, которую держала на коленях:

— Он сказал, зачем она ему нужна?

— Нет, мисс Пру.

— А вы сказали ему, где она? — спросила Честити, разбиравшая чулки, откладывая те, которые нуждались в штопке.

— Нет, мисс Чес.

— Ну, тогда все в порядке, — улыбнулась ему Честити.

— Могу я спросить, что случилось? — осведомился Дженкинс.

Честити нахмурила лоб:

— Мне кажется, будет лучше, если Кон сама вам скажет. Это не наше дело.

Дженкинс поклонился:

— Понимаю, мисс Чес.

Он оставил их заниматься дальше рукоделием и подсчетами, прекрасно понимая, что произошло.


— Ты уверена, что готова к этому, Констанция? — спросила Эммелина, складывая бумаги в стопку на столе, стоявшем у входа.

— Да, пора мне выйти из подполья, — сказала Констанция с мрачной улыбкой.

Она собиралась произнести речь на сегодняшнем собрании.

— Твое решение, полагаю, никак не связано с этим невероятным разоблачением в «Леди Мейфэра»? — поинтересовалась Эммелина, бросив на нее изучающий взгляд. — Полагаю, ты уже видела его. Похоже, все его видели.

— Да, я видела его, — коротко ответила Констанция. — И я виню себя за то, что привела сюда этого человека. Не могу понять, как я могла быть настолько слепой.

— Но кто мог узнать, каковы его истинные цели? — с удивлением спросила Эммелина. — Согласись, все это очень интригует.

— Очень, — согласилась Констанция.

— И мы сразу же поверили, что все это правда, — задумчиво сказала Эммелина. — Хотя не было представлено никаких неопровержимых доказательств.

Констанция взглянула на нее:

— Я не сомневаюсь, что все так и есть.

— Ну что ж, ты знаешь его лучше, чем я.

— Я думала, что знаю его.

Эммелина кивнула и решила оставить эту тему.

— Сегодня на собрании могут присутствовать представители прессы, чтобы послушать твою речь, — предупредила она. — Ты готова к этому?

— Я готова к тому, чтобы открыто заявить о своих взглядах, — ответила Констанция. — Мой отец, конечно, придет в ярость, но ему придется смириться.

— А твои друзья?

— Настоящие друзья меня не оставят. Что касается остальных — не велика потеря.

Констанция вовсе не была так равнодушна, как хотела казаться. Ее беспокоило не столько предстоящее выступление перед публикой и признание своего членства в союзе. Она боялась, что кто-нибудь может заподозрить ее в причастности к «Леди Мейфэра». Но ее сестры были готовы к этому, признав, что пришла пора Констанции открыто заявить о своих политических убеждениях. Если же пойдут какие-либо слухи, они будут все отрицать.

Констанция взошла на трибуну, чтобы еще раз просмотреть свои записи. Зал постепенно наполнился народом. Люди отряхивали зонтики, снимали мокрые шляпы и пальто. В воздухе распространился запах влажной шерстяной ткани. Констанция подумала, что из-за дождя многие могут не прийти. Ее очень интересовало, видел ли уже Макс «Леди Мейфэра». Ее волнение нарастало. Что он сделает? Он непременно как-то отреагирует. Другой на его месте мог бы спустить это на тормозах, но только не Макс. И наряду с волнением ее не покидала тревожная мысль, что, возможно, она зашла слишком далеко. Этот выпад был слишком личным. Ее сестры ничего не сказали ей о статье, хотя она полагала, что они прочитали ее прежде, чем Пру отнесла ее в типографию. И их молчание уже о многом говорило.

В глубине души Констанция признавала, что личный характер ее мести проистекал из чувства обиды и ощущения, что ее предали. Этот выпад нельзя было назвать благоразумным, и, хотя она чувствовала, что он был оправданным, она не могла не испытывать беспокойства при мысли о том, как Макс на него отреагирует. Она признавала, что он имел полное право нанести ей в ответ такой же беспощадный удар.

Она оторвалась от своих записей, когда остальные члены президиума присоединились к ней на трибуне. Зал был заполнен на две трети. Привратник уже закрывал входную дверь, когда на пороге появился Макс Энсор.

Констанция похолодела.

Взгляд Макса был направлен прямо на нее. Она видела только его глаза, сверкавшие холодным синим огнем. Констанция с трудом сдержала желание спрятаться от их обжигающей ярости, от горевшей в них решимости.

Было очевидно, что он прочитал последний выпуск «Леди Мейфэра». И так же очевидно было то, что в тот вечер он видел у них на столе пробный выпуск этого издания и, сопоставив факты, пришел к правильному выводу.

Но тут же ее собственный гнев вернулся с прежней силой, прогнав волнение и тревогу, которые она испытала при виде его. Как он посмел явиться сюда? Что он намеревался еще узнать? Неужели он рассчитывал, что ему позволят остаться теперь, когда его обман раскрылся?

Она взглянула на свои руки. К ее удивлению, они совсем не дрожали. Она заговорила, и ее голос разнесся по залу, заставив всех собравшихся умолкнуть:

— На это собрание допускаются лишь те, кто поддерживает Женский социально-политический союз, мистер Энсор. Мы не хотим видеть в наших рядах шпионов. Я прошу вас удалиться.

Макс этого не ожидал. Ее дерзкая прямая атака поразила его. Он шагнул вперед.

— Должна предупредить вас, сэр, что, если вы не покинете собрание по своей воле, здесь найдется немало людей, которые помогут вам это сделать. — В ее голосе прозвучала едкая ирония. — Я полагаю, представителей прессы, сидящих в зале, эта история очень заинтересует.

В зале воцарилась мертвая тишина. Казалось, никто не смел даже вздохнуть. Все взгляды были устремлены на мужчину, стоявшего на пороге с перчатками в руках и защитными очками, надетыми поверх мокрой фуражки.

Макс с трудом верил, что он не ослышался, но не собирался проверять, решится ли она осуществить свою угрозу. Ему оставалось лишь признать поражение и удалиться.

— Мы с вами еще посчитаемся, мисс Дункан. Можете быть уверены.

Он не повысил голоса, но каждое слово было отчетливо слышно. Потом Энсор резко повернулся и вышел из зала, громко захлопнув за собой дверь.

Теперь руки у Констанции дрожали так сильно, что она выронила на стол листки, которые держала. Она принялась собирать их, не поднимая глаз, чувствуя, что оказалась в центре внимания как сидевших в зале, так и собравшихся на трибуне.

— Я полагаю, этого ты не ожидала, — пробормотала Эммелина, помогая Констанции собрать рассыпавшиеся листки, в то время как Кристабель стала зачитывать протокол предыдущего собрания.

— Я не ожидала, что он явится сюда, — тихо призналась Констанция. — Он должен был понимать, что многие из пришедших на собрание должны были прочитать статью в «Леди Мейфэра». Всем известно, что эта газета поддерживает движение суфражисток.

— Может быть, он хотел защитить себя, — заметила Эммелина.

— Он выбрал неподходящее место для этого, — резко ответила Констанция. Она понимала, что перегнула палку, но злилась только на саму себя. — Вы же не стали бы терпеть его присутствие? — Этот вопрос прозвучал так, словно она пыталась оправдать свое поведение.

Эммелина покачала головой:

— Не знаю. — Она немного поколебалась, потом добавила: — Если мы станем наживать себе врагов в правительственных кругах, это не принесет пользы нашему делу, дорогая.

— Он уже был нашим врагом, — сказала Констанция.

На мгновение она почувствовала, что разделяет нетерпимость, которую вызывали у Кристабель осторожность и осмотрительность ее матери. Она взглянула на Кристабель, которая вопросительно подняла брови. Констанция кивнула. Она была готова к выступлению. Кристабель села, и Констанция заняла ее место.

Глава 18

Макс сидел за рулем своего автомобиля. Дождь барабанил по брезентовой крыше. Ему понадобилось пять минут, чтобы прийти в себя. Он был не в своем уме, когда решился на эту затею! Сунуть голову в пасть льву! Это только даст повод для новых сплетен и добавит пикантности напечатанной в «Леди Мейфэра» истории, которая к концу дня будет у всех на устах. Наверняка этот эпизод дойдет до Флит-стрит[16], и, если на собрании присутствовали представители прессы, уж они постараются раздуть из этого настоящий скандал! Его ослепили собственная ярость, желание отомстить этой высокомерной, коварной, невозможной женщине! Как он мог допустить даже мысль о том, чтобы сделать ее своей женой? Безумие, чистое безумие!

Однако сейчас ему надо сконцентрироваться на том, как свести к минимуму нанесенный его репутации ущерб. Если он будет сходить с ума от злости на Констанцию, это ему не поможет. Когда он доберется до нее, тогда и сведет с ней счеты. Но в данный момент он должен рассуждать трезво.

Макс завел машину, сел за руль и отправился на Манчестер-сквер, где припарковался на дальней стороне площади напротив дома Дунканов. Огромный дуб, покрытый густой листвой, скрывал его машину от случайного постороннего взгляда, сам же он оказался в превосходной позиции, чтобы видеть всех, кто входит и выходит из дома номер десять.

Он видел, как лорд Дункан уехал в своей карете вскоре после часу дня, и было уже почти два, когда наемный экипаж доставил Констанцию к дверям ее дома. К этому моменту Энсор уже дошел до белого каления. Дождь наконец прекратился, но его куртка промокла насквозь, а вода капала с намокшей брезентовой крыши, попадая ему прямо за воротник.