Антон Тарасов - Сплетение песен и чувств

«Ее всегда ставят, когда я думаю об Алине» – и в этот момент действительно все случилось. Артём сделал погромче. Он сидел на траве на самом солнцепеке, подстелив на землю пакет.

«Такая старая песня; никогда бы не поверил, что она мне может нравиться» – Артём подцепил ключом крышку пивной бутылки. Пиво было еще слегка прохладным. Сделав пару глотков, Артём быстро съел слойку и взялся за чипсы – полуторачасовая прогулка разогнала его аппетит как следует. Минут за пять, не более, пусть и небольшой, но все же запас продовольствия был ликвидирован.

«Почему мне кажется, что я тоже ее пою, хотя поет-то Валерий Меладзе, а я просто слушаю? – спрашивал себя Артём. – Чем она меня так зацепила? Ведь со мной ничего подобного не было и, наверное, не будет. А может, будет, а я только начинаю это понимать?».

Я не знаю, как начать письмо к тебе,

А дальше он поет что-то про душу,

И про время, которое бежит,

И про нее, про любовь,

Он ее о чем-то просит.

Вот, теперь понятно, интрижка,

Курортный роман, море,

Он вспоминает то время,

Как уехал от нее,

Потому что нужно было возвращаться.

Где-то, где-то посредине лета

Они расстались насовсем.

Они думали, это навсегда,

Смешно, как можно быть такими наивными.

Вот, обычные сопли и сомнения,

И без романтической грусти никуда.

Написать ей?

Конечно, я бы тоже написал,

Если бы знал адрес.

Где-то, где-то посредине лета,

Такая приставучая строчка.

Может, у него и не сбудется,

А у меня все еще впереди.

Снова романтическая грусть,

Воспоминания, припоминания.

Так и знал, что про письмо

Это только для рифмы.

Народу в парке и на берегу было немного, летом на островах особое оживление начинается к вечеру. Артём разделся и остался в одних трусах. Проведя пальцем по ребрам, он пообещал себе лучше питаться: Артём действительно был довольно худ.

У берега в воде плескалась ребятня. Загорелый мужчина с огромным брюхом, очевидно, здешний завсегдатай, оставил на берегу велосипед и залез в воду прямо в шортах. Проплыв метров пять, он повернул обратно, выбрался на траву и долго прыгал то на одной, то на другой ноге, выбивая воду из ушей.

– Ох, хо-ро-шо! – прокряхтел он и плюхнулся недалеко, буквально в паре метров.

Артём даже почувствовал, как вздрогнула земля.

– Как водичка? – смущаясь, спросил он.

– А, водичка просто ска-зоч-на-я – слегка заикаясь, весело ответил толстяк. – Беги, окунись, я при-смо-трю за па-ке-том. Такая жа-ра в этом году, та-кая, что и в Аф-ри-ку ехать не надо, все ззз-десь, у нас.

– Это точно! – заметил Артём. Поддерживать беседу ему не хотелось совершенно. Здесь не было тех, кто бы знал его или следил за ним. Артёму казалось, что здесь он в одиночестве, расслаблен и предоставлен сам себе. В его понимании это был отдых, самый настоящий отдых. Артём спрятал часы и плеер с наушниками под свернутые шорты и майку и, потягиваясь и поправляя трусы, направился к воде.

Вода и впрямь была сказочной: прохладной и совсем чистой. Артём неуверенно ступил, ощутил под пяткой что-то колющее и инстинктивно одернул ногу. В песке лежал большой осколок бутылки.

– Вот дрянь – выругался Артём. – Везет же мне! Решил искупаться! Ага!

Он сделал шаг влево и снова зашел в воду. Плавать он почти не умел, а потому ступал осторожно. Зайдя чуть выше пояса, он остановился, окунулся пару раз и обрызгал себя водой. Прохлада заструилась по телу, выходить из воды совершенно не хотелось.

– Смо-три – крикнул с берега толстяк. – В та-кую жару надо по чуть-чуть. Выходил из до-ма – бы-ло трид-цать два градуса, бе-речь се-бя на-до. Окуну-лся и доста-точ-но.

На последнем слове толстяк не только споткнулся три раза, но и произнес его настолько гнусаво и противно, что Артём поморщился. Действительно, нужно было выходить из воды, иначе сразу разморит, тем более после выпитого практически на голодный желудок пива.

Артём с разбегу взобрался на берег, попрыгал на траве. После купания на берегу казалось уже не так жарко, но тело обсохло за считанные минуты: ветер с залива, несмотря на зной, дул в полную силу.

Артём расстелил на траве пакет, подложил под голову свернутую одежду и растянулся на спине.

– Как хорошо! – сказал он сам себе, распутывая провода наушников и включая плеер.

Артёму казалось, что лежит он где-то на берегу южного моря, на пляже, и наслаждается солнцем, предоставленный сам себе. Конечно, на море он никогда не был, но легко мог представить себе, каково это, наслушавшись многочисленных рассказов в общежитии. Его соседи по комнате как раз уехали на отдых с родителями – один в Турцию, другой в Крым. Где-то в глубине души он им немного завидовал, хотя понимал, что поехать куда-то один, без Алины, просто не сможет.

Он снова думал о ней: напишет или нет, отдыхает или нет, загорает или нет, вспоминает о нем или нет? На все эти вопросы он мысленно отвечал положительно, представляя, как то же самое, смеясь в полный голос и широко улыбаясь, делает Алина.

Идти вечером по промзоне было непривычно: люди шли к троллейбусной остановке или к железнодорожной станции на электричку, а Артём шел мимо серых бетонных стен по направлению к проходной. Он нисколько не опаздывал и не волновался по этому поводу. Его мысли занимало другое: от Алины не было ни строчки, и на последнее сообщение она вообще не ответила.

«Ладно, утром вернусь, она уже точно напишет, – успокаивал себя Артём. – Приду, а на столе телефон и сообщение от нее. Прочту и лягу спать, и она будет мне сниться».

В лучах заходящего солнца комбинат выглядел впечатляюще. Что-то сюрреалистическое было в красно-желтых бликах, разбросанных по оборудованию компрессорного цеха. Его трубы, по которым текли вода, соленый рассол для охлаждения и что-то еще, были не грязно-зеленого, а какого-то непонятного красноватого цвета, а само здание цеха, построенного из красного кирпича, казалось заметно выше и новее. На закате оно словно преображалось, молодилось: не были заметны трещины, сколы и проросший тут и там между кирпичей темный мох.

Еще поднимаясь по лестнице, Артём почувствовал непривычную тишину.

Не работал упаковочный автомат центральной линии, не постукивали насосы и компрессоры.

– А, пришел, молодец, – Василич стоял в дверях слесарной мастерской и, несмотря на запрет, курил.

По тому, насколько нервно он это делал, Артём понял, что что-то случилось.

– Ну, что смотришь как баран на новые ворота? – Василич выпустил большой столб дыма изо рта и поперхнулся. – Линия сломалась, не поднимается дозатор и никак не пустить конвейер в морозильном тоннеле. Да ты иди, переодевайся, сейчас в мешки и контейнеры мороженое делать будем, а дальше посмотрим.

В ночную смену работали не больше двадцати пяти человек – всего две линии. Мужская раздевалка была совершенно пуста. Шкафчик Артёма был рядом с окном. Переодеваясь, Артём смотрел на небо, чистое, слегка красноватое. Ему хотелось в ту минуту, чтобы Алина тоже стояла у окна и так же любовалась закатом у себя в Архангельске – только как узнать, так ли это или нет?

«Если спросить, то наверняка не ответит, только засмеется и придется сменить тему разговора, – Артём нервно закрывал шкафчик на ключ. – А что делать, если не напишет? Нет, не хочу об этом думать. Алиночка, Алинка моя».

Все работники с центральной линии столпились в дальнем углу цеха.

Рядом стояла целая гора пластмассовых контейнеров, белых, продолговатых, с закругленными боками. Тут же на поддоне были и крышки.

– Смотри сюда, Тёма, и ничего не перепутай, – бригадирша Жанна была в своем репертуаре. – Ставишь на весы, поворачиваешь трубу. Два с половиной килограмма набираешь, ставишь следующий. Тот контейнер закрываешь, лепишь этикетку, кладешь в коробку.

– Ясно – пробурчал Артём.

– Ты не спеши, я тебе так поспешу, все зубы пересчитаю, – Жанна славилась склонностью к насилию в извращенной форме, но к счастью, все было только на словах, до дела же никогда не доходило. – Набираешь второй контейнер и точно так же закрываешь. А потом этот второй контейнер кладешь в коробку, ее завязываешь и клеишь еще одну этикетку. Запомнил, горе ты мое?

Артём кивнул головой.

– Но смотри, сделаешь что не так, руки суну в насос, на вал намотаю, с вала соскоблю и котлет налеплю. Ты понял меня?

Вокруг смеялись от души, смех не мог скрыть даже шум работающего рядом насоса и фризера. Не над Артёмом, конечно. Но он почему-то воспринял все на свой счет.

– Все я понял – кричал он. – Вот вечно все нужно опошлить, извратить, довести до абсурда. А я не дурак, и все понимаю с первого раза. Зачем разводить всю эту демагогию и делать из меня идиота?

Жанна задумалась и притихла, но это было лишь секундное замешательство перед очередной психологической атакой.

– Не чеши языком, умный больно. Язык я у тебя тоже оторву и собакам скормлю. Иди, работай, я, что ли, буду тут с контейнерами стоять? Вперед, Тёма, к светлому будущему, твою мать!

– А Вы мою маму не трогайте – прокричал Артём вслед Жанне, когда та, выполнив, как ей казалось, важную и ответственную миссию, направилась к выходу из цеха.

«Курить» – догадался Артём.

Контейнеры были скользкими и неудобными. Они наполнялись мороженым как-то странно: сначала из раструба вылезала огромная сосиска и с грохотом падала на дно контейнера. Электронные весы показывали четыреста-пятьсот граммов, не более. Затем наступало затишье – на конце раструба накапливалась огромная масса мороженого и лениво стекала вниз. Цифры на весах бешено прыгали: килограмм, кило двести, полтора килограмма. Мороженое прибывало: еще немного, еще. Два килограмма двести граммов. Еще немного – в контейнер падало немного и снова где-то там, в раструбе готовилось что-то огромное и устрашающее. Хлюп – ровно два с половиной килограмма.

Артём с силой выдернул из-под трубы контейнер и подставил новый. Потом следующий, дальше, дальше. Он почему-то представил, как Алина пытается съесть целый контейнер пломбира. Сидит с ложкой и, улыбаясь, просит Артёма помочь.

Почувствовав, что не может без музыки, Артём ощупал карманы. «Забыл в раздевалке, – понял он, не найдя ничего, кроме ключа от шкафчика и часов, которые носил в кармане. – Жалко, в перерыв обязательно сбегаю за плеером».

– Ну, работается как? – противный голос Василича разбил все фантазии вдребезги. Артёму хотелось запустить в него мороженым или клеем, которым клеились этикетки к коробкам. – У вас еще пятьсот килограммов смеси, это на пару часов. Потом отдохнешь, а под утро машина придет. Слышишь меня?

– Слышу – отозвался Артём, пристально следя за наполнением очередного контейнера. – А сколько отдыхать-то?

– Не знаю, где-то час, может, чуть больше.

– Ясно.

– Ты привыкай, у нас ночью вообще очень спокойно, – не унимался Василия, ему явно хотелось с кем-то поговорить.

Разговоры отвлекают от нестерпимого желания прилечь где-нибудь в уголке на сложенные стопками картонные коробки, и как следует выспаться, не обращая никакого внимания на гул оборудования и крики на линии.

– Ну, ну, я заметил, как тихо – возразил Артём и кивнул на Жанну, неторопливо крутившую ручки на оборудовании и вытиравшую руки большой белой тряпкой.

– Эй, Жанка, ты, что ли, нашего парня напугала? – Василия стал серьезнее. – Смотри у меня! У нас один парень во всей смене. А то сама будешь телеги катать и коробки грузить. Парню семнадцать лет, а ты уже пристаешь. Как не стыдно тебе, а?

Жанна повесила тряпку на батарею, поправила свою панаму и показала Василичу средний палец левой руки.

– Так и знал, что твоего интеллекта хватит только на это, – вздохнул Василия. – Да пойми же, парню семнадцать, мы не то, что работать в ночь – трудиться полную смену заставить его не можем. Малолетка он, понимаешь?

– Я попрошу не обижать… – Артём обиделся.

– А я и не обижаю, – загоготал Василия. – Я просто констатирую факты. Тебе семнадцать, ты просился работать, тебе нужны деньги, мы пошли тебе навстречу, все равно народу у нас не хватает. Так что, Артём, тут давай уже без обид.

– Ладно, убедили – еле слышно ответил Артём, теребя в руках кусок картона.

Он соглашался на что угодно, лишь бы заработать денег. За первый месяц работы он получил довольно солидную сумму. Новые шорты, джинсы, футболка, наушники к плееру взамен окончательно сломавшихся – все это было заработано в буквальном смысле потом и кровью: поначалу Артём больно резал руки о кромки картонных коробок. Основную часть заработанного он, конечно, отложил. Осенью нужно было купить куртку.

Да и Алина – хотелось сходить в кино. К тому же идею о том, чтобы жить вместе, Артём не отметал. Ему лишь казалось, что нельзя торопить события, как бы этого не хотелось. Все должно идти своим чередом.