– Господи помилуй! – пробормотал потрясенный Верещагин.

– Она поступила на филфак, она очень способная, Яська. Я тоже училась на филфаке, только на русском отделении. И еще она умела вязать и вязала просто роскошно. Мало-помалу у нее появилась клиентура, она стала недурно зарабатывать и сняла комнатушку, съехала от матери. За комнатушку платила не деньгами, а платьями. Вязала хозяйке по платью в месяц. Они сдружились. Яська была счастлива не жить с мамашей. После филфака работы по специальности не было, она вязала. Потом встретилась с одним прохвостом, влюбилась и сошлась с ним. А он вскоре начал ее поколачивать, а потом его посадили за мошенничество. А потом она встретилась с Вилли, он влюбился в нее как сумасшедший и в результате женился на ней. Он был вполне состоятельный человек и она с восторгом уехала из Москвы. Подальше от своей мамаши. В конце прошлого года она сбежала от мужа, я до сих пор не знаю точно, почему. И сдуру сунулась к матери. А та ее попросту выгнала. Тогда она пришла ко мне… Вот такая жизнь. Поэтому… Я однажды ее спросила, почему у нее нет детей. Знаете, что она мне ответила? Что она урод, что выросла, не имея представления о материнской любви, что из нее не выйдет хорошей матери… Вот так, Иван Алексеевич.

– Скажите, Варя, а что за человек этот ее бельгийский муж? Тоже монстр?

– Да нет. Он просто очень, как бы это сказать… недалекий. Европейский средний обыватель. Поначалу Яське это было в кайф, покой, обеспеченная европейская жизнь, а главное, далеко от мамаши. А в последнее время, насколько я поняла, Вилли заразился этой идиотской русофобией, начал во всех Яськиных просчетах видеть «руку Москвы», словом, что-то в этом роде… Ну, она и сбежала. Это в общих чертах, а подробнее я не знаю, она не хотела об этом говорить.

– Ну, коль скоро у нас пошел такой разговор, скажите, Варечка, она говорила вам обо мне? Хотя глупый вопрос, если она запретила вам давать мне свои координаты, – горько усмехнулся он. – Тогда, объясните мне, почему она от меня бегает?

– Это просто. Вы женаты. А Яська не хочет ничего разрушать. Это у нее принцип.

– О господи!

– Но она… – Последовала долгая пауза. – Она безусловно к вам неравнодушна, оттого и прячется. И, кстати, у нее завелся мужчина.

Ивана обдало жаром.

– Как?

– Ну, она случайно встретилась со своим одноклассником, он военный хирург… И, кажется, он не прочь на ней жениться.

– Но… вы же только что сказали, что она ко мне неравнодушна?

– А что вас удивляет? Ей нужна семья, а этот ее хирург, кажется, очень хороший человек.

– Но без любви… она же будет несчастна…

– Не обязательно, – пожала плечами Варвара.

– Обязательно! Я вот женился без любви…

– И вы несчастны?

– Да! Да! Жизнь для меня утратила вкус, цвет, запах, соль. И только встретив Ясю в Стокгольме, я понял, почему. Варя, умоляю вас, дайте мне ее адрес, не надо даже телефона, просто адрес! Я подкараулю ее у дома, изображу случайную встречу и даже тень подозрения на вас не упадет!

– Вы… Вы так ее любите? – растрогалась Варвара.

– Да, наверное, а иначе что это? Такого со мной никогда не было, а я уж не мальчик, скоро полтинник. Я просто хочу, чтобы она, глядя мне в глаза, сказала, что я ей не нужен. И я, честное слово, уйду от жены! Только не вздумайте ее предупредить!

– Я что, себе враг? – улыбнулась Варя. – Ладно, записывайте адрес.

– Варя, вы… вы замечательная… Вы чудо! Я бесконечно вам благодарен!

Он ушел окрыленный. Надо же, никогда бы не подумала, что такой человек, как этот Верещагин, способен так втюриться… Чего только в жизни не бывает!

* * *

Войдя в овощной отдел магазина, Яся сразу уловила запах клубники. Надо же, неужто уже отечественная? Импортная никогда так не пахнет. И цена вменяемая. Яся купила лоточек. И банку сметаны. Она обожала клубнику со сметаной и сахаром. И очень довольная отправилась домой. Вот сейчас приму душ и наемся клубники. Не забыть бы загадать желание, в этом году я еще клубники не ела. Ах, хорошо…

Она сперва почистила клубнику, для чего надела резиновые перчатки, чтобы не портить маникюр, а потом отправилась в микроскопическую ванную. Залезла под душ и долго блаженствовала под струями горячей воды. Потом вытерлась, надела легкий халатик и тут позвонили в дверь. И кого это черти принесли? Не иначе соседка. Вот повадилась… Может не открывать? Хотя нет, она могла в окно видеть, что я вернулась. И Яся открыла дверь. На пороге стоял Верещагин.

– Вы? Как вы меня нашли?

– Да какая разница, главное, что нашел.

Он решительно шагнул в квартиру и закрыл за собой дверь. Он был без цветов, только с дипломатом в руках. Он смотрел на нее во все глаза, а она стояла, вся дрожа, сжимая на груди воротник халата. Он шагнул к ней, молча обнял и стал целовать.

– Не надо, пустите! – слабым голосом бормотала она. Он закрыл ей рот поцелуем. Он сразу понял, что под легким халатом на ней ничего нет. И сорвал с нее эту последнюю преграду. Почувствовав его руки на своем теле, она словно обезумела. Они оба обезумели.


Он проснулся первым. И внимательно посмотрел на нее. Все, я приплыл. Вот она, моя последняя пристань. И какое это счастье… Я хочу, чтобы она закрыла мне глаза, когда я умру. Он сам безмерно удивился этой мысли. Надо же… И какое наслаждение обнимать женщину Рубенса, а не Модильяни! Впрочем, на вкус на цвет товарищей нет. И какая у нее дивная кожа. Раньше говорили, как лебяжий пух, белая, в веснушках, такая прелесть и эти вьющиеся волосы непонятно какого цвета, золотисто-рыжеватые что ли. И запах… Моя женщина только так и может пахнуть. И как это прекрасно – после приступа бешеной страсти чувствовать не пустоту, а всепоглощающую нежность…

Она открыла глаза.

– Надо же, Верещагин! Значит, не приснилось? – улыбнулась она сводящей с ума улыбкой и погладила его по щеке.

– Яська моя, ты чего от меня бегала, дурочка?

– Да уж какая теперь разница, все равно не убежала… Слушай, я такая голодная, а ты?

– Я тоже. У тебя есть еда? А то можем заказать пиццу.

– Нормальной еды нет, но есть клубника со сметаной. Могу сделать яичницу, кашу сварить.

– Нет, я хочу мяса, много мяса! Клубникой не отделаешься! Разве что клубничкой…

– Каламбур не из удачных!

– Согласен! Вот что, милая моя, сейчас живо одеваемся и в ближайший ресторан! Тут есть что-то приличное?

– Ну, я не особо знаю здешние рестораны.

– Тогда я заказываю такси и мы едем в «Асторию».

– Шикарная идея! – засмеялась Яся. – Но давай пока такси, то да се, слопаем клубнику со сметаной?

– Со сметаной? Никогда не ел клубнику со сметаной! Давай!

– Пойдем на кухню.

– Как ты помещаешься в такой квартиренке?

– Прекрасно помещаюсь! Мне здесь хорошо, Верещагин!

– А что это ты меня по фамилии зовешь?

– Мне так нравится!

– Да ладно, хоть горшком… Ты знаешь, что ты настоящее чудо? Слушай, а клубника со сметаной это здорово вкусно! Да еще из твоих рук! Объедение!

– Знаешь, я когда ее покупала, даже вообразить не могла, в какой компании мне придется ее есть.

Она смотрела на него с такой любовью! Но ни разу не сказала, что любит его. Разве в словах дело? А смотрит она на меня с любовью. И это куда важнее всяких слов.

Мгновенно умяв клубнику, она сказала:

– Ох, я еще больше есть захотела! Где же твое такси?

– О, а вот и оно! Бежим!

На лестнице он заявил:

– Я сяду вперед, а то не смогу сдержаться и начну тебя тискать! Знаешь, как приятно тебя тискать, совсем как Глашу! Только Глаша вопит дурным голосом, а ты… ты мурлычешь…


У входа в «Асторию» Яся вдруг смутилась:

– Верещагин, а пошли куда-нибудь в другое место, а?

– Почему?

– Да тут так шикарно, а я в джинсах… Ну ее, эту «Асторию». Тут кругом полно других ресторанов, попроще.

Он расхохотался.

– Слово дамы закон! Тем более такой дамы! Яська, я такой счастливый, ты даже представить себе не можешь. И чувствую себя таким молодым! Я в Питере с любимой женщиной в белую ночь…

– Верещагин, а ты где остановился?

– В каком смысле? – не понял он.

– В какой-то гостинице?

– Нет. Я у тебя остановился, и вообще, Яська, я остановился. Приехал. Приплыл! Ты со мной и мне ничего больше в этой жизни не надо!

– Но ты…

– Хочешь сказать, что я женат? Виновата в этом только ты!

– Здрасьте!

– Ничего не здрасьте! Если бы ты тогда не убежала, я бы не женился.

– Свежо предание!

– Тем не менее это так. Не женился бы!

Они вошли в первый попавшийся ресторан.

– А давай вина выпьем, мы же с тобой еще ни разу не пили! – предложила она.

– Давай! – обрадовался он. – Я вечно за рулем.

– А у тебя разве нет водителя?

– Есть, но я предпочитаю сам. И он такой ворчун…

– Так поменяй!

– Да нет, не могу, у него трое детей. Нет.

Ох, какой он!

– Будем есть мясо с кровью, пить красное вино, а потом поедем к тебе.

– И ты будешь меня тискать, как Глашу, а я…

– А ты, как все порядочные кошки, будешь мурлыкать.

– У меня никогда не было кошки. А я так хотела…

– Что ж не завела?

– Мать терпеть не могла животных, а у мужа была на них аллергия.

– Когда поженимся, заведем кошку, какую захочешь.

– Верещагин, брось! Не будем мы жениться!

– Это еще почему?

– Давай сразу договоримся. Я не хочу замуж вообще. Я готова крутить с тобой роман, я просто не в силах уже от тебя отказаться, я даже не подозревала, что с мужчиной может быть так хорошо… И я, кажется, влюблена в тебя как самая ненормальная кошка, но… это и все. Я не хочу брака, совместной жизни, неизбежных взаимных претензий, измен, вранья, не хочу! Или бери, что есть, или… расстанемся, пока не поздно. И еще я не хочу, чтобы ты разводился. Не хочу, чтобы твоя жена… она же ни в чем не виновата… чтобы она страдала.

– А что я буду страдать, тебе до фонаря?

– А чего тебе страдать? До Питера три с половиной часа на «сапсане», будем иногда встречаться…

– И тебя это устроит?

– На данном этапе да.

– Но… если прибегать к нравственным категориям, то это, как минимум, нечестно! Куда честнее будет сказать Дине все прямо. Правда, боюсь, она легко от меня не отступится, попьет кровушки.

– Господи, но зачем же ты на ней женился, если предполагаешь такое?

– Я ведь уже объяснял! Нет, Яська, глупости это все! Не желаю я так! Я вернусь послезавтра в Москву и скажу ей, так мол и так, я встретил другую… У нее есть своя хорошая квартира, пусть возвращается туда, я дам ей хорошие подъемные…

– Верещагин, ты себя слышишь?

– Ну, хорошо, отступные… Делить нам нечего, у нас еще нет совместно нажитого имущества. И как только она съедет, я заберу тебя из этой твоей конуры!

– У меня контракт с фирмой на полтора года.

– Ничего, я это улажу в два счета.

Она вдруг закрыла лицо руками. И прошептала:

– Господи, какой ужас!

– Что ужас? – не понял он.

– А что если через год-другой ты вот так же станешь говорить обо мне?

– С ума сошла?

Он взял ее руку и поцеловал в запястье, туда, где явственно билась голубая жилка. Еще раз и еще.

– Яська, родная моя, ты все время ставишь меня в тупик, ты странная, но дивная, мне такие еще не встречались. Но я счастлив, что ты именно такая. Знаешь, меня всю дорогу бабы хотели на себе женить…

– Надо думать!

– И я прекрасно изучил все их уловки. А ты вот отказываешь мне, но это не уловка, это какие-то застарелые детские комплексы. Ты же просто боишься. Боишься, что не сможешь чему-то там соответствовать, отгораживаешься зачем-то, но ты прекрасная женщина, восхитительная, и твое роскошное тело куда честнее чем ты, оно выдает тебя… И если ты думаешь, что я кому-то отдам свою Яську какому-то хирургу…

– Что? Откуда ты знаешь? А, я поняла, это Варька-зараза дала тебе адрес!

– Неважно! Главное, ты меня не оттолкнула, ты приняла меня… а теперь почему-то ерепенишься. Хотя я уже многое о тебе знаю, вытянул из Варвары… Кстати, говорят же «скажи мне кто твой друг», так вот твоя подруга абсолютно замечательная особа, искренне тебя любящая…

– Да, Варька, она такая… Она так много для меня значит…

– Я понял, тебе всю жизнь не хватало любви, поверь, со мной ты будешь купаться в любви, и не только в моей.

– То есть?

– Я твердо убежден, тебя полюбят мои друзья, моя родня, все вокруг… Знаешь, что мне сказала Наташка Завьялова? Дурак ты, Ванька, зачем женился! А когда ты ушла, помнишь, мы встретились у нее? Она сказала: «какая прелесть эта Яся, не чета твоей Дине»! А еще тебя будет любить наша кошка Любаня…

– Почему Любаня? – сквозь подступившие слезы спросила Яся.

– Хорошее же имя, ласковое…

– Верещагин, закажи мне мороженое… Три шарика: крем-брюле, ванильное и фисташковое.