– Яська, я скажу тебе сейчас то, что не говорил никогда ни одной женщине, кроме сестры. Я люблю тебя, Яська! Ты мне уже родная, я чувствую, что с тобой… не страшно состариться. Я идиот, да?

Она молча смотрела ему в глаза, но он ясно видел в этом взгляде любовь. Никогда он не испытывал таких чувств, никогда не говорил таких слов. Но лучше поздно, чем никогда!

– Верещагин, я мороженого хочу! Ты меня слышал?

– А как же! Три шарика, фисташковое, крем-брюле и ванильное! – засмеялся он.

– А знаешь, зачем мне мороженое?

– Вкусно!

– Не только! Просто хочу охладить немного свой пыл, а то наговорю в ответ всякого про любовь… А потом надо будет эти слова как-то оправдывать. А вдруг я не справлюсь?

– Почему это ты не справишься? Потому что у тебя была плохая мать? Да, а кто твой отец?

– Отец? Понятия не имею. Ну, то есть я знаю, что его звали Ярослав Ярославович Иноземцев. И это все.

– Значит, имя это фамильное… И ты не пыталась его искать?

– Нет. Зачем? Если уж я матери не нужна, что говорить об отце.

– Да бог с ними, и с матерью и с отцом, ты нужна мне, и не просто нужна, а жизненно необходима. Жизненно, понимаешь? Не только в койке, а вообще… везде, во всем!

Тут подошел официант и он заказал ей мороженое.

– Вкусно тебе? – спросил он, с наслаждением наблюдая, как она уплетает мороженое.

– До ужаса! Хочешь попробовать?

– Хочу! Дай ложечку фисташкового!

– На!

– Ох, и вправду вкуснючее мороженое! А, я понял, это потому что из твоих рук…

– Верещагин, перестань, а то вдруг я поверю…

– А ты мне не веришь?

– Боюсь поверить. Ты когда уезжаешь?

– Завтра трехчасовым.

– Ой!

– Что?

– Страшно!

– Чего боишься на сей раз?

– Что больше тебя не увижу!

– Это почему же? И не надейся! Да, а где твой хирург?

Она засмеялась.

– Он далеко. Очень.

– А конкретнее?

– В Сирии.

– О! Уважаю. Ты с ним спала?

– Нет. Не успела.

– Его счастье. А то я убил бы его на фиг. И вот что, Яська! Я, пожалуй, сдам билет, и поеду послезавтра. Я хочу уладить дело с твоим контрактом и увезти тебя в Москву.

– Ты с ума сошел! Нет. Я не согласна. Мы же еще совершенно не знаем друг друга, так нельзя.

– Дурочка! Я вижу тебя насквозь. И люблю именно такую, со всеми твоими комплексами и заморочками. Но в чем-то ты, пожалуй, права. Я действительно, как тот Торопыжка, проглотил утюг холодный. Но билет я все же поменяю. И завтра утром мы поедем в Петергоф. Я так его люблю!

– А я… я никогда не была в Петергофе.

– Позор на твою золотую голову! Поедем на «Метеоре».

У него зазвонил телефон. Это что-то плохое, подумал он. Звонила сестра.

– Ванечка, милый, ты где, я звонила домой, но Дина сказала, что ты не в Москве.

– Я в Питере. Что случилось, Лиза?

– Виктор попал в аварию, он в госпитале, мне страшно, а Толя в Америке…

– Хочешь, чтобы я прилетел?

– Ванечка, если это возможно… – рыдала сестра.

– Разумеется, возможно. Я узнаю расписание рейсов и вылечу первым же. А что говорят врачи?

– Говорят, что шансы у него неплохие, но это же так расплывчато… А точнее не говорят.

– Врачи, особенно хирурги, люди очень суеверные. Не волнуйся, Лиза! Может, нужны какие-то лекарства?

– Нет, они говорят, что все есть. Его положили в военный госпиталь. Там, кажется, хорошие врачи…

– Ну все, Лиза, я займусь билетом и сразу позвоню тебе. Держись!

– Что случилось? – спросила Яся.

– Муж сестры попал в автокатастрофу. А сын в Америке. Он долго добивался стажировки…

– Конечно, ты обязан лететь!

– А полетели со мной?

– Нет. Это не годится. Сестре ты нужен целиком, а я там буду просто ненужным и раздражающим довеском. Я только прошу, звони мне иногда…

– Господи, конечно, о чем речь. Тебе еще надоест отвечать на мои звонки.

Он стал выяснять расписание самолетов на Новосибирск. Ближайший рейс был только в одиннадцать утра. Он забронировал билет и позвонил сестре.

– Лиза, есть рейс в одиннадцать утра.

– Спасибо, Ванечка. Жду тебя. Запиши адрес госпиталя.

Он записал.

– Ты очень любишь сестру, да?

– Очень. Она меня практически вырастила. Вот видишь, сама судьба так распорядилась… Хотя, видит Бог, я хотел совсем другого…

– Верещагин, о чем ты говоришь? Я сейчас выйду, а ты позвони жене и предупреди ее.

– Успеется.

– Нет. Она же будет тебя ждать.

С этими словами Яся встала и вышла из зала. Тактичная девушка.

Он набрал номер Дины.

– Ванечка, любимый, наконец-то! Звонила Лиза…

– Я знаю. Я завтра вылетаю к ней. Так что не жди меня, я не знаю, как там и что…

– Ваня, а что у тебя с голосом?

– А что у меня с голосом?

– Он какой-то холодный…

– А ты полагаешь, я могу сейчас рассыпаться в нежностях? – едва сдерживая раздражение, бросил он.

– Да-да, ты прав, но просто я так соскучилась, я так люблю тебя.

– Все, извини!

И он отключил телефон.

Боже, какой же я болван!

Но тут вернулась Яся.

– Может быть мы уже пойдем? – сказала она и погладила его по руке.

Это было именно то, в чем он сейчас нуждался. В этой ласке было столько нежности и понимания.

Они вернулись к ней.

– Верещагин, расскажи мне о своей сестре, – попросила она.

– Что же тебе рассказать? Мы с ней рано осиротели. Она на семь лет старше меня и заменила мне мать. Она серьезный ученый, как и ее муж, и сын, кстати, тоже. Она добрая, обожает театр… У них собака, совершенно дурацкий французский бульдожка, впрочем очень милый. А что это ты делаешь?

Пока он рассказывал, она достала колоду карт и принялась раскладывать их на столе.

– Погоди! – не ответила она.

– Это пасьянс?

– Что-то в этом роде. Погоди.

Он умолк и стал смотреть на нее. В душе поднимался восторг. Вот такая жена мне нужна, просто необходима.

Наконец, она с торжеством смешала карты.

– Все с мужем твоей сестры будет в порядке.

– Ты гадала?

– Да нет. Просто у меня есть своя система пасьянсов. Когда ситуация критическая, я раскладываю пасьянс, и еще ни разу он меня не обманул. А если просто так, по пустякам, то запросто соврет. Но вот, например, когда я решила сбежать в Москву от мужа, я раскинула карты и вышло, что все у меня будет хорошо. А когда мать меня выгнала, я подумала, что мой пасьянс фигня, но потом, когда я поселилась у Варьки и она в первый же день нашла мне работу, я поняла, что гаданье мое правильное. Вот и сейчас ситуация критическая и все вышло прямо с первого раза, даже удивительно.

Он подошел к ней, поднял из-за стола, обнял, прижал к себе.

– Родная моя, я почему-то верю тебе. Ты поедешь меня провожать?

– Нет. Не поеду.

– Почему?

– Потому что мало ли кто может нас там засечь, снять на телефон, выложить в сеть. Не надо нам этого. Мне-то что, а вот тебе пока этого не надо! Тем более в такой ситуации, когда тебя ждет сестра.

– А ты мудрая, Яська…

…К счастью, самолет вылетел без опоздания. Утром Яся сказала, что сегодня опять раскинула карты и опять все сошлось. Он поверил ей и успокоился. И стал думать, как лучше сказать все Дине, и чем больше он думал, тем яснее становилось ему, что легко он не отделается.


Он примчался в госпиталь. Сестра ждала его в вестибюле. Вид у нее был донельзя утомленный, даже измученный.

– Ванечка, родной! Спасибо, что приехал! – обняла она брата.

– Как я мог не приехать? О чем ты говоришь! Ну, что Виктор?

– Он без сознания. Но врачи говорят, что операция прошла успешно, что он выкарабкается. У него на ноге аппарат Илизарова… Ваня, мне так страшно…

– А Толяну ты сообщила?

– Нет. Не надо, чтобы он срывался. И вообще, зачем его волновать, мальчику и так там трудно, в этой Америке…

– Лиза, но ведь он может здорово обидеться. Ты не права, по-моему.

– Думаешь?

– Уверен! Хочешь, я свяжусь с ним, но скажу, что в его присутствии пока нет необходимости…

– Пока? – вскинулась Елизавета Алексеевна.

– Хорошо, не буду говорить «пока».

– Ваня, давай подождем! Пусть Витя придет в себя, чтобы зря не пугать мальчика.

– Ничего себе мальчик! Ну как хочешь! А ты вообще что-то ела?

– Не помню.

– Ну вот что, так не годится! А то Виктор очнется, а ты с голоду в обморок хлопнешься. Кому это надо?

– А как же…

– Я тут побуду, а ты пойди поешь.

– Ну хорошо, а то я и вправду еле на ногах стою.

– А поезжай-ка ты домой, Лизаня, поешь, прими душ и поспи часок-другой…

– Нет! Об этом не может быть и речи.

– Ну что с тобой сделаешь. Хоть поешь. А я поговорю с врачами.

Елизавета Алексеевна ушла. Иван пошел искать лечащего врача. И, к счастью, нашел его в ординаторской.

Доктор оказался еще молодым, но вид его внушал доверие.

– Извините, доктор, я по поводу Виктора Сергеевича Веснина.

– А вы кто?

– Брат его жены.

– Ну что вам сказать… Все могло быть в сто раз хуже. Но организм у него крепкий, выкарабкается. Конечно, загадывать наперед дело неблагодарное, но перспективы совсем даже неплохие. Мы тут и не таких по частям собираем…

Этот человек, такой уверенный в себе, такой шикарный, но с хорошим добрым лицом, внушил доктору уважение. Никаких истерик, никаких угроз, никаких ссылок на знакомство с высшим начальством.

– Доктор, может быть нужны какие-то лекарства?

– Да нет. Все есть. Вот еще лет шесть назад… А сейчас есть. Мы же военные…

– А почему он не приходит в себя?

– Защитная реакция организма. Думаю, еще часа три-четыре и очнется. А вот его жену я бы…

– Я отправил ее поесть.

– Это правильно. Она вас послушалась?

– А куда она денется!

У доктора зазвонил телефон.

– Извините. Алло. Да. Отлично. Иду! Вот, наш больной открыл глаза.

– Слава богу! Вы меня к нему пустите?

– Нет. Он в реанимации. Туда нельзя. Но я сейчас пойду к нему и все вам расскажу. Ждите.

Доктор поспешно ушел. Иван ходил взад-вперед по коридору.

– Ваня! – окликнула его сестра.

Вид у нее был чуть лучше.

– Он очнулся, Лизаня. Доктор пошел к нему. Но тебя туда не пустят.

– Я знаю.

– Доктор придет и все скажет. Он произвел на меня хорошее впечатление.

Доктор появился еще минут через десять.

– Ну что, господа-товарищи. Больной наш пришел в себя. Он совершенно адекватен, все помнит. Рефлексы нормальные. Полагаю, завтра переведем его в обычную палату, вот тогда и сможете его повидать. А послезавтра будем потихоньку поднимать его. И если все пойдет как надо, через две недели выпишем. Вот такие перспективы. Я очень доволен.

– Господи, доктор… – прижимала руки к сердцу Елизавета Алексеевна.

– Извините, я вас оставлю, дела. А вы поезжайте домой! Нечего вам тут околачиваться. А завтра в приемные часы милости прошу! Но не раньше!

И он ушел.

– Слава богу, Лизаня! Ну все, поехали домой!


На другой день они вдвоем примчались в больницу. В палате на двоих сейчас кроме Виктора Сергеевича никого не было.

– Ох, Лиза, ты зачем Ивана вызвала? Суматоха, а не женщина. Но надеюсь, Тольку не сдернула?

– Не волнуйся, Толян вообще ничего не знает, – сказал Иван.

А Елизавета Алексеевна тихо плакала.

– Ну чего ты ревешь? Мне врачи сказали, что завтра уже начнут меня поднимать на ноги. Ну чего ревешь, дуреха?

– Я так испугалась!

– Ладно, вы тут общайтесь, а я пока за продуктами смотаюсь, а то в доме пусто, мы с твоей женой последние крохи подъели! А потом возьму такси и заеду за тобой, сестренка.

– Спасибо, Ванечка!

Иван Алексеевич вышел из палаты. Ну, слава богу, на сей раз все обошлось. И завтра уже можно лететь в Москву. В Москву или в Питер? Как там моя Яська? Он дико скучал по ней. Душой и телом. Какая она милая, нежная… Как я люблю ее… И вдруг взгляд его упал на табличку на двери чьего-то кабинета. «Заведующий отделением Иноземцев Я. Я., др. м. н., профессор». Иноземцев, надо же… Впрочем, не такая уж раритетная фамилия. Он пошел дальше по коридору. Иноземцев Я. Я. Интересно, он Яков Яковлевич? Или Яков Янович? Но ведь не Ярослав же Ярославович? Он остановился, повернул обратно и постучал в дверь. Никто не ответил. Завотделением отсутствовал. Навстречу шла медсестричка.

– Простите, девушка… – окликнул ее Иван.

Та с большим интересом на него взглянула и улыбнулась.

– Извините, девушка, как имя-отчество вашего заведующего?

– Ярослав Ярославович, – с готовностью ответила она. – Но его сейчас нет.

– Еще один вопрос можно? – улыбнулся Иван.

– Пожалуйста!

– Скажите, а какого он возраста?

– На днях юбилей отмечали, шестьдесят пять.

– Спасибо вам, огромное спасибо!