– Ну и что? Я люблю заранее знать, что будет. А у них в Новый год хорошо! Дом большой, комнат много, баня сказочная, семья чудесная… Милкин муж сын космонавта, очень крупная шишка в космической науке, точнее не знаю, но клевейший мужик, свекор со свекровью потрясная пара, обожают друг друга, и все такие дружные, как не в наше время…

– А дети у Милы есть?

– Есть. Двойняшки. Петька и Витька. Рыжие. Смешные до ужаса.

– Сколько им?

– Шесть.

– А Мила не работает?

– Нет. Она занимается детьми и домом. И гости у них всегда такие славные. И елку во дворе наряжают. Я после Славкиной смерти у них на Новый год не была. А как мне Николай помог, когда Славка умер. Знаешь, я иногда насмотрюсь на наших авторов, на начальство, и складывается впечатление, что кругом одни уроды. А съезжу к Милке, и легче становится.

– Ну, мне с моей матерью вообще кажется…

– Да наплюй ты! Она всегда была такой. Погоди, она еще позвонит, попытается как-то оправдать свой поступок.

– Она? Да ни в жисть! Ох, Варька, я все-таки непроходимая дура…

– А в чем?

– Почему я, собравшись в Москву, не позвонила тебе, а поперлась к матери?

– А это на уровне инстинкта – мне плохо, надо к маме…

– Но я уже взрослая баба, какая мама? Дура я, непроходимая дура!

– Да брось! Все же прекрасно! Я тебе рада без ума, у меня даже настроение сегодня с утра другое было… Не вдовье, что ли… Вот, давай сверни налево, там клевая кафешка и стоянка есть.

Едва они заказали ужин, у Яси зазвонил телефон. Номер был какой-то непонятный.

– Алло! Что все это значит? – узнала она голос мужа.

– Что именно?

– Ты где вообще?

– В Москве.

– И надолго?

– Да навсегда! Я ушла от тебя, Вилли!

– Что за бред!

– Это не бред, а вполне осознанный поступок! Мне не нравится, когда на меня поднимают руку…

– Прости, это было в первый и последний раз.

– Конечно в последний. Я не вернусь.

– Да? И на что ты будешь жить?

– А я уже нашла работу. И, кроме того, тебя это уже не должно волновать.

Они говорили по-французски, и Варя только таращила глаза. Наконец, он отвязался.

– Твой звонил? Прощения просил?

– Просил, но как-то неубедительно, формально. Знаешь, я услышала его голос и ничто во мне не дрогнуло. Все! С этим браком покончено!


Ей давно не было так хорошо! Вот уже три недели она жила у Вари. И с удовольствием многое делала по дому – убирала и готовила, несмотря на Варькины вопли. В магазины они ездили вместе. И еще Яся работала. С утра до вечера. И ей было уютно жить. Впервые за последние полтора года. По вечерам за ужином подруги болтали обо всем на свете. Как-то Яся спросила:

– Варь, скажи, а зачем издавать такой роман? Это дико скучно, претенциозно и вообще, на мой взгляд, гадость.

– А сейчас на такое спрос! В Европе это бестселлер! А мне сдается, что у нас… Помнишь, кто-то сказал: все жанры хороши, кроме скучного. А у нашей так называемой элиты все наоборот, все жанры плохи, кроме скучного! Хотя издательство у нас большое, есть разные направления… Но ты особо не умничай, переводи, что дают.

– Но тебе-то я могу сказать?

– Мне, конечно, можешь! А как, кстати, у тебя продвигается дело?

– Да текст нетрудный, я уже больше половины сделала, к сроку управлюсь.

– А что это у тебя в сотейнике?

– Баранье рагу.

– Да ты что! Это должно быть вкусно… Ой, а запах какой! Ты вообще готовишь гениально! Ой, мама, сроду ничего вкуснее не ела! Ох, боюсь, я на таких харчах разжирею на фиг!

– Не разжиреешь, у тебя конституция хорошая.

– Яська, у меня благодаря тебе настолько меньше денег уходит… Я покупала все готовое, мне лень было для себя стряпать. И живот не болит больше. Как здорово, что ты приехала, Яська!

– И мне, Варька, давно не было так хорошо и спокойно.

* * *

Иван Алексеевич познакомил Дину со своими самыми близкими друзьями Глебом Кузьминым и его женой Наташей Завьяловой. Они встретились вечером в хорошем ресторане. Дина была очень красива и весела в этот вечер. Разговор получился оживленный, было уютно и непринужденно. Дине кто-то позвонил и она, извинившись, вышла из-за стола.

– Да, Ванька, – заметил Глеб, – хороша, ничего не скажешь! Женись и не раздумывай! После всех твоих бесчисленных Сольвейг совсем другой коленкор! Она у тебя уже живет?

– Пока нет. Я-то не против, но Дина говорит, что переберется ко мне только после свадьбы.

Наташа иронически вскинула бровь, но промолчала, а мужчины не заметили.

– Кстати, Дина великолепно готовит… – зачем-то произнес Иван Алексеевич. И вдруг почувствовал себя дураком. А почему… Пойди, пойми.

Дина вернулась за стол.

– Извините, это по работе. Наташа, я большая ваша поклонница, записываю ваши передачи и на досуге смотрю. Это всегда интересно и абсолютно небанально. И еще – у вас всегда такие красивые платья… – с милой улыбкой добавила Дина.

– Спасибо, – улыбнулась в ответ Наташа. – Но платья эти поставляет фирма…

– Я понимаю, но они всегда вам к лицу.

– О, – вклинился в разговор Глеб Витальевич, – если б вы знали, Диночка, сколько времени и нервов стоят Наташе эти примерки! Поначалу вообще был ужас, но потом она победила фирмачей и они уже стали ориентироваться на ее вкус. Да, кстати, ребята, вы на Новый год никуда не смыливаете?

– Нет.

– Тогда я приглашаю вас на Новый год и новоселье одновременно.

– Какое новоселье? – искренне изумился Верещагин.

– А мы купили дачу!

– Что ж ты молчал?

– Да всем в основном Наташка занималась, – счастливо смеялся Глеб Витальевич.

– И что за дача?

– Старый дом в генеральском поселке. Большущий, деревянный, такая прелесть… – воодушевилась Наташа. – Два этажа, все в прекрасном состоянии, я только косметический ремонт сделала и сантехнику поменяла, а так все по-старому. Очень уютно!

– Ну, вы тихушники! И что же вам дарить на новоселье?

– Паровую швабру! – сразу ответила Наташа.

– Господи, а что это такое? – вытаращил глаза Иван Алексеевич.

– Я знаю! – заявила Дина. – Очень удобная штука! У моей подруги есть, она не нарадуется.

– С ума сойти! – в один голос воскликнули мужчины.

– Ваня, я возьму это на себя, – вызвалась Дина.

– О, это здорово, а то я в таких вещах не разбираюсь, – обрадовался Иван Алексеевич.


– …Наташ, ну как она тебе? – спросил уже по дороге домой Глеб Витальевич.

– Честно? Не понравилась.

– Почему? – поразился Кузьмин.

– Она его не любит. Да и он ее тоже.

– А он вообще… На моей памяти никого никогда не любил по-настоящему.

– Да, такое случается, но если бы она его любила, все могло бы сладиться, и он к ней привязался бы, тоже ведь уже далеко не мальчик, живет бобылем… Но это не тот случай.

– А с чего ты взяла, что она его не любит? Мне так не показалось. Она так на него смотрит…

– Как на свое весьма благополучное будущее, и не более того, – сухо ответила Наташа.

– Наташка, ты ведь любишь Ваньку?

– Очень. Он чудесный человек.

– Вот! Ты просто подсознательно ревнуешь.

– Глеб, что за чушь! Я люблю Ивана как друга!

– А я и имел в виду дружескую ревность.

– Ладно, поживем – увидим. Вот приедут к нам на Новый год, тогда и поглядим. Как она с ребятами будет общаться. Леня очень тонко чувствует людей, и обожает Ивана.

– Да, а Аська будет с нами?

– Нет, Артур ее увозит в Австрию на лыжах кататься.

– Жаль.

– Мне тоже жаль, но я не могу ее не пустить. И она жаждет провести каникулы с папой. Он хороший отец.

– Да, и человек оказался приличный. Боже, как я его ненавидел, пока ты была его женой…

– Но я уже два года твоя жена.

– И я счастлив.

* * *

– Скажи, Яська, – как-то вечером спросила Варвара, – а почему у тебя нет детей?

– А у тебя? – ответила Яся вопросом на вопрос.

– А мы собирались. Славка говорил: вот встанем на ноги… Встали. И тут у него инфаркт… Ну, а у тебя?

– Понимаешь, мне нельзя.

– Почему?

– Потому что я урод!

– Что?

– Я выросла в ненормальной семье, я не знаю ничего про материнскую любовь… Я боюсь, что не смогу дать ребенку то, что ему необходимо…

– Что за бред! – закричала Варька. – Ты именно что была бы прекрасной матерью, все время помнила бы, как нельзя… А Вилли твой тоже не хотел детей?

– Я не знаю. Поначалу, когда мы только поженились, он много говорил о детях, о том, что сперва поживем еще для себя, а потом обязательно…

– А ты ему о своих идиотских сомнениях говорила?

– Пыталась, но он как-то отмахнулся, сказал, что это влияние русской литературы…

– Понятно.

– Вообще, если он был чем-то недоволен, во всем было виновато мое происхождение. А уж в последнее время особенно… Да ну, не хочу я о нем говорить.

– Но ты все-таки любила его?

– Не знаю. Мне казалось, что любила, но, возможно, просто хотела уехать подальше от матери… И вот, скажи, Варь, какого черта я к ней поперлась? Забыла, что нужна ей, как прошлогодний снег…

– Да ладно, наплюй! Сейчас у тебя все хорошо! А вообще, мы с тобой неправильно живем!

– То есть?

– Мы ж еще молодые, нам нужна любовь…

– А где ж ее взять?

– Искать надо!

– А где ее искать? Чай, не грибы. Вот у вас в издательстве есть мужики?

– До фига!

– Ну и?

– Нет, это не то. Знаешь, мы издаем одну писательницу, она сама уже старая, но всегда внушает нам, что свою судьбу можно встретить за любым углом, но к этой встрече надо быть готовыми.

– Это как?

– Ну, всегда быть в тонусе, не распускаться, выглядеть на все сто…

– Варька, ты это к чему?

– А давай запишемся в салон красоты? Приведем себя в божеский вид. Маникюрчик, то, се… Тем более у Милки наверняка будут всякие интересные гости.

– Мне нравится ход твоих мыслей, хватит уже вдоветь!

– Знаешь, я вспомнила, в прошлом году мы ездили в Лондон на книжную выставку. Нас там было довольно много, ну, естественно, мы постарались хорошо выглядеть, и вдруг к одной нашей девушке подошла англичанка, работавшая на выставке, и говорит:

– Ведь у вас в России, кажется, кризис?

– Да, и что?

– «А я вот смотрю, у вас все девушки такие ухоженные, причесанные, с хорошим маникюром…» По их представлениям, мы, очевидно, должны ходить грязные, нечесаные, вонючие? Скажи, ты вот жила в Европе?

– Да эта тетка просто дура, вот и все!

– Может быть… Ну что, записываемся в салон?

– Валяй! Будем красивые и неотразимые!

– И надо еще сшить новые платья! – воодушевилась Яся. – Ты же гениально шьешь!

– Да я уж и забыла, когда последний раз шила…

– А ты вспомни!

– И ты поедешь на Новый год в моем платье?

– А почему нет?

– Яська! Тащи стремянку!

– Зачем?

– На антресолях стоит еще мамин чемодан с отрезами.

Варькина мать была известной в Москве портнихой.

Чемодан оказался битком набит аккуратно завернутыми в пергаментную бумагу кусками тканей.

– С ума сойти, сколько! – ахнула Яся.

– Маме эти ткани привозила ее сестра, моя тетя Саша. Ее муж был дипломатом. К сожалению, они погибли в автокатастрофе под Парижем. А мама тряслась над этими отрезами и только самым любимым клиенткам их продавала. С ума сойти, даже панбархат…

– А что такое панбархат?

– Вот, видишь, на шифоне бархатные цветы или узоры…

– Ну, выглядит достаточно старомодно.

– Тем лучше, сойдет за винтаж! Вот, глянь, зеленый, тебе пойдет…

– Нет, я буду себя чувствовать дурой. Такие штуки надо уметь носить, а я не умею. Мне вот этот кусок нравится… Это что?

– Креп. Да, кстати, панбархат шить сложно, а гладить… Ну его к бесу. Пусть лежит, пока не войдет опять в моду.

Они долго и со страстью выбирали ткань, наконец остановились. Яся на бежевом крепе, а Варька на фиолетовом тяжелом шелке, потом они рылись в Интернете в поисках фасонов и выкроек…

– Как думаешь, будем шить длинные?

– Мне – нет, а ты как хочешь! Зачем шить платье на один раз? – горячилась Яся.

– Ну, подкоротить-то всегда можно!

– А зачем зря ткань переводить?

– Ишь, какая ты разумная, – хохотала Варька.

– Эх, Варвара, тебе бы не редактором быть, а кутюрье.

– На кутюрье не потянула бы. И потом мама жаждала видеть меня филологом. И, кстати, я хороший редактор. Но я считаю, что бежевый креп это скучновато. Цвет, безусловно, благородный, но к Новому году как-то блекло…

– Думаешь?

– Думаю. Конечно, можно сделать цветной пояс или…

– Варь, а у тебя нет каких-нибудь обрезков?

– Обрезков? Зачем?

– Есть у меня одна идея…

– Вообще-то точно… У мамы был мешок с обрезками…

Она опять полезла на антресоли и вытащила довольно объемистый мешок из синего атласа.