Ее голова откинулась назад, и Челси издала тихое сексуальное: «О-о-ох. Это так здорово. Продолжай». Она потерлась о ширинку его джинсов, и Марк чуть не взорвался. Он целовал другую грудь, пока дыхание Челси не стало прерывистым, и тогда понял, что пути назад нет. Она даст ему то, чего он хочет. Позволит ему делать все, о чем он мечтал.

Марк скользнул губами по ее нежному животу до пупка. Хотел поцеловать ее бедра и удовлетворить голод, грызущую нужду, которая требовала освобождения. В ящике стола под Челси лежала упаковка презервативов, которые только и ждали, когда Марк достанет и наденет один из них.

Он поднял юбку Челси, когда в бедре вспыхнул первый приступ боли. Марк застыл, надеясь, что все пройдет.

- Черт! – Боль скручивала мышцы, и ему пришлось схватиться за край стола, чтобы не упасть на задницу. – Дерьмо!

- Что?

Боль распространялась все выше по бедру, и Марк уже не мог двигаться.

- Ты в порядке?

Опустив голову, он сильнее сжал столешницу.

- Нет.

Так осторожно, как только мог, он опустился на пол прежде, чем упадет. Сел, оперевшись спиной о стол, сжимая одной рукой бедро, вдыхая через нос и выдыхая через рот. Марк не знал, что хуже. Боль в ноге или унижение от того, что тело предало его раньше, чем он смог удовлетворить себя и полуобнаженную женщину на столе. Вероятно, последнее. Боль в ноге утихнет. Унижение продлится намного дольше.

- Марк. – Челси опустилась рядом с ним на колени, уже в лифчике и застегнутой блузке. – Я могу помочь?

- Ничего. – Он сделал еще один глубокий вдох и сжал зубы. – Просто дай мне несколько минут.

- Я… я сделала что-то, что причинило тебе боль?

А ведь до этого мгновения он думал, что бòльшее унижение испытать невозможно.

- Н-нет.

- Что случилось?

Его мышцы начали расслабляться, и Марк посмотрел на ее симпатичное лицо: губы все еще были припухшими от поцелуев.

- Иногда я забываю об ограничениях. Когда я двигаюсь слишком быстро или не по той траектории, бедро сводит судорогой.

- Могу я сделать тебе массаж?

- Нет.

- Но если тебе больно, я могу растереть твою ногу.

Марк засмеялся - боль уходила из бедра.

- Моя нога – не единственное место, которое болит. Если хочешь растереть мне что-нибудь – давай, помассируй мой стояк.

Челси прикусила губу:

- Это не входит в мои обязанности.

- Милая, все, что мы только что делали, не входило в твои обязанности.

Она села на пятки:

- Не стоило позволять тебе уговорить меня снять рубашку.

- Мне не пришлось долго уговаривать.

- Знаю. – Ее щеки порозовели, сравнявшись по цвету с волосами. – Иногда у меня бывают проблемы с управлением порывами, но я не могу заниматься с тобой сексом. Это неправильно.

- Нет, не неправильно.

- Неправильно. – Челси покачала головой, заправляя волосы за уши. – Я работаю на тебя, и есть определенные правила, которые я просто не могу нарушить. Пожалуйста, не проси меня. Я не хочу потерять эту работу.

И снова они вернулись к тому, с чего начали. Марк сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Остатки боли ушли из его тела, но он знал, что стоит сделать лишь одно неверное движение, и все снова вернется. Откинув голову назад, он закрыл глаза.

- Я же говорил, что тебя не уволят.

- Все равно я должна буду уйти. Это было бы слишком странно... после всего. Как будто мне платят за то, чтобы я приходила и занималась с тобой сексом. Знаю, после только что случившегося ты можешь не поверить в это, но с точки зрения морали и этики я не могу сделать такое.

С точки зрения морали и этики у него не было проблем с тем, чтобы заниматься сексом со своей ассистенткой. Совсем. Но он никогда не относился к тем парням, которые давят на женщину, когда она не хочет секса. Даже если сам он хочет этого так сильно, что зубы болят, а яйца ноют.

- Не знаю, что еще сказать.

Марк взглянул на Челси. И внезапно почувствовал себя усталым. И старым. Как будто только что провел два раунда против Даррена Маккарти в овертайме.

- Не нужно ничего говорить. Я выпил горсть викодина до твоего прихода и лишился разума.

Чесли встала. Марк посмотрел на ее босые ноги.

- Он всегда заставляет тебя лишаться разума?

Нет, это она заставила его слететь с катушек.

- Он делает меня забывчивым, и я забыл, что не могу заниматься с тобой сексом.

Но в следующий раз он не забудет. Он чуть не кончил, а она собирается уйти. Прямо как в тот раз. Челси была симпатичной и сексуальной и нравилась ему, но ему нравились многие симпатичные и сексуальные женщины. Симпатичные и сексуальные женщины, которым на их пути к жарким грязным играм на простынях не помешают такие вещи, как мораль и этика.


***


Если бы не судорога, Челси занялась бы с Марком сексом. Прямо тут на гранитной столешнице. И без всяких сомнений. Сегодня разум на этой кухне потерял не только Марк. И так же как у Челси не было сомнений в том, что сдалась бы ему, она не сомневалась, что ей было бы хорошо.

Очень хорошо.

Настолько хорошо, что она кричала бы во все горло, сотрясая райские врата и умоляя его не останавливаться.

Она не знала, что в нем есть такого, кроме потрясающей внешности и горячего тела. Кроме жара карих глаз и прикосновений искусных рук и рта, которые заставляли ее забыть обо всем. Забыть об этике и планах, и о том, кто она такая и чего хочет от жизни.

Челси и прежде работала на фантастически выглядевших мужчин. Мужчин, которые тонко и не-очень-тонко намекали, что хотели бы заняться с ней сексом. И никогда не чувствовала искушения. Для них она была просто женщиной, которую они считали привлекательной. Тело. Ничего личного.

Марк оказался другим. Было что-то в том, как он порой смотрел на нее. Не так, будто хотел ее, а как будто нуждался в ней. Это окружало его как какая-то жаркая магнетическая сила, которая затягивала Челси и опустошала ее разум. Это превращало ее в оголенные нервные окончания и горячие желания. Это заставляло ее желать отбросить к чертям собачьим осторожность и здравый смысл вместе с одеждой и прижаться обнаженным телом к телу Марка. Трогать его везде и чувствовать, как он трогает ее.

«Я всегда был хорош только в двух делах: хоккей и секс, – сказал он. – Моя хоккейная карьера закончена. Так что осталось только одно дело, в котором я хорош».

Челси никогда не видела, как он играет в хоккей, но была уверена, что подход Марка к обоим делам одинаков. Она представила, как он, и забивая голы, и набирая очки с женщинами, использует ту же вдумчивую точность. Он останавливался и давал себе время. Не торопился и делал все, что нужно, чтобы завершить задуманное.

В отделе замороженных продуктов «Хол Вудс» ей стало интересно, что этот мужчина делает, чтобы заставить женщин кричать: теперь она знала. И теперь, когда Челси знала, она беспокоилась, что следующие несколько дней, черт, следующие три месяца будут пыткой.

Но ей не нужно было беспокоиться. На следующий день Марк вернулся к своей прежней модели поведения: он игнорировал Челси. Игнорировал ее и через день. На самом деле, на протяжении следующих нескольких недель он заговаривал с ней, только когда она назначала встречи или возила его, чтобы показать дома. Марк посмотрел так много недвижимости, что Челси уже перестала верить, что он найдет что-нибудь. Дома были или слишком большими, или слишком маленькими. Если ему нравилась архитектура, ему не нравилось то, что вокруг. И наоборот. Или дома были слишком уединенными, либо наоборот – находились слишком близко к соседям. Он был как Златовласка и не мог найти что-то подходящее.

Часто за ним заезжали друзья, или он проводил время в тренажерном зале наверху или на поле для гольфа прямо за задним двором. В редких случаях, когда Марк разговаривал с Челси, он был так невероятно вежлив, что ей хотелось ударить его по руке и велеть прекратить это. Дать ей глупое задание или оскорбить ее одежду и волосы.

Вместо этого Марк говорил на безопасные темы, например, о ее актерской игре. Челси рассказала ему о работе на заднем плане, которую выполняла для «Эйч-би-оу». Ее наняли для рекламной фотосессии в местном кофейном магазине, а еще Челси пробовалась на роль Элейн Харпер в местной постановке «Мышьяк и старые кружева». Но не получила ее, потому осталась немного разочарованной, но не слишком. Пьеса не вышла бы до сентября. А Челси не знала точно, сколько пробудет в Сиэтле после окончания работы на «Чинуков».

Странно, но чем меньше внимания Марк уделял Челси, тем больше внимания она уделяла ему. Чем больше он ее игнорировал, тем больше его черточек она подмечала. Например, что он растягивал «о», когда говорил. А если был раздражен, его «ага» обрывалось до «аг». Она обратила внимание, как его голос звучит через стекло, когда стояла в кабинете и наблюдала за Марком, который тренировал Дерека на подъездной дорожке. Его тренерский стиль совмещал в себе в равной степени поощрение и недовольство, и Бресслер попеременно то веселился, то раздражался, глядя на Дерека, которому не хватало координации.

Челси заметила, как Марк пах. Как какая-то смертельно притягательная комбинация мыла, дезодоранта и кожи. И еще обратила внимание, как он ходил. Он больше не носил лангету, так что переложил трость в правую руку. Казалось, его походка стала легче. Менее выверенной. Более плавной. Челси заметила, что Марк казался более расслабленным, и боль реже заставляла сжиматься его губы. И заметила, что он меньше спал днем, но всегда выглядел усталым к тому времени, когда она уезжала.

Челси заметила все это в нем, но он, казалось, не очень-то много замечал в ней. Иногда она надевала слишком яркую одежду, думая, что добьется хоть какой-то реакции. Ничего. Будто того случая на кухне никогда не было. Как будто Марк не трогал ее и не целовал, и не заставлял желать большего.

И все же… все же несколько раз Челси казалось, что она поймала какой-то проблеск в его глазах. Ту жаркую потребность, тлевшую прямо под поверхностью. Едва сдерживаемое желание. Но потом Марк отворачивался и оставлял ее в размышлениях: а не сошла ли она с ума?

На протяжении следующего месяца Челси начала рассматривать Бресслера как что-то роскошное. Что-то, что она желала, как шоколадное мороженое. Что-то вредное для нее. Но чем больше она говорила себе, что не может получить это, тем больше, казалось, хотела попробовать хотя бы кусочек. И так же как в случае с мороженым, она знала, что если позволит себе это удовольствие, одного кусочка будет недостаточно. За ним последует второй. За вторым третий. За третьим четвертый, пока она не съест все и не останется ничего, кроме сожаления и боли в желудке.

Челси также знала, где именно она бы начала наслаждаться Марком. Прямо там, где ворот его футболки касался основания шеи. Челси поцеловала бы впадинку на его горле, прямо под небольшой выпуклостью адамова яблока.

Работать на Марка было в равной степени и легко, и трудно. Ей не нужно было следить, чтобы его приглашали на правильные вечеринки или устраивать мероприятия, как она делала для бывших работодателей. Ей не нужно было звонить дизайнерам, чтобы удостовериться, что он получит нужную одежду. Он был очень неприхотлив, но его отстраненное поведение создавало трудности.

За три дня до вечеринки в честь Кубка Стэнли Марк внезапно вспомнил, что должен купить рубашку. Челси отвезла его в магазин «Хьюго Босс» и сидела в кресле рядом с трехстворчатым зеркалом, пока Марк примерял разные варианты. Он обнаружил, что со времени аварии потерял дюйм в обхвате шеи, груди и талии. А, значит, должен был купить новый костюм, чтобы его подогнали по фигуре к вечеринке. Марк выбрал пиджак из шерсти на двух пуговицах и брюки классического темно-серого цвета. К ним он взял две рубашки - темно-серую с черным и белую.

Продавец принес Марку несколько галстуков, и он подобрал к белой рубашке простой в зелено-голубую полоску. Челси наблюдала в зеркало, когда он застегнул воротничок и обернул галстук вокруг шеи. Хотя к руке Марка и вернулась гибкость, его негнущийся средний палец продолжал мешаться.

- Дерьмо, - выругался Марк после третьей попытки.

Встав, Челси подошла к нему.

- Позволь мне, - сказала она, убирая его руки. Пальцы коснулись толстого хлопка новой рубашки, пока Челси выравнивала длину концов галстука.

- Ты делала это раньше?

Она кивнула и сосредоточилась на шелке в своих руках, а не на губах Марка в нескольких сантиметрах от ее лба.