– Хочешь поговорить об этом?

Пожимаю плечами.

– Сейчас меня это не беспокоит так сильно, как раньше. Теперь это для меня часть прошлого, и только.

– Наверное, это все-таки нечто большее, раз ты захотел мне рассказать.

Проницательно. Она не только красива, но еще и умна. И вероятно, не считает себя ни умницей, ни красавицей.

– Может быть. Не знаю. Сам не понимаю, зачем заговорил об этом. – Я перевожу взгляд на мерцающие огни города и чувствую себя дураком. Зачем упомянул об этой истории?

– Но ты же заговорил. Теперь должен все мне рассказать, иначе я буду думать, что ты садист.

– Может, я такой и есть.

Оливия прищуривается и обмеривает меня взглядом:

– Нет. Я в это не верю. Кроме того, разве не существует закона против жестоких наказаний? Ты не можешь быть одновременно законником и нарушителем законов.

Смешная логика. В голове помимо воли появляется мысль: «Интересно, что она подумает, если узнает правду?»

– Люди сплошь и рядом поступают так.

– Но ты не «люди». Ты парень, который готов избавить меня от моих страданий.

– Страданий? Хм. – Я хмурюсь.

Я знаю, моя улыбка отвлекает внимание от направления мыслей, и Оливии снова удается удивить меня – она немедленно включается в игру.

– Да, страданий, – поддакивает она с улыбкой. – Ты ведь не из таких парней, что оставят девушку в петле?

Хоть Оливия и выглядит милой, скромной и невинной, временами кажется, что она готова к играм гораздо более интимным и опасным. Знаю, мне не следует думать об играх, страданиях и всем прочем, что связано с Оливией Таунсенд.

Но черт меня подери, если я не думаю об этом!

В голову приходят мысли темные и грязные – например, о том, какое удовольствие я получу, если заставлю ее страдать. Не по-плохому, конечно. Нет, я хочу, чтобы она обливалась потом, корчилась и молила меня войти в нее.

Чувствую, что возникает неотложная необходимость поправить содержимое брюк, и напоминаю себе, как опасно ступать на эту почву. Умом-то я все понимаю, но смотрю в лицо Оливии, в ее сияющие глаза, на блестящие губы, и мне ясно: всей жизни не хватит, чтобы донести эту мысль до других частей моего организма.

– Только если это не противоречит ее желаниям, – говорю я, протягиваю руку и приподнимаю с плеча Оливии длинный локон черных волос. На ощупь он как шелк. – Что ты любишь, Оливия?

Кажется, я замечаю, как ее грудь резко вздымается, – Оливия задерживает дыхание. Может быть, она первая нажмет на тормоза. Бог свидетель, я этого делать не собираюсь. Вероятно, потом я пожалею, но прямо сейчас думаю только о том, как будет выглядеть Оливия без этого красного платья.

Брови Оливии изгибаются дугой. Не знаю, действительно ли ее задел мой вопрос или это то, на что я надеюсь. Но потом она облизывает губы и слегка приподнимает подбородок, глядя на меня из-под ресниц.

Она скромна. Но не притворно. Просто она такая. И это заводит меня еще сильнее.

– То есть ты не знаешь? Я считала, четырехзвездные генералы знают все-все, чего не знают остальные.

– Может быть, я просто хочу провести разведку.

– В каком смысле?

Понимаю, надо остановиться, пока это еще возможно. Только не могу.

– Я хочу с помощью всех органов чувств составить подробный план местности.

– План местности? – переспрашивает Оливия, и в уголках ее губ появляются ямочки.

– Разумеется, – отвечаю я. – Тогда я могу спланировать атаку.

– Разведка? Для атаки? Надо же.

– Я начну с осязания. – Протягиваю руку и глажу кончиком пальца одну из ямочек, потом медленно провожу по чуть выступающей нижней губе. – Прикосновение неоценимо. Текстура местности говорит мне о том, насколько… яростной должна быть моя атака. Некоторые места требуют гораздо более деликатного подхода по сравнению с другими.

– Ясно, – тихо говорит Оливия, ее теплое дыхание щекочет мой палец. – Что еще?

– Обоняние, – говорю я, запускаю руку в волосы Оливии, откидываю их назад, а сам утыкаюсь лицом в нежно благоухающую шею. – Определенный запах может подсказать мне, в правильном ли направлении я двигаюсь. Что-то сладкое. Что-то… мускусное, – бормочу я.

Тихонько кусаю Оливию под ушком и слышу тихое «ах».

– И слух, – шепчу я. – Иногда самый тихий звук, даже стон, может сказать мне много-много о том, далек ли я от достижения желаемой цели.

Чувствую, как пальцы Оливии обхватывают мое предплечье. Ногти впиваются в кожу сквозь рубашку. Думаю только о том, как бы мне хотелось ощутить их прикосновение у себя на спине.

Дыхание Оливии становится частым и неглубоким.

– Что еще? – выдыхает она мне в ухо.

Я отклоняюсь и смотрю ей в лицо. Веки у нее полуопущены, глаза затуманены, а щеки горят от того, что происходит между нами. Она тоже не хочет останавливаться. У меня в этом нет сомнений.

– Вкус.

Оливия мельком смотрит на мой рот и снова мне в глаза:

– И что ты пробуешь на вкус?

– Все. Я хочу попробовать все.

Если у меня и был шанс устоять перед ней, он улетучился в тот момент, когда она ко мне прижалась. То же случилось со всей моей тонкой стратегией, если я вообще был способен ее применять. Поцелуй, который должен был начаться медленно, занялся как лесной пожар. Вкус ее языка поглотил меня целиком и полностью.

И я пропал.

Руки мнут ее волосы, рот пожирает ее губы. Ни одной мысли о том, где я нахожусь, или о девушке, на отца которой работаю. Ни о чем не могу думать, кроме одного: как безумно мне хочется оказаться внутри упругого, горячего тела той, которую я держу в объятиях.

Но почему? Почему я так сильно хочу ее?

Никакого ответа в голову не приходит. Мысли, похоже, схлопнулись, стоило только Оливии обвить меня руками, а мне почувствовать, как она впивается в мои плечи ноготками.

Я рычу, не переставая целовать ее, и слышу ответное урчание. Тяну Оливию за волосы, может быть, чуть сильнее, чем намеревался, и ее поцелуй становится жадным. Она жмется ко мне, как будто ей не хватает нашей близости. Я разворачиваю ее и прижимаю спиной к стене. Мое тело распластано на ней. Чувствую, как каждый кусочек моего упругого тела утопает в ее мягком. Нас разделяет одежда, что заставляет меня прервать поцелуй.

Я отстраняюсь и смотрю на Оливию. Глаза ее темны, а губы припухли. Слышу, как в дверь скребется рассудок, но игнорирую эти сигналы, когда Оливия привстает на цыпочки и тянется ко мне, чтобы куснуть за нижнюю губу.

– О мой бог, – со стоном выдыхаю я и снова погружаюсь в поцелуй. Оливия встречает меня там, где мы расстались. Без оговорок.

Не отрываясь от губ Оливии, я подхватываю ее на руки и несу к одному из шезлонгов подальше от дверей лифта. Я кладу девушку на лежак и выпрямляюсь, чтобы посмотреть на нее сверху вниз.

Ее ноги слегка согнуты в коленях, краем глаза вижу тонкие лодыжки. И не могу оторваться. Опускаюсь на колени и прижимаюсь губами к подъему стопы; приподнимая подол платья, тянусь к икре.

Скольжу ладонью по шелковой коже, чтобы отодвинуть ткань, а сам пролизываю и прокладываю поцелуями дорожку к коленке, потом к внутренней стороне бедра. Оливия раздвигает ноги – чуть-чуть.

Это приглашение.

Я покусываю мягкую кожу, а пальцы добираются до слегка влажных трусиков. Слышу вздох Оливии. От предчувствия звуков, которые я услышу, когда войду в нее, член твердеет.

Но тут Оливия замирает в напряжении, и я понимаю: что-то не так. Поднимаю голову и встречаю ее тревожный взгляд.

Смущаюсь, когда вижу, что у нее в глазах стоят слезы.

– Что случилось, Оливия? Я сделал тебе больно?

Не думаю, что я был не прав…

Она качает головой:

– Нет, просто… Я только… Мы не можем так поступить.

Как ни горько признавать это, она права. Марисса слишком важна для осуществления моих планов, чтобы смешать все карты прямо сейчас. А Оливия – слишком милая девушка, чтобы втягивать ее в мою сумасшедшую жизнь.

И я со вздохом утыкаюсь лбом в ее колени.

15

Оливия

Слышу, как Нэш бормочет:

– Ты права. – Потом он поднимает голову и говорит более твердо: – Ты права. Пожалуйста, извини меня.

Он кажется скованным и… отстраненным. Результат: и без того неудобная ситуация становится еще хуже, гораздо хуже. Я сажусь прямо и беру Нэша за руку, пока он не успел встать и уйти.

– Нет, подожди. Не делай этого. Это моя вина. Я заигрывала с тобой, зная, что ты несвободен. Очень несвободен. Я виновата не меньше твоего. Давай просто забудем об этом, а? Не будем совершать роковую ошибку?

Несколько секунд Нэш напряженно вглядывается в меня и ничего не говорит. А когда произносит одно только слово, мне сразу становится легче.

– Конечно.

Сказав это, Нэш встает и предлагает мне руку. Я вкладываю пальцы в его ладонь, он легонько сжимает их и тянет меня вверх.

Опускаю взгляд, чтобы проверить, расправилось ли платье – расправилось, облегает ноги как положено, – а потом поднимаю глаза на Нэша, но он не смотрит мне в лицо; его взгляд устремлен на мою грудь. Я гляжу вниз, чтобы понять, что привлекло его внимание. И впадаю в смущение: из-за наших… агрессивных поцелуев платье у меня немного съехало, так что груди почти вывалились. Сосков, конечно, не видно, и платье свои функции выполняет, но ложбинка открыта всему свету.

Нэш не выпускает мою руку. Я стряхиваю ее и быстро поправляю белье. Когда мы наконец снова встречаемся глазами, я невольно улыбаюсь и говорю насмешливо:

– Так вот, значит, каким образом ты зачаровываешь кобр.

Он отвечает с дьявольской улыбкой:

– Если ты и правда хочешь знать, какое действие оказываешь на мою змею, буду счастлив тебе показать.

Чувствую, как кровь приливает к щекам и в животе становится жарко. Похоже, мы вернулись к тому, с чего начали.

Несколько секунд мы смотрим друг на друга, а потом Нэш вздыхает:

– Полагаю, мне снова нужно извиниться. На самом деле с другими женщинами я себя так не веду, клянусь.

Нэш как бы между делом снова берет меня за руку и ведет к лифту.

– Мне не только приятно это слышать, но, кроме того, я тебе верю, – убеждаю я Нэша. И я действительно верю ему. Вот так. Он хороший парень. Могу точно сказать.

– Веришь? – переспрашивает Нэш. Судя по выражению лица, ему на самом деле интересно, что я думаю.

Ну и ну! Поди разберись!

– Да, верю. Я знаю, что ты за человек.

– И что я за человек? – Нэш проводит меня в кабину лифта.

– Умный, преуспевающий, рассудительный, благородный.

Он смеется:

– Вау! Звучит лестно, но обязывает. Может, мне стать рыцарем и назначить кому-нибудь дуэль на рассвете?

– Ничего такого я не имела в виду. Я говорю, что в тебе много разных качеств, но главное – ты хороший парень. Я за свои слова отвечаю.

– И это хорошо? – спрашивает Нэш с выражением сомнения на лице.

Я улыбаюсь:

– Для меня это очень хорошо.

Нэш возвращает мне улыбку, и я вынуждена отвернуться. Кажется, я сказала слишком много. Не надо было давать никаких оценок.

Идиотка.

– Ну, раз ты так думаешь…

Всю дорогу до гаража мы провели в молчании. Я не в состоянии размышлять после такого шквала эмоций, да притом еще Нэш поглаживает меня большим пальцем по руке с тыльной стороны. Знаю, нам не стоит держаться за руки, как будто у нас свидание, но заставить себя убрать пальцы из ладони Нэша не могу. Скоро все закончится – и я не упущу ни секунды этого блаженства. Завтра все встанет на свои места, реальность вернется. И вместе с ней Марисса.

По пути домой Нэш развлекает меня вежливой болтовней – и это правильно. Мне не нужно слишком сильно задумываться, чтобы поддерживать беседу. Я могу просто… быть. Наслаждаться. И предаваться фантазиям.

Легко могу себе представить, каково это – возвращаться домой после свидания с Нэшем. Настоящего свидания. Если бы он был моим. Если бы рядом со мной был такой эффектный, преуспевающий мужчина, как Нэш, от одного взгляда которого я таю и загораюсь от его первого прикосновения. Нэш – лучшее в обоих мирах. Но, к несчастью, он принадлежит миру, к которому я не подхожу.

А вот Марисса подходит.

– Так тебе нравится работать у моего брата?

Ну вот.

Одна только мысль о нем, о его имени, вызывает спазм восторга в животе. Как он посмотрел на меня, когда наклонялся, чтобы вынуть зубами ломтик лайма, зажатый между моими губами. Кроме как хищным такой взгляд не назовешь. Сколько времени ни проведешь с таким парнем, все будет поездкой длиной в жизнь. Но потом он меня бросит с разбитым сердцем.

Они всегда так делают.

– По твоему молчанию могу заключить, что не все идет ладно. Может, я должен принести тебе извинения и за брата тоже?

Мне стыдно, что я думаю о Кэше, когда рядом со мной сидит его брат – такой же восхитительный и горячий парень. И он только что целовал меня, чего Кэш не делал, и все равно я думаю о Кэше и размякаю.