Джудит Майкл - Спящая красавица

– Почему она взялась за твое дело? – спросил Винс в следующее мгновение.

– Почему? Почему бы и нет? Она – адвокат. Я – клиент.

– Почему она сделала тебя своим клиентом?

– Наверное, ей понравился мой случай. Или я. Какая разница?

Винс вернулся к столу. Он сел и положил перед собой блокнот.

– Она носит фамилию Гарнетт?

– Это ее фамилия. А что?

– Название ее фирмы?

– Энгл, Саксон и Джаут. Папа, что с тобой? Она родственница; она твоя племянница. И ты еще не рассказал мне, почему никто никогда не говорил о ней. Что тогда случилось? Это было, действительно, что-то скандальное? Может быть, по сравнению с этим мой маленький скандальный процесс будет выглядеть, как невинный земляной орех? Ну-ка, папа, что это был за скандал?

– Не было никакого скандала, – он положил карандаш поперек фамилии Анны и названия фирмы, написанных его острым почерком. – Я не знаю, почему другие не говорят о ней; мы с твоей матерью не говорили, потому что Анна ничего не значила для нас. Мы лишь мимоходом узнали, что Анна уехала. Насколько я помню, она много лгала. Я даже не знаю точно, когда исчезла. Я занимался компанией, твоей матерью, у меня были проблемы, и нашлись более важные дела, чем обращать внимание на подростка-психопатку.

– Психопатка? – переспросила Дора.

– Ну да, ненормальная, – небрежно ответил Винс. ? Какой бы она ни была, однажды сбежала, вот и все. Все мы были заняты другими делами, и не стоило тратить время, чтобы узнать, где она. Анна была неприметная, никакого намека на ум, силу или еще что-то, показавшееся тебе впечатляющим. Мне кажется, именно поэтому никто не говорил о ней. Странно, что объявилась сейчас, возникла из ниоткуда. Говорила она, что делала после своего бегства?

– Я не спрашивала. Мы беседовали только обо мне.

Винс кивнул сам себе. Дора всегда думала в первую очередь о себе. В точности, как ее мать.

– Если ты увидишь ее снова...

– Конечно, я собираюсь увидеть ее снова: она мой адвокат.

– Ты не откажешься от этого каприза?

– Я тебе сказала, что это больше, чем каприз; я серьезно настроена. И ты не привел мне ни одного достойного довода, чтобы отказаться от процесса.

– У меня есть шанс стать президентом. – Слова вырвались сами собой. – Разумеется, это конфиденциально, но в партии поговаривают обо мне. Через три года. И перспективы обнадеживающие. Или будут такими, если моя дочь не свихнется на этом деле. Причинить ему боль. А как насчет того, чтобы мне причинить боль? Именно этим ты сейчас и занимаешься.

Наступило продолжительное молчание.

– Они в самом деле хотят, чтобы ты был президентом?

– Так говорят. И думают, что я справлюсь с этим. Разве это тебе не понравилось бы? Быть хозяйкой в Белом доме.

– Ты не собираешься жениться снова? У тебя впереди еще три года.

«Вот сука», – подумал Винс. Но и это ему нравилось в ней, что его дочь так быстро схватывала, что надо делать. Это у нее от него.

– Я об этом не думал. Я бы предпочел, чтобы дочь была у меня хозяйкой; ты самая эффектная женщина, которую я знаю. И ты была бы рада, не так ли?

– Конечно. Но папа, если они хотят сделать тебя президентом, небольшой судебный процесс в Калифорнии за три года до выборов ничего не изменит. Может быть, некоторые похихикают сейчас, ну и что? Ты такой сильный, это тебя не затронет. В любом случае, это же не ты; это я, а до меня никому нет дела. С твоей стороны было бы нечестно запрещать мне делать то, что так далеко от тебя. А я действительно хочу провести этот процесс, папа, сейчас я только о нем и думаю. Если бы ты беспокоился обо мне, то понял бы это.

Винс всегда знал, когда сдаться. Он отступил.

– Хорошо, разумеется, я желаю тебе удачи. Надеюсь, ты выиграешь все, что хочешь. И когда увидишь в следующий раз своего адвоката, постарайся выяснить, почему она вернулась. Мы все сгораем от любопытства.

– Обязательно, – равнодушно ответила Дора, и Винс понял, что она не спросит, она слишком поглощена своей тяжбой, чтобы помнить о какой-то просьбе.

«Чертов подонок», – крыл он Джоша Дюрана. Почему не мог он сделать Дору довольной и послушной? Винсу он никогда не нравился, с того раза, как Дора привела его на ужин однажды вечером, когда Винс был в Лос-Анджелесе. Джош оказался слишком уверенным в себе, слишком осторожным и спокойным. Высокий, нахальный сукин сын, гораздо выше Винса. И умный: ничего о себе не выдал. Винс ушел из ресторана, зная не многим больше, чем знал, когда они встретились. И в тот же вечер сказал Доре, что этот подонок не из тех, кому можно доверять; она не согнула бы его ни на дюйм. А она не поверила.

Он еще долго сидел за столом после того, как Дора сказала до свиданья. «Президент Соединенных Штатов Америки Винсент Четем. Впереди у нас великие времена, гарантирую».

Он опустил глаза и прочел то, что написал раньше. Анна Гарнетт. Он увидел ее в своем воображении такой, как она выглядела на похоронах Итана: черные волосы, черная шляпа, черный костюм, бледное, застывшее лицо, высоко поднятая голова, королевский вид. Он вспомнил девочку, какой она когда-то была: тонкая, неуклюжая, с растрепанными черными волосами, с большими, пустыми глазами, смотревшими на него.

Двадцать четыре года он не думал о ней. А теперь она вернулась, чтобы уничтожить его.

Если только он не уничтожит ее первой.

Он потянулся к телефону и позвонил Рею Белуа.

Анна встретила Дору в шумном, битком набитом коридоре рядом с залом суда незадолго до десяти часов утра.

– Очень хорошо, – сказала Дора, быстро оглядев фигуру Анны, прикидывая на глаз стоимость бледно-серого костюма и белой шелковой блузки, старинных серебряных часов, портфеля из мягкой кожи. – Мне нравится костюм. Это Валентино?

– Нет, – сказала Анна. Она помолчала, положив руку на ручку двери. – Стой рядом со мной и держись спокойно. Ты не забудешь?

– Я помню все, что ты мне говорила, – ответила Дора с самым серьезным видом. Она прислонилась к стене, так как толпа рядом с ними находилась в движении. Крупный мужчина в тенниске тянул за руку женщину в юбке с оборкой. Молоденькая девушка в джинсах, толкая коляску с плачущим ребенком, торопливо пробиралась через толпу. Женщина поправляла мужчине галстук. Какая-то парочка целовалась в углу. Юристы в темных деловых костюмах стояли среди истцов, ответчиков и охранников в униформе; стук каблуков по твердому полу выделялся среди шума громких разговоров; августовское солнце, льющее свой жар сквозь высокие окна, ложилось полосами на жестикулирующую толпу, нагревая воздух, несмотря на работающие кондиционеры.

– Здесь жарко, как в преисподней, – сказала Дора, – Как тебе удается выглядеть так холодно. Ты похожа на лед.

– Помни о спокойствии, – сказала Анна и открыла Дверь.

– Я буду спокойна, если только Джош не начнет лгать.

– Если он прислушивается к советам своего адвоката, то будет держаться спокойно, – отрезала она. – Дора, повторяю тебе еще раз. Это еще не сам судебный процесс, сегодня утром судья заслушивает запросы в суд. И все. Они собираются подать запрос, чтобы судья отклонил твое судебное разбирательство как необоснованное. Мы расскажем судье, почему его нельзя отклонять. Это займет не более получаса, наверное, меньше. Говорить буду я, а ты не открывай рта. Потом у тебя будет сколько угодно времени, чтобы высказаться. А теперь пойдем.

Она прошла в зал суда, такой же шумный и многолюдный, как коридор, и показала на свободное место в конце одной из скамей, похожих на церковные, которые заполняли заднюю часть зала.

– Когда назовут твое имя, выйди вперед. Я буду здесь.

Когда она отвернулась, к ним подошел коренастый, седоволосый мужчина. С грустным, мясистым лицом, большими ушами, кустистыми бровями и широкой, печальной улыбкой.

– Привет, Анна. Немного времени прошло с последнего раза.

– Привет, Фриц, – она улыбнулась в ответ, с мыслью, что, к сожалению, из всех юристов Лос-Анджелеса Джош Дюран выбрал того, кто нравился ей больше всех. Из-за этого Анна могла бы начать лучше думать о нем, но то, что он выбрал Фрица, не делало его самого другим и не меняло сути того, что он сделал Доре.

Миллер взглянул на Дору, сидевшую на конце скамьи.

– Я думаю, Анна не будет против, если нас представят друг другу. Фриц Миллер, мисс Четем. – Он протянул руку. Дора посмотрела на нее, не двигаясь. – Да, так оно и есть, – он вздохнул и опустил руку. – Плохо, – сказал он Анне. – В прошлый раз мы пришли к приятному соглашению, никакой враждебности, все были счастливы.

– Не счастливы, но определенно, какое-то облегчение они испытывали, – ответила Анна, снова улыбаясь. – Ты видишь какие-нибудь шансы в этом случае?

Он бросил взгляд на Дору, которая с суровым видом наблюдала за Анной, и снова вздохнул.

– Это будет не пикник.

Они пошли вдоль бокового придела к низкому барьеру, разделявшему зал на две части, Миллер открыл для Анны дверцу, пропустив ее вперед, и они присоединились к толпе адвокатов, которые сидели за большими прямоугольными столами или стояли группами, беседуя.

– Знаешь, она ведет себя неразумно, – сказал Фриц. – Джош пытался позвонить ей пару раз, чтобы узнать, не могут ли они – он поймал удивленный взгляд Анны, прежде чем она успела замаскировать его, – договориться по-дружески. Парень не питает никаких недобрых чувств к этой леди, он хотел бы, чтобы она была счастлива, и просто не понимает, почему должен платить за это, если уже и так дорого заплатил.

– Когда мужчина хочет разорвать отношения, он всегда думает, что уже достаточно заплатил, – сухо ответила Анна. Она села за один из столов и открыла свой портфель. – Мы бы хотели уладить это, Фриц, мы вовсе не стремимся доводить дело до суда. Если ты можешь внести справедливое предложение...

– Встать! – крикнул пронзительный голос, и в зал суда вошел судья.

Пока назывались рассматриваемые дела, и группы людей вставали перед судьей и говорили то тихими, то громкими голосами, Анна повернулась, рассматривая заполненные скамьи, чтобы попробовать угадать Джоша Дюрана среди сидевших. Дора сказала, что сожгла все его фотографии. Взгляд Анны быстро скользнул по большинству лиц, которые были или слишком молодыми, или слишком старыми, или мужчин, о которых нельзя было сказать, что можно представить себе, как Дора оплакивает их. Она вскользь задержалась на нескольких лицах, потом ее глаза остановились, встретившись взглядом с человеком, сидевшим в дальнем углу и наблюдающим за ней с серьезным, мрачным видом.

В уголках его глаз и рта были тонкие морщинки; глубоко посаженные глаза под темными бровями на широком лбу, твердая, прямая линия рта. У него был квадратный подбородок с небольшой бородкой, четко очерченные скулы. «Не очень красивое лицо, – подумала Анна, – но сильное. Такими могут восхищаться женщины». Его волосы были светло-каштановыми, начинающие седеть, слишком длинными сзади, на ее вкус, плечи – широкие, и она вспомнила, как Дора перечисляла виды спорта, которые он любил. Ей не было видно его рук, но она представила себе, что они спокойно лежат на коленях. Казалось, он расслабился, не волновался а выражение его лица ни о чем не говорило. Лицо не красивое, снова подумала она, но лицо, которое может быть жестким и высокомерным, а рот может произносить дикие вещи.

Она отвернулась. Ей кое-что было известно о привлекательных мужчинах, которые могли быть очаровательными в случае необходимости.

Когда их вызвали, Дора и Анна встали перед судьей рядом с Миллером и Джошем. Джош бросил быстрый взгляд на Дору, лицо у него было, как маска. Дора смотрела на судью или блуждала взглядом по залу. Анна услышала вздох Джоша, нельзя было понять, был ли он вздохом нетерпения или сожаления.

– Запрос об отклонении – Четем против Дюрана, – объявил судебный пристав, и судья прочел заявления истца и ответчика, написанные раздельно Анной и Миллером. Он быстро пробежал взглядом страницы, хмыкая и поднимая глаза, если что-то его удивляло, хотя Анна знала, что он так много повидал на своем веку, что вряд ли что-нибудь, связанное с разводом или расставанием, могло удивить его. Скорее всего, судья поднимал глаза, чтобы не заснуть.

Судья посмотрел на Миллера.

– Советник?

– Мы просим, чтобы запрос был отклонен, Ваша честь. Он не заслуживает внимания, не соответствует действительности в предположениях и выводах. Нет никакой причины для судебного разбирательства.

Судья снова перелистал заявление Миллера, задал вопрос по одному-двум положениям, и Миллер быстро ответил, используя аргументы, которые Анна уже слышала. Ничего нового, подумала она. Такой всегда была одна из сторон печальной участи распадающихся пар: они всегда думают, что являются единственными в своем роде, потому что их боль так реальна. Но для наблюдателей, просьбы и жалобы, напряжение, гнев и разочарование так схожи у каждой пары, что через какое-то время трудно поверить, что люди не научились на примере друзей, родителей, или из фильмов, как избежать повторения одних и тех же ошибок, иногда по два-три раза. Но почему-то так никогда не получалось. Двести лет тому назад Самюэль Джонсон назвал повторный брак победой надежды над опытом. «И это вряд ли шутка —подумала Анна, и снова почувствовала удовлетворение от одиночества, заложенного в структуру ее собственной жизни, с ее мирным молчанием и ритмом, который зависел только от нее самой.