Когда Джеймс с возничим, тащившим его багаж, приблизился к парадной двери, он увидел извилистую тропинку, которая вела прямо к воде.

Дом был удивительно уединенным, просто гнездышко для влюбленных или, скорее, орлиное гнездо. Он был плотно прижат деревьями к вершине располагавшейся поблизости скалы. Конечно, превосходное место для того, чтобы ухаживать за страдающей женой, решил Джеймс.

Его встретила в дверях француженка и предложила войти. Едва перешагнув порог, он был поражен открывшимся перед ним видом. Через широкий, необычайно открытый коридор, затем через стены с французскими окнами сразу же открывалось захватывающее зрелище: величественное Средиземное море виднелось на некотором расстоянии в просветах между возвышавшимися деревьями. Внизу через дорогу тянулся пляж.

Джеймс понял, что этот дом действительно необыкновенный: великолепный, с обширными балконами и террасами, наполненный свежестью морского воздуха, с превосходной обстановкой, содержавшейся в чистоте и порядке. Он был пропитан солнечным светом и запахом трав, которые росли на засушливых холмах, окружавших дом. Разобрав свой багаж с книгами за пять минут, Джеймс понял, что Вилли «не понравилось» это место, потому что ее в особняке не было.

— Она не приедет, — сказал Филипп.

Он повернулся и с недовольным выражением лица протянул Джеймсу бокал с каким-то напитком, мутным и сладким. Затем продолжил:

— Поэтому и девочки решили остаться с ней.

Выражение разочарования на лице Филиппа было притворным. Он вовсе не был так несчастлив, каким представлялся. Джеймс не понимал его.

В это время он как раз смотрел в окно. Он взглянул пристальнее, сосредоточился, чтобы удостовериться, и замер, придя в замешательство.

Внизу, на пляже, среди сосен Джеймс увидел миниатюрную женщину с блестевшими на солнце темными волосами, выбившиеся пряди которых развевались у нее за спиной на морском ветру.

Нет, этого не могло быть: это был плод его причудливых фантазий!

Но это была реальность. К его громадному удовольствию — хотя вслед за тем он испытал досаду — и удивлению, это была Николь Уайлд. Бесспорно, внизу у воды, в сотне ярдов от него, была Николь. Она прогуливалась в одиночестве по мокрой от прибоя гальке.

Она приподняла свое платье, чтобы ей было удобнее идти по камешкам своими босыми ногами. Ее ноги, которые он так любил, выглядели беззащитными. Она всегда выглядела по-особенному. Такое редко увидишь — одиноко прогуливающаяся хорошо одетая женщина у самой воды. Она шла, как будто пританцовывая, стараясь не попасть в волну, когда та накатывала на нее, или, наоборот, догоняя волну, когда та убегала. Все больше и больше раздражаясь, Джеймс подумал: «Где же, черт побери, ее туфли? И почему она танцует здесь без чулок или тапочек на своих нежных, милых ножках?»

Двое мужчин стояли и вместе, плечо к плечу, смотрели из окна на женщину у воды.

Наконец Филипп робко спросил:

— Я надеюсь, с Николь Уайлд вы знакомы?

Джеймс не произнес ни слова. По вполне понятной непростой причине он хотел бы ударить Филиппа Данна по лицу.

Тот безразлично пожал плечами.

— Мы снова вместе, Джеймс. — Филипп выдержал паузу. — Я могу также сказать тебе: некогда мы были очень близки. У меня есть сын от нее.

Едва ли он позволил себе скрыть то, что до этого момента отсутствовал в жизни своего сына, — очень короткая оказалась у него память.

— Я никогда не мог признать его, ты понимаешь. Он приятный, веселый. Красивый, черт побери! — Филипп торжествовал. — Он очень похож на меня, я полагаю, — ну конечно, когда я был моложе. Сейчас он в Кембридже. Это такая пытка — видеть его там... да. — Филипп махнул рукой. Как будто этот жест мог прояснить больше, чем слова.

Обретя дар речи, Джеймс начал:

— Я... — Что? Что могло бы его оправдать? Потрясение, проклятые объяснения с женщиной, прогуливавшейся внизу на пляже? Он заставил себя сказать единственно верные слова, подходившие для данного случая: — Я... я уеду на следующем поезде обратно. Вам лучше остаться наедине с вашей... — Но кто она Филиппу? Кем эти люди приходились друг другу?

— Нет-нет. Дэвид любит вас. Мы обсудили это. Он рад видеть вас здесь.

Дэвид хочет видеть его здесь? Джеймс почувствовал себя полным дураком. Что будет со всем этим?

— И, Джеймс... — Филипп взглянул на него одним из своих «искренних» взглядов, каким-то образом напоминавших предельную простоту, которую он так хорошо изображал, что Джеймс всегда с трудом мог разобраться, притворяется тот или нет. Если он замечал, что Филипп привычно лукавит, то ему это не нравилось, и он мог замкнуться в себе.

Так и произошло. Он почувствовал недоумение, когда Филипп добавил:

— Я хотел бы, чтобы ты был здесь. Друг — этим все сказано. — Затем Филипп продолжил: — Должен сказать тебе, я напуган. Мой брак развалился. Моя жена большую часть времени ничего не понимает, моя карьера под угрозой. Вдобавок моя спина стала так часто болеть, что я, бывает, с трудом встаю с постели.

Он рассмеялся, снова взглянул вниз, на пляж.

— И Николь... миссис Уайлд будет очень рада. Я... — Он запнулся.

Джеймс уже слышал это заикание прежде — очень умелая игра, особенно в подобных ситуациях. Но он поверил Филиппу: человек доверяет другому на основе своего личного опыта. Джеймсу не хотелось признать слова друга ложью.

Филипп сказал:

— Я буду очень благодарен, если ты останешься. Ты знаешь, мы дружески поболтаем, ты меня подбодришь, составишь мне компанию, мы выпьем бренди и все такое. Поддержи меня, пока я буду знакомиться со своим сыном. Радостное, по-моему, событие. Но ты не будешь осуждать меня или все усложнять. Я думаю, ты мне поможешь. Пожалуйста, останься.

Джеймс нахмурился. Насколько искренней была эта просьба? Может быть, важнее, насколько эгоистичным будет его ответ? И он ответил:

— О чем бы вы ни просили меня, вы знаете мой ответ: если меня принимают, если я нужен вам, то я останусь с вами.

Филипп похлопал его по плечу, один сильный удар последовал за двумя или тремя слабыми. Когда его рука коснулась плеча Джеймса в этом дружеском жесте, Джеймс подумал: «Да, похоже, правильно, что я остался с Филиппом. У него проблемы. Я ему нужен».

Когда он снова взглянул в окно, то почувствовал, что принял правильное решение.

Довольная, Николь прогуливалась по воде в одиночестве, так, как ей нравилось. Эта женщина удовлетворена собой, неожиданно осенило Джеймса. Она не знала, что он приехал, что он здесь. Иначе она не прогуливалась бы так беззаботно. И Дэвид — сейчас Джеймс заметил, что он был с ней, — бежал впереди нее по пляжу.

— Сукин сын, — пробормотал Джеймс.

— Что? — послышалось рядом.

Джеймс рассмеялся и наклонил голову набок. Очень отчетливо он произнес:

— Вы — сукин сын, Филипп.

Тот опешил, затем разразился смехом, превратив все в шутку.

— Я... разве? — удивился он. — Вокруг гораздо больше сукиных детей. Запомни это, Джеймс. Постарайся запомнить.

Джеймс не мог представить, что окажется в такой неловкой ситуации. Возможно, Филиппа вполне устраивало подобное положение, но сам он был в ярости. Филипп заставил его почувствовать себя удрученным.

А вот Николь — другое дело. Она поднялась в дом спустя полчаса, незаметно войдя через парадную дверь, и остановилась, похолодев. «О, прекрасно, — подумал Джеймс, — она разозлилась, увидев меня». Он бы меньше рассердился на нее, если бы она устроила скандал. Но Николь взглянула мельком, поджала губы, словно желая подбодрить себя, затем напустила равнодушный вид. Она положила то, что несла в руках: туфли, чулки, папку с рисунками и коробку с карандашами, — улыбнулась и подошла прямо к нему. Николь протянула ему руку, предлагая для поцелуя то место, которое было дальше всего от того, что ему больше всего на свете хотелось целовать.

— Сэр Джеймс. Какой милый сюрприз!

«Прекрасно, — подумал Джеймс, прикоснувшись к кончикам ее пальцев, — два лжеца».

Дэвид пришел следом за ней, вполне довольный. Казалось, он был единственным, кто без всякой задней мысли, вполне искренне радовался. Он выглядел немного смущенным, но явно наслаждался вниманием своего отца.

Все выпили хереса, поговорили на общие темы, держась как можно дальше от опасных. Джеймс терялся в догадках и ждал, чтобы кто-нибудь объяснил ему, что же, черт побери, случилось. Они обсудили хорошую погоду, казино в Монте-Карло, учебу Дэвида — совершенно безопасную, как оказалось, тему для всех, кроме Джеймса. На майских экзаменах Дэвид оказался в начале списка по успеваемости, у него был лучший результат. Это означало, что он был первым, — эту новость Филипп услышал впервые. Он просто весь светился, в то время как Николь не могла сдержаться, чтобы не обменяться улыбкой с отцом ее умного дитя.

Для Джеймса достижения Дэвида в учебе были не очень приятной темой разговора. Он предпочел бы застрелить Филиппа, Николь, а также ее сына. Эдакая маленькая счастливая семья. Джеймс поднялся со своего стула, когда предложили еще хереса.

— Простите. Благодарю вас, нет. Вы должны меня извинить. Мне нужно распаковать свой багаж и освежиться с дороги.

Единственный утешительный факт — он проверил с особенной тщательностью часом позже, когда Николь поднялась к себе, чтобы переодеться к обеду, а Филипп шумел в комнате, располагавшейся рядом с комнатой Джеймса на первом этаже, — то, что они по крайней мере не спали вместе. Пока еще.

Во время обеда Джеймс решился взглянуть в лицо женщине, которую любил. Он почувствовал, как закружилась голова, хотя надеялся, что сможет держать свои чувства в узде. От сочетания бурливших в нем чувств: досады, страстного желания, уязвленного самолюбия, ревности, неловкости — его просто лихорадило. Его мозг был возбужден так, что мысли перескакивали с одного вопроса на другой, с одной темы на другую, не останавливаясь ни на одной. Он был взволнован.

Незадолго до этого они ждали ее к обеду. Она очень умело помучила их. Филипп, Джеймс и Дэвид — все собрались у лестницы, по которой она должна была спуститься: трое мужчин, одетых к обеду, ждали, пока она наконец не прислала сказать, что задерживается. Она оставила свои серьги на фортепиано и вместе с горничной искала их. Джентльмены вынуждены были начинать обед без нее.

Филипп пожал плечами:

— Это так естественно. Она живет в своем собственном ритме.

— О черт! — сказал Дэвид. — Давайте есть.

— На фортепиано? — повторил Джеймс. Никто тем не менее не счел объяснение по крайней мере необычным. Он предложил:

— Мы могли бы подняться и помочь ей найти их.

Филипп округлил глаза:

— Если бы ей нужна была помощь, она бы позвала нас, поверьте мне, старина. Она одевается на свой вкус, в своем собственном темпе. Она просто волнуется в вашем присутствии.

Обдумывая эту ситуацию — что Филипп знает привычки Николь и ее настроение во время одевания, в то время как Джеймс нет, — они и вошли в столовую: трое англичан в белых галстуках заняли места за столом, откуда открывался великолепный вид на изогнувшийся дугой французский берег Средиземноморья. Обед начали со свежих, мелко рубленных оливок с чесноком и другими приправами, намазанных на горячий хлеб, и запивали это блюдо красным вином, наполняя бокалы каждый раз, как только они оказывались пустыми.

Когда бокал Джеймса наполнили во второй раз, он заметил, что его раздражение исчезает, и начал болтать с Филиппом.

— И как это случилось, что Вилли так плохо себя чувствует? Где она?

— В Кембридже.

— Конечно, в Кембридже, пока вы... с Дэвидом и... — «моей милой Николь», хотел он сказать, но с некоторым усилием выдавил из себя: — ...с миссис Уайлд...

— Да. — Филипп взглянул на Джеймса, намазывая оливковый паштет на круглый хлеб. — Я был очень огорчен, когда узнал, что Вилли не сможет приехать, я мог разве что силой привезти ее сюда. Затем я столкнулся с Дэвидом. — Филипп застеснялся.

Его сын наблюдал за ним, сидя за столом напротив, вынуждая быть честным.

— Нет. По правде говоря, я приехал в Сент-Джонс и подкараулил его там, — поправился Филипп. — Я делал так раз или два до этого, надеясь столкнуться с ним, знаешь ли. Тем не менее он там был. И на этот раз он увидел меня первым. Мы поздоровались, и неожиданно для себя я спросил его, не поедет ли он со мной сюда.

Филипп жестикулировал, держа в руке хлеб, и это движение должно было определить важность события. Затем он продолжил:

— Он ответил, что не может, из-за того что обещал встретиться с матерью. Кроме того, как я выяснил, оказалось, что они должны были встретиться в Сан-Ремо, который находится менее чем в пятнадцати минутах езды отсюда. — Филипп рассмеялся. — Какое совпадение! Дэвид приехал со мной, затем взял билет на поезд в Сан-Ремо этим утром, где уговорил мать оказать мне честь. Мы с ней... — Он опустил глаза, не в силах справиться с волнением, затем посмотрел на Дэвида спокойным взглядом. — Мы не разлучались в лучшие времена — много лет назад. Мне трудно об этом говорить, Джеймс, но я не всегда поступал правильно по отношению к ним обоим.