Тони помедлил, а потом спросил:

— Вы никогда не бывали на острове? Хотя ваш отец живет здесь?

Селина следила глазами за медленно вращающимися лопастями ветряной мельницы.

— Нет. Не бывала.

— Вам понравится в Кала-Фуэрте. Городок крошечный, но очень красивый. Там собирается много яхтсменов.

— У моего отца тоже есть яхта.

Она произнесла это не задумываясь, но в ту же секунду ощутила, что ее слова, сказанные вслух, обрели вес, стали реальностью. Мой отец живет в Кала-Фуэрте. В доме под названием Каса Барко. У него есть яхта.

Облака быстро редели, между ними проглянуло солнце, и они отступили к горизонту, угрожающе зависнув вдали. Остров купался в теплых лучах. Селина завернула рукава своего платья из джерси и опустила стекло, позволив пыльному ароматному ветру трепать ее волосы. Они проезжали через крошечные деревушки, мимо городков из золотистого камня, безлюдных и тихих. Двери домов были открыты, и в них колыхались занавеси из цепочек; прямо на тротуарах, вынеся на улицу стулья из кухонь, сидели старухи — они беседовали между собой и присматривали за внуками, а их натруженные руки были заняты вышивкой или плели кружево.

Такси въехало в Курамайор, сонный городок с узкими улочками и домиками цвета сливок, и Тони потер рот тыльной стороной ладони и объявил, что не против чего-нибудь выпить.

Селина, не зная, как себя повести, промолчала.

— Я бы не отказался от пива, — настаивал Тони.

— Я… я бы купила вам пива, но у меня нет денег.

— Я сам куплю, — сказал Тони.

Узкая улочка привела их к просторной, мощенной булыжником площади с высокой церковью, тенистыми деревьями и маленькими магазинчиками. Тони медленно объезжал ее по кругу, выискивая заведение, достойное его внимания.

— Вот это кафе…

— Я… я подожду вас здесь.

— Вам тоже не помешает выпить. В машине слишком жарко. Я вас угощу.

Селина попыталась протестовать, но он оборвал ее:

— Ваш отец вернет мне деньги.

Она уселась на солнышке за маленький кованый столик. Тони прошел внутрь и сейчас беседовал с барменом. Внезапно на площади появилась стайка девчушек, бежавших домой из школы. Они были умытые, чистенькие, в голубых передниках и сверкающих белых носочках. Все казались ужасно хорошенькими: темные волосы заплетены в тугие косички, в ушах золотые сережки, оливкового цвета кожа на округлых руках и ногах, а когда они улыбались, были видны остренькие сахарные зубки.

Подружки заметили, что Селина смотрит на них, и смущенно захихикали. Две из них, более смелые, чем остальные, остановились перед ней; в их глазах-виноградинах плясали смешинки. Селине ужасно захотелось с ними подружиться, и, повинуясь внезапному импульсу, она открыла сумочку и вытащила из нее механический карандаш длиной около трех дюймов, с желто-голубой кисточкой на конце — почему-то он никогда ей не нравился. Она протянула его малышкам, предлагая подойти и забрать подарок. Поначалу они застеснялись, а потом одна, с длинными косами, осторожно, будто опасаясь, что карандаш ее укусит, взяла его у Селины с ладони. Другая обезоруживающим жестом вложила в ее ладонь свою ручку словно драгоценный подарок. Ручка была пухленькая и гладкая, на пальце поблескивало тоненькое золотое колечко.

Тони прошел сквозь занавес из цепочек, неся стакан пива для себя и оранжад для Селины, и девчушки бросились врассыпную словно стайка голубей, унося с собой подаренный карандаш. Очарованная, она глядела им вслед, а Тони сказал: «Ребятишки…», — и в его голосе звучали такая теплота и гордость, словно то были его собственные дети.

Путешествие продолжалось. Местность изменилась до неузнаваемости: дорога петляла по предгорьям, а ниже узкие полоски зеленых полей обрывались над морем, простиравшимся до туманного горизонта. Они ехали уже около трех часов, когда Селина заметила крест, стоявший на вершине горы, — он четко вырисовывался на фоне неба.

— Что это? — спросила она.

— Крест Сан-Эстабан.

— Просто крест? На вершине горы?

— Нет, там еще большой монастырь. Тайный орден.

Деревня Сан-Эстабан лежала у подножия горы в тени монастыря. В центре на перекрестке стоял указатель на Кала-Фуэрте — первый, увиденный Селиной. Тони повернул направо, и они поехали под гору по дороге, окруженной гигантскими кактусами, оливковыми рощами и купами душистых эвкалиптов. Берег моря густо зарос соснами, а когда они подъехали ближе, Селина разглядела среди них россыпь белых домиков с палисадниками в пене розовых, голубых и алых цветов.

— Это Кала-Фуэрте?

— Sí.

— Он не похож на остальные деревушки.

— Правильно, это курорт. Для отдыхающих. Многие покупают здесь виллы, чтобы приезжать на лето, понимаете? В жару приезжают отдыхать из Мадрида и Барселоны.

— Ясно.

Сосны сомкнулись над ними, окутав прохладной тенью и густым смолистым духом. Такси проехало мимо фермы, где оглушительно кудахтали куры, нескольких домиков, винной лавки, а потом перед ними открылась маленькая площадь, в центре которой стояла гигантская раскидистая сосна. На одной стороне площади они увидели магазин с овощным прилавком у двери и витриной, заваленной туфлями на веревочной подошве, фотопленкой, соломенными шляпами и почтовыми открытками. На другой стороне сиял ослепительной белизной причудливый особняк в мавританском стиле с плиточной террасой, заставленной столиками и стульями. Над дверью раскачивалась вывеска: «Отель Кала-Фуэрте».

Тони остановил машину в тени дерева и заглушил мотор. Пыль осела, стало очень тихо.

— Приехали, — сказал он. — Кала-Фуэрте.

Они выбрались из машины, радуясь свежему ветерку, налетавшему с моря. Народу на площади было очень мало. Женщина вышла из магазина и стала перекладывать картофель с прилавка в бумажный мешок. Дети играли с собакой. Парочка туристов в свитерах ручной вязки — определенно англичане — сидела на террасе отеля и подписывала открытки. Они подняли головы, чтобы посмотреть на Селину, признали в ней соотечественницу и поспешно отвели глаза.

Следом за Тони Селина вошла в отель. За занавеской из цепочек находился бар с белеными стенами, ковриками на каменном полу и грубой деревянной лестницей на второй этаж; здесь было очень чисто, свежо и прохладно. Под лестницей находилась дверь в служебные помещения. Смуглая девица с метлой безмятежно гоняла пыль от одной стены к другой.

Она посмотрела на них и улыбнулась.

— Buenos días.

— Dónde está el proprietario?

Девица положила метлу на пол. «Momento», — сказала она и удалилась, бесшумно ступая, в дверь под лестницей. Дверь захлопнулась у нее за спиной. Тони вскарабкался на стул за стойкой бара. Минуту спустя дверь отворилась и появился мужчина невысокого роста, еще молодой, с бородой и глазами навыкате, как у добродушной лягушки. На нем была белая рубашка, брюки с ремнем, а на ногах синие эспадрильи.

— Buenos días, — сказал он, переводя взгляд с Тони на Селину и обратно.

Она поспешно спросила:

— Вы говорите по-английски?

— Sí, сеньорита.

— Мне очень неловко вас беспокоить, но я тут кое-кого ищу. Мистера Джорджа Дайера.

— Да?

— Вы его знаете?

Он улыбнулся и всплеснул руками.

— Ну конечно. Вам, значит, нужен Джордж? А он знает, что вы его ищете?

— Нет. Как он мог узнать?

— Вы не сообщили ему, что собираетесь приехать?

Стараясь придать голосу шутливый оттенок, Селина ответила:

— Это сюрприз.

Мужчина, казалось, был заинтригован.

— И откуда же вы прибыли?

— Из Лондона. Прилетела сегодня в аэропорт Сан-Антонио.

Она указала на Тони, который прислушивался к их разговору с мрачным выражением на лице, явно недовольный тем, что ситуация вышла у него из-под контроля.

— Меня привез водитель такси.

— Я не видел Джорджа со вчерашнего дня. Он собирался поехать в Сан-Антонио.

— Но мы ведь только что оттуда!

— Думаю, он уже дома. Хотя наверняка сказать не могу. Я не видел, как он вернулся. — Мужчина ухмыльнулся. — С его машиной никогда нельзя знать, одолеет она дорогу или нет.

Тони откашлялся и выступил вперед.

— И где нам его найти? — спросил он.

Бородатый мужчина пожал плечами.

— Если он в Кала-Фуэрте, то должен быть у себя в Каса Барко.

— А как найти Каса Барко?

Владелец отеля нахмурился, и Тони, заметив его неодобрение, объяснил:

— Нам надо найти сеньора Дайера, потому что он должен оплатить мне поездку. У сеньориты нет денег…

Селина сглотнула.

— Да… боюсь, так и есть. Вы не могли бы объяснить, как проехать к Каса Барко?

— Объяснить сложно. Так вы его не найдете. Но, — продолжил он, — я знаю, кто может вас проводить.

— Большое спасибо, мистер… простите, не знаю вашего имени?

— Рудольфо. Никаких мистеров. Просто Рудольфо. Подождите минутку, я сейчас все улажу.

Он вышел из дверей, пересек площадь и нырнул в магазинчик напротив. Тони опять забрался на свой стул; его массивные ляжки свешивались по обеим сторонам слишком маленького сиденья, а лицо с каждой минутой делалось все мрачнее. Селина занервничала. Пытаясь его успокоить, она сказала:

— Очень жаль, что вышла такая задержка, тем более что вы были так добры…

— Мы даже не знаем, вернулся ли сеньор Дайер в Каса Барко. Никто не видел его после того, как он уехал в Сан-Антонио.

— Ну, если его там не будет, мы всегда можем немножко подождать…

Это была большая ошибка.

— Я не могу ждать! Мне надо работать. Время — деньги.

— О да, конечно. Я понимаю.

Он фыркнул, показывая ей, что она и близко ничего не понимает, и повернулся к Селине спиной словно обиженный школьник-переросток. Рудольфо уже шел назад — при виде его Селина испытала огромное облегчение. Он договорился с владелицей бакалейной лавки напротив, что ее сын проводит их до Каса Барко. Мальчишке нужно доставить сеньору Дайеру продукты, он поедет на велосипеде, а они на такси могут следовать за ним.

— Да-да, конечно, это будет чудесно.

Селина повернулась к Тони и с деланым оживлением произнесла:

— Он расплатится с вами, и вы сможете сразу же вернуться в Сан-Антонио.

Тони ее слова не убедили, однако он сполз с барного стула и вышел вслед за Селиной на площадь. Возле такси их дожидался тощий парнишка с велосипедом. На ручках велосипеда раскачивались две гигантские корзины, какими обычно пользуются испанские крестьяне. Из них во все стороны торчали кое-как завернутые продукты: продолговатые буханки хлеба, вязанка лука, горлышко бутылки.

Рудольфо сказал:

— Это Томеу, сын Марии. Он покажет вам дорогу.

Словно маленькая рыбка-пилот, Томеу устремился на своем велосипеде вперед по пыльной белой дороге, которая петляла, повторяя очертания берега. Побережье было испещрено бухтами, вода в которых переливалась как павлиньи перья, к скалам тут и там лепились очаровательные белые виллы с садиками, в которых полыхали яркими красками цветы, залитыми солнцем террасами и собственными причалами.

Селина сказала: «Как бы мне хотелось здесь жить», — но настроение Тони стремительно ухудшалось и отвечать он не собирался. Дорога превратилась в узкий проселок, над которым с обеих сторон нависали ограды вилл, заросшие цветущими хризантемами. Они перевалили через пригорок, а потом поехали вниз, к последней и самой большой бухте, где у причала раскачивались рыбацкие лодки, а чуть дальше, на глубине, стояло на якоре несколько яхт.

Дорога проходила позади вилл. Томеу, уехавший далеко вперед, дожидался их. Увидев, как такси показалось из-за пригорка, он соскочил с велосипеда, прислонил его к стене и стал осторожно снимать с ручек корзины.

Селина сказала:

— Наверное, этот дом.

Вилла оказалась небольшой. Беленая задняя стена была монолитной, с единственным окошком-щелкой и дверью, на которую падала густая тень старой сосны с толстым черным стволом. За домом дорога раздваивалась и шла дальше позади других владений. Тут и там между домами сбегали к морю узкие лесенки. Вид очаровывал своей пестротой: хлопало на веревках свежевыстиранное белье, сушились рыбацкие сети, грелись на солнышке тощие бродячие коты, вылизывая себе бока.

Такси ползком преодолело последние несколько ярдов; Тони стонал, что ему негде будет развернуться, что его машина не приспособлена для таких отвратительных дорог, что он потребует оплатить ему покраску, если заметит хоть одну царапину.

Селина его почти не слушала. Томеу распахнул зеленую входную дверь и нырнул в дом, волоча свои тяжелые корзины. Такси подпрыгнуло, замерло на месте, и Селина выбралась наружу.