Джун покраснела как рак и немедленно выпила.

Эльза же, присмотревшись к Одетте, испуганно спросила:

— Бог мой, Одетта! Что у тебя с глазами?

— Конъюнктивит, — пробормотала Одетта. — К сожалению, девочки, у меня завтра важная встреча, так что долго я с вами сидеть не смогу. Скажите лучше — вы напитками обеспечены?

— Обеспечены! — хором ответили «девочки». — Можем и тебе налить. — Элли взяла бутылку и хотела было наполнить бокал Одетты, но та накрыла его ладонью.

— Спасибо, но я буду пить коку.

— Ты теперь такая важная, — сказала Элли. — Вот что значит человек при своем деле. Лидия мне сказала, что вечер открытия в «РО» прошел просто великолепно.

— Боюсь, он мне слишком дорого обошелся, — устало сказала Одетта, откидываясь на спинку стула. — И доход расходов не покрывает.

— То есть как это — «не покрывает»? — удивилась Джун. — Сейчас у тебя в баре как минимум сто человек, а напитки тут ужас какие дорогие. Должна же у тебя оставаться хоть какая-то прибыль?

— Какая-то, наверное, остается, — неохотно ответила Одетта, не желая входить в детали. Вопрос о деньгах был для нее сейчас наиболее болезненным. — Я вот что, девочки, хотела у вас спросить, — сказала она, с минуту помолчав. — Не знаете ли вы, часом, что такое Фермонсо-холл?

— Я знаю, — кивнула Эльза. — Это старинный особняк, который находится неподалеку от моей матери в Суссексе. Если не ошибаюсь, он выставлен на продажу. Я прочитала в какой-то газете. Жаль, что вы его не видели. Это настоящий замок. Говорят, владельцы просят за него несколько миллионов. А почему ты спрашиваешь?

— Так просто. Услышала где-то название и запомнила. — Одетта еще больше укрепилась в мысли, что факс ей переслали по ошибке, и решила сменить тему. — Расскажи мне, Лидс, поподробнее об обязанностях подружки невесты. Неужели ты в самом деле хочешь, чтобы мы, дамы уже не первой свежести, таскали за тобой на свадьбе шлейф?

Одетта пробыла с подругами еще около получаса. В течение этого времени разговор шел исключительно о свадьбе Лидии, хотя мысли Одетты были заняты проблемой выживания — своего собственного и своего ресторана.

Одетта просидела у себя в кабинете до трех утра: пыталась составить мало-мальски приемлемый отчет для Вернона. Когда она вернулась домой, глаза у нее снова оказались на мокром месте, и она ничего не могла с этим поделать. Так и проплакала до рассвета, хотя и пыталась всячески убедить себя, что это бессмысленно и нелогично.

Вернон по поводу ее припухших глаз и словом не обмолвился, зато, когда Одетта предложила его вниманию свой доклад о развитии, слова у него нашлись, даже, на ее взгляд, слишком много слов.

— Нет, душечка, так у нас дело не пойдет, — сказал он, припечатав ее доклад своей пухлой ладошкой. — Я просто не могу тебе позволить при нынешнем состоянии дел залезать еще больше в долги. И потом — где реальные цифры расходов? Ты не имеешь представления, сколько денег заработал твой ресторан за прошлый уикенд? А доходы у тебя указаны приблизительно и чрезмерно, на мой взгляд, раздуты.

— Пропали все финансовые документы. — Одетта откашлялась и впервые в жизни соврала Вернону. — Компьютерный вирус сожрал у меня всю отчетность.

— Скажи, а ты антибиотики не пробовала? — Похоже, Вернон в этот день тоже кое-что сделал в первый раз: позволил себе пошутить в присутствии клиента. «Как, однако, меняют людей трудные времена», — подумала Одетта.

В дальнейшем разговоре с Верноном выяснилось, что он собирается передать ее дело в более высокие банковские инстанции.

— Я не могу выплатить тебе суммы, на которых ты настаиваешь. Увы, я не имел представления, в каком ужасном состоянии находится твоя отчетность. — Вернон вздохнул и позвонил в головной офис банка, чтобы договориться о встрече Одетты с одним из главных менеджеров. — Он готов встретиться с тобой в следующий вторник, — сказал Вернон, переговорив с руководством. — Что же касается утерянной отчетности… — тут он снова вздохнул и покачал головой. — Что ж, могу посоветовать тебе одно: постарайся ее найти. Если главный менеджер не получит точных цифр расходов и доходов, то он может вообще фонд «РО» ликвидировать. Так-то вот.

Все еще находясь под впечатлением от разговора с Верноном, Одетта вышла на улицу и подняла руку, подзывая такси. Усевшись в машину, она некоторое время раздумывала, куда ехать, а потом сказала: «Бонд-стрит. И побыстрее».

Переживая трудные времена, она или подсаживалась на сладости и наедалась до тошноты шоколада, или отправлялась делать покупки, скупая все подряд — и нужное, и не очень. Поскольку есть ей не хотелось, она решила ограничиться покупками и провела несколько часов, прогуливаясь по дорогим магазинам. Вернувшись домой, она небрежно сложила коробки с покупками на столе, бросила ставшую ненужной кредитную карточку «Виза» в мусорное ведро, после чего, подлетев к книжным полкам, принялась доставать с них один за другим свои любимые романы и с размаху швырять их об стену. Ни секс, ни дорогие красивые вещи, о которых вдохновенно повествовалось в этих книгах, счастья ей не принесли и лишь способствовали ее низвержению в темные бездны отчаяния.

19

Одетта сошла с поезда на древней, выстроенной еще в годы царствования королевы Виктории крохотной станции Хексбери и огляделась. Ни на станции, ни на площади свободных такси не оказалось. Не оказалось здесь и телефонов-автоматов, с помощью которых можно было вызвать машину. Чтобы разжиться транспортным средством, Одетте пришлось сделать несколько звонков по мобильному телефону, а потом стоять минут двадцать на пронизывающем ветру в ожидании, когда машина приедет. Это лишний раз напомнило ей, насколько жизнь в Лондоне отличается от неспешного провинциального существования.

Таксист отвез Одетту к сельской гостинице, находившейся как раз напротив маленькой церкви, где Саския и Стэн собирались венчаться. Одетта выбрала гостиницу «Корона» по совету матери Саскии. Впрочем, она в любом случае остановилась бы здесь — других гостиниц в деревушке просто не было. Дверь Одетте открыла высокая худая женщина с неприветливым лицом и в клеенчатом фартуке.

— У нас нет мест, — сказала она и сделала попытку захлопнуть дверь прямо у нее перед носом.

— Но у меня здесь заказана комната, — сказала Одетта. — Ситтоны пригласили меня на свадьбу дочери, и я, как вы понимаете, была бы не прочь переодеться.

Женщина задумчиво оглядела ее кожаную куртку, спортивные брюки и ботинки на толстой подошве.

— Должно быть, вы из семейства Тернер? Они заказали три комнаты и завтрак на всех.

У Одетты упало сердце. Судя по всему, приехала тетка Стэна Рене Тернер со своим выводком. У нее было четверо сыновей, которые славились на весь Степни своими тяжелыми кулаками и вздорными характерами. Одетта сильно сомневалась, что годы изменили их к лучшему.

— Нет, я сама по себе. Моя фамилия — Филдинг.

— Ага! Номер для одинокой леди, верно? — Женщина жестом предложила Одетте войти в дом и повела ее на второй этаж по узкой скрипучей лестнице. Пройдя по тесному коридору, стены которого были оклеены розовыми обоями в цветочек, они остановились перед выкрашенной коричневой краской дверью. Хозяйка «Короны» нашарила в кармане фартука ключ, открыла дверь и показала Одетте крохотную клетушку, оклеенную такими же розовыми, что и коридор, обоями.

— Ванная в конце коридора. Когда будете туда идти, не наступите в кошачий туалет. Завтрак ровно в восемь.

С этими словами хозяйка вышла, оставив Одетту в тесной, пропахшей кошками комнатке. Подслеповатое оконце выходило на главную деревенскую улицу. Одетта видела, как к церкви подкатил фургон из цветочного магазина. Выскочившие из кабины рабочие принялись выгружать из кузова корзины с белыми лилиями. Одетта приникла щекой к холодному оконному стеклу и подумала, что приехала слишком рано.

Отойдя от окна, она водрузила на кровать чемодан, открыла его и достала из него платье. Теперь оставалось только принять ванну. Счастливо избежав ловушки в виде кошачьего туалета, она вошла в ванную комнату, повернула бронзовые краны и включила воду. Потом, желая хотя бы на время забыть о своих горестях и немного расслабиться, она залезла в ванную, закрыла глаза и, стараясь ни о чем не думать, сидела в воде до тех пор, пока она окончательно не остыла.

Из состояния прострации ее вывели топот ног на лестнице и громкие возбужденные голоса.

— Не хочу я спать в розовой комнате, — говорил басом какой-то мужчина.

— Они все в розовых тонах, — бубнила хозяйка. — Других нет. Ванная в конце коридора. Не наступите в кошачий туалет, как туда пойдете. Ой, а ванная-то, оказывается, занята…

— Кошка купается, да? — высказал предположение другой мужчина, который, судя по звонкому голосу, был значительно моложе первого.

— Не говорите глупостей, — наставительно сказала хозяйка. — Это дама. Как приехала, так сразу там заперлась и сидит уже, наверное, час. — В голосе хозяйки ясно слышалось неодобрение. — Если захотите помыться, позовите меня. Я за ней приберусь. Ну а пока… Может, ленч желаете заказать?

Когда хозяйка затопала по лестнице вниз, в коридоре между мужчинами снова разгорелся спор, к которому вскоре подключилась женщина. Одетта сразу узнала резкий, пронзительный голос Рене Тернер, которая вопила, как торговка на рыбном рынке, временами разражаясь хриплым, каркающим кашлем заядлой курильщицы.

Когда шум в коридоре затих, Одетта выбралась из ванны, накинула халат и стремглав помчалась к себе в комнату. На полпути она наступила во что-то скользкое и мягкое и едва не упала. Оказалось, что под ноги ей попалось то самое корытце, куда ходила кошка и о котором постоянно упоминала хозяйка «Короны».

Одетта вернулась в ванную, чтобы смыть со ступни кошачье дерьмо. Вымывшись и вылив на ногу полфлакона стоявшей на полочке лавандовой туалетной воды, она снова припустила по коридору, стремясь проскользнуть незамеченной к себе в комнату. К сожалению, она опоздала. Семейство Тернер в полном составе уже выходило из своих апартаментов.

Одетта запахнула халат, опустила голову и сделала попытку пройти мимо, прижимаясь к стенке. Мужчины, увидев ее, вложили пальцы в рот и пронзительно засвистели.

— Похоже, здесь поселилась стриптизерша! — воскликнул Гэрри Тернер, намекая на халатик Одетты, который больше открывал, чем скрывал.

— Да это же дочка ФФ — француженки Филдинг! — воскликнул Пит, самый юный из братьев.

— Заткнись, Пит, — сказал Гэрри, пожирая глазами едва прикрытые халатом прелести Одетты. — Скажите, вы и в самом деле дочь Рэя Филдинга?

— Да будь я проклят, если это не она, — хохотнул Лайэм Тернер. — Очень рад, что вы, мисс, остановились здесь вместе с нами. Говорят, вы стали миллионершей… Это верно?

Из всех братьев у Лайэма был самый зловещий вид. У него и шрамов на лице, и золотых цепей на руках и на шее было больше, чем у всех остальных Тернеров мужского пола, вместе взятых. Изобразив на губах жалкое подобие улыбки, Одетта торопливо прошла сквозь строй Тернеров и, не сказав ни слова, укрылась у себя в комнате.

— Нос дерет, сучка, — коротко охарактеризовал поведение Одетты Лайэм Тернер и со злости пнул ногой дверь ее комнаты.

— Сиськи у нее классные, вот что, — произнес Гэрри, задумчиво поглаживая себя по наголо выбритой голове. — У нас в школе она была самая сисястая. Помнится, как-то раз я прихватил ее за сиську, а ей хоть бы что. Фригидная оказалась, как рыба. Оттого и болтала часами об искусстве со всякими волосатыми придурками вроде Стэна.

— А что это ты пел насчет того, что она миллионерша? — спросил Дес у Лайэма. — Ее папаша Рэй был самым распоследним неудачником.

— Он — может быть, но она не такая. Она сейчас большая шишка, — сказал Лайэм, понижая голос.

— Надо будет за ней приударить. Большие сиськи и толстый кошелек — вот что мне в бабах нравится, — пробурчал Лайэм.

— Ставлю двадцать фунтов, что я первый ее закадрю, — сказал Гэрри. — Мне богатые телки тоже по нраву. Даже не так они сами, как всякие там яхты, дорогие авто и большие дома, которые на них записаны.

— А все-таки она милашка, — сказал юный Пит, когда они спускались по лестнице.

— И этот туда же, — рассмеялся Лайэм. — Да ты приглядись к ней. У нее лицо что твоя жопа. Меня лично такие мелочи не волнуют. Как говорится, плевать, что рожа овечья, были бы сиськи человечьи. Но тебе она не подходит. Ты у нас еще маленький…


Обложившись косметикой, Одетта уселась у зеркала со страстным желанием доказать, что она — ничего себе. Не то чтобы она затеяла это ради братьев Тернер — совсем нет. Ее бы воля, она бы их еще лет сто не видела. Но, честно говоря, их слова ее возмутили.