Вернувшись в гостиную, он, пытаясь перекрыть стоявший в комнате ужасный шум, приставил ладони рупором ко рту и крикнул:

— Звонили из больницы «Тичинг», что в северном Лондоне!

В гостиной мгновенно установилась тишина.

— Что случилось? — вскочила с места Джун. — Что-нибудь с Лидией?

Финли отрицательно покачал головой, рассмеялся и объявил:

— У Эльзы родилась дочь Флоренс. Мать и ребенок чувствуют себя хорошо.

Присутствующие разразились аплодисментами и радостными возгласами. Радовались все — за исключением Джимми. Одетта заметила, что, как только новость о рождении Флоренс стала всеобщим достоянием, он отошел к окну и, прикрыв рукой заблестевшие от слез глаза, повернулся к гостям спиной.

«Флоренс! — догадалась Одетта. — Вот что его расстроило. Ведь это имя его погибшей возлюбленной».

Она подошла к Джимми и взяла его за руку. Он повернулся к ней и долго на нее смотрел. Казалось, он пытался отыскать что-то в ее лице — но вот только что? Этого Одетта сказать не могла.

А потом Джимми неожиданно улыбнулся. Да так, что все его лицо засветилось. Это была не улыбка, а настоящий африканский восход солнца.

Он раскинул в стороны руки и заключил ее в объятия.

— Флоренс… — прошептал ей в ухо. — Отличное имя, правда?

— Прекрасное, — медленно, чуть ли не по слогам произнесла Одетта.

Джимми выпустил ее из своих объятий и взял со стола стакан с красным вином.

— Друзья мои! Я предлагаю тост. За Флоренс.

— За Флоренс! — воскликнули гости, поднимая свои бокалы.

От переполнявших ее чувств Джун расплакалась — в пятый, наверное, раз за вечер.

— Я просто обязана взглянуть на крошку Флоренс перед отъездом. Вы-то все скоро ее увидите, а вот я… Кто знает, когда мне доведется на нее взглянуть?

Стоя за спиной у Джун, ее мать Джуди подавала гостям тайные знаки, заговорщицки им подмигивая…

44

Лидия чувствовала себя чрезвычайно испорченной и гадкой женщиной. Это чувство возникло у нее с первой минуты, как она проснулась и вспомнила, что произошло. Она перекатилась на постели и пощупала лежавшую рядом подушку. Она была холодна и источала чужой, незнакомый, даже, пожалуй, враждебный запах. Мужчина, который был с ней ночью, исчез. Поскольку Лидия находилась у него в квартире, опасаться того, что он просто-напросто от нее сбежал, не приходилось. Оставалось только предположить, что он поднялся раньше ее, чтобы отправиться по делам или на работу.

Потом Лидия подумала о Джун и зажмурилась: до того ей вдруг стало стыдно. Все-таки она, Лидия, ужасная подруга. Ведь Джун ничего особенного от нее не требовала — просто хотела, чтобы она с ней попрощалась, пожелала ей доброго пути, но она и этого не сделала. Что же касается Финли… никакой подлости по отношению к Финли она не совершила. Наоборот, то, что она сделала, было своего рода проверкой боем. Надо же узнать, как функционируют после длительного воздержания все твои системы. Чтобы в первую брачную ночь не ударить лицом в грязь, быть в форме и показать Финли, чего ты стоишь. Когда долгое время не занимаешься сексом, организм и чувства ржавеют. Время от времени им нужно устраивать профилактику — как перезимовавшему в гараже автомобилю. Иначе просто забудешь, что такое секс и как им занимаются.

Лидия прислушалась. В квартире стояла мертвая тишина. Чтобы окончательно убедиться, что хозяина нет дома, Лидия, зевая, поднялась с постели и отправилась в небольшое путешествие по апартаментам, заглянув прежде всего в ванную. Никого. Тут ее взгляд упал на висевшие на стене часы. Стрелки показывали начало восьмого, и Лидия подумала, что при желании может еще успеть в аэропорт Хитроу и помахать на прощание Джун и Джею.

Времени, чтобы сплести историйку, объяснявшую ее отсутствие на вечеринке, у нее оставалось предостаточно.


Одетта, проснувшись, тоже ощутила незнакомый мужской запах. Правда, в отличие от случая с Лидией мужчина находился с ней рядом. А еще с ними в кровати спал спаниель.

Приподняв голову, Одетта осмотрелась. Рядом, у окна, на походной складной кровати тоже кто-то спал. Спали и в лежавших на полу спальных мешках. Все эти спящие люди издавали носами и ртами звуки самого широкого диапазона — от удивительно нежных и тонких до низких и басовитых, сходных с собачьим рычанием.

У Одетты возникло странное ощущение, что она находится в палатке полевого госпиталя неподалеку от места, где развернулось сражение.

Джуди удалось-таки воплотить в жизнь свой план и оставить гостей ночевать. Когда они, сделав вид, что уезжают, начали один за другим покидать дом, Джун плакала, а Джуди шептала на ухо уходившим, чтобы они ехали к гостинице «Смитси-Инн» и там на стоянке дожидались условного часа.

Когда гости, простояв минут сорок на парковочной площадке, вернулись к ее дому, выяснилось, что Джун еще не ложилась. Она никак не могла найти свой паспорт и по этой причине стала перетряхивать весь свой багаж. Пришлось внести в первоначальный план кое-какие коррективы. Говард, ежеминутно прижимая указательный палец к губам, провел молодых людей в пустующий амбар, где они, щелкая зубами от холода и попивая предложенный им Говардом самогон, просидели не менее часа в ожидании, когда Джун наконец уляжется.

Ничего удивительного, что, когда гости попали в дом, они не были особенно разборчивы относительно того, где, с кем и на чем им спать. Во-первых, все жутко продрогли и устали, а во-вторых, самогон оказался в сто раз действенней любого снотворного.

Джуди, как это с ней не раз бывало, проспала. Говард же, который, чтобы не слышать храпа своей супруги, вставлял в уши затычки, тоже, ясное дело, не услышал звон будильника.

Зато его услышала Джун, спавшая в соседней комнате.

— Между прочим, будильник все звонит и звонит, а реакции никакой, — встревоженно сказала она Джею. — А еще я никак не могу отделаться от ощущения, что по дому ночью бродили какие-то люди. Может быть, к нам проникли грабители, связали маму с папой и сунули им в рот кляп?

— По дому, скорее всего, бродили собаки, — зевнув, сказал Джей. Он тоже плохо спал в эту ночь, поскольку Джун, разыскивая паспорт, открыла все чемоданы и не менее двух часов перебирала вещи, перекладывая их с места на место.

— Ничего подобного. Я заходила вчера к ним. Они спали, как сурки, — озабоченно произнесла Джун.

— Тогда это мыши, — сказал Джей, перекатился на другой бок и накрыл голову подушкой.

— Никогда не поверю, что мыши могут так топать. — Джун окончательно проснулась, посмотрела на часы и потянулась к халату. — Заварю-ка я чай. Думаю, ты тоже выпьешь чашечку. А, Джей?

Джей не отвечал.

— Чаю хочешь?! — гаркнула Джун прямо в ухо Джею, предварительно сорвав у него с головы подушку. Тот от неожиданности едва не скатился с кровати.

— Если ты будешь так на меня вопить, я никогда не сделаю тебе официального предложения, и ты так и останешься моей гражданской женой, — проворчал Джей, не открывая глаз.

— Ну и наплевать, — сказала Джун, вышла из комнаты, но буквально через минуту вернулась. — Выходит, ты собирался сделать мне официальное предложение? — спросила она, ластясь к Джею.

— Собирался, — буркнул Джей. — Можешь считать, что я его тебе уже сделал.

— Официальные предложения так не делаются…

— Интересно… — Джей приподнялся на локте. — Как же они, по-твоему, делаются?

— Мужчина становится на одно колено, берет женщину за руку и говорит: предлагаю вам руку и сердце.

— Да я же голый, — резонно заметил Джей. — Как я в таком виде буду делать тебе официальное предложение?

Джун сорвала с себя халат и швырнула его на кровать.

— Ну вот. Теперь я тоже голая. Так что это будет официальное предложение, но с чуточку непристойным оттенком…

* * *

…От выпитого самогона у Одетты так разболелась голова, что ей весь белый свет стал не мил. По счастью, открылась дверь, и в комнату вошла Элли с большим, тяжело нагруженным подносом.

— Просыпайтесь, детки. Пора, — сказала она, проходя к низенькому столику и ставя на него поднос с чаем, медикаментами и прочим припасом, требующимся человеку с похмелья.

Лежавший на складной кровати Дункан молча протянул руку и взял с подноса кружку с дымящимся чаем. Элли подошла к нему, поцеловала, после чего вложила ему в рот две таблетки аспирина.

— Джун уже встала, — озабоченно сказала она, обращаясь к Одетте, которая, хотя и страдала от головной боли, была способна, на ее взгляд, воспринимать человеческую речь. — Чтобы она меня не заметила, мне пришлось шмыгнуть под лестницу. Видно, нам опять придется прятаться в амбаре, чтобы не испортить сюрприз. — Тут Элли обратила внимание, что Одетта и Джимми лежат на кровати валетом, и спросила: — Вы что — всегда так спите? Как-то это странно, ты не находишь?

Прежде чем Одетта успела что-либо на это ответить, в комнате прозвучал ехидный голос Джеза:

— Этот парень слишком долго жил в Южном полушарии. Вот он и норовит лечь головой к югу. — Тут Джез неожиданно дал петуха, а потом и вовсе захрипел: — Вот черт! Не надо было мне вчера песни орать, а потом пить на холоде самогон. Так можно и голос потерять.

— Подумаешь, голос, — бросил запакованный в спальный мешок Финли. — Я вчера невесту потерял.

— А я — одежду, — сказала Элли, обозревая комнату в поисках оставленной где-то юбки. В настоящий момент на ней были только свитер, трусы и колготки.

Постепенно все, кто был в комнате, проснулись и стали переговариваться. Спал один только Джимми. Одетта удивилась: не так давно он жаловался ей на бессонницу. Потом она подумала, что впервые за три года проснулась в одной постели с мужчиной, и удивилась еще больше. То обстоятельство, что в комнате вместе с ними находилось еще четверо человек, никак на это ее удивленное состояние не повлияло.

— Я уже и в другие комнаты заглянула, — продолжала докладывать об обстановке в доме Элли. — В спальне Шона дрыхнут приятели Джея, но они в таком состоянии, что их, похоже, без электрошока не разбудишь. Приятельницы Джун спят в ее бывшей комнате. Они всю ночь напролет перешептывались, курили и допивали оставшееся вино и теперь, понятное дело, не могут оторвать голову от подушки. Уж и не знаю, как мы их всех поднимем и переправим в амбар.

В это время Джимми приоткрыл сначала один глаз, потом другой, раскинул в стороны руки и потянулся всем своим большим, сильным телом.

— Удивительное дело, — пророкотал он. — Сегодня я впервые за долгое время проспал всю ночь, как младенец, и даже ни разу не проснулся. — Минутой позже, посмотрев на Одетту, он добавил: — Нам надо почаще спать вместе. Ты действуешь на меня, как колыбельная.

Одетта покраснела. Ох уж эти неуклюжие заявления Джимми. Ее приятели с легкостью могли истолковать их превратно. Едва она успела об этом подумать, как в разговор вступил Джез:

— Одетта Филдинг. Прошу любить и жаловать. Убаюкала больше мужчин, чем женская группа «Пианино» в полном составе.

Одетта покраснела так, что щекам стало горячо. Она привыкла к шуточкам Джеза, который вечно прохаживался по поводу ее несуществующих любовников, и охотно над ними смеялась. Но ведь Джимми не знал, что это только игра, и мог все принять за чистую монету. Быть в его глазах шлюхой ей не хотелось.

Джимми, однако, слова Джеза нисколько не смутили. Взяв Одетту за руку, он сказал:

— Значит, мы — родственные души. Я тоже неплохо умею убаюкивать.


Джун, после того как проснулась, успела понервничать, получить от Джея официальное предложение руки и сердца, позаниматься с ним любовью, поплакать, принять душ, привести себя в порядок и поболтать по телефону. Теперь она смотрела укоризненным взглядом на своего брата Шона и его жену Триону.

— Все-таки жаль, что вы не сможете проводить меня до аэропорта, — сказала она, наблюдая за тем, как брат укладывает в багажник отцовского автомобиля футляры с фото — и кинокамерами. — Быть может, возьмете все-таки свой «Лендровер»?

Триона пожала плечами:

— На этой развалюхе нам вас не догнать. А вы и так уже запаздываете.

Джун плаксиво скривила рот, но сдержалась и стала на прощание обнимать и целовать собак.

— Ах вы, мои лапочки… Ой! А это не наша!

— Должно быть, кто-нибудь вчера по пьяному делу оставил, — заметила Джуди, пытаясь втиснуть огромный чемодан своей дочери в багажник. — Ну, вы с Джеем как — готовы?

Джун смотрела на симпатичную собачку, у которой были карие печальные глаза, совсем как у Джея. Неожиданно она вспомнила, чей это спаниель. Собака принадлежала новому приятелю Одетты — высокому и сексуальному парню из Южной Африки по имени Джимми. Похоже, что и Одетта — самая устойчивая к мужским чарам из всех ее близких подруг женшина — тоже нашла свое счастье.