Джимми замолчал и молчал довольно долго, поглядывая на Одетту по-собачьи грустными глазами.

— Извини. Я понимаю, что мои слова могли показаться тебе излишне резкими и несправедливыми, — пробормотала Одетта, прикрыв веки. — Ты ведь такой интересный мужчина. Большинство женщин без малейших колебаний предложит тебе то, что ты хочешь. Но я… Я просто к этому не готова. Ты остановил свой выбор на человеке, который тебе не подходит. В принципе, я для тебя — чужая… Чужая, ты понимаешь? — Она замолчала и печально покачала головой.

Когда Джимми заговорил снова, голос у него был непривычно тихим:

— А я знаю, почему ты так говоришь. Ты себе не нравишься — и в этом-то все и дело. Но это пройдет, обещаю, и ты снова себя полюбишь. Я-то тебя обожаю, а это что-нибудь да значит, верно? И никакая ты мне не чужая. Я уже успел узнать тебя довольно хорошо.

— Согласна. «Чужая» — это слишком сильно сказано. Будем считать, что я — твоя приятельница. Но любовницей не стану никогда.

— Ну и что мы теперь будем делать? Насколько я понимаю, видеть меня тебе не особенно-то и хочется.

Одетта взяла бокал с вином и сделала глоток. Она начала уже успокаиваться, и ненависть к себе, к Джимми и остальному миру стала постепенно ее оставлять.

— Говорю же — давай останемся друзьями. Тогда и недоразумений между нами никаких не будет. Короче говоря, я считаю, что мы можем проводить вместе время.

— Как старые добрые приятели, да? — осведомился Джимми, слегка склонив голову набок.

— Да, как старые добрые приятели, — кивнула Одетта. Эта мысль неожиданно показалась ей очень разумной. — Никаких тебе пошлых ухаживаний, ужинов при свечах, разговоров о нежных чувствах…

Джимми рассмеялся своим громыхающим смехом.

— Знаешь что? Мне нравится эта мысль. Итак, решено. Мы будем вместе проводить время.

— За совместное времяпрепровождение!

С этими словами они со звоном сдвинули свои бокалы и выпили, после чего Джимми сказал:

— В таком случае выдвигаю конкретное предложение. Отчего бы нам не поехать на день рождения к Мунго?

— А когда у него день рождения?

— В день святого Георга.

— Стало быть, на следующий день после свадьбы моей кузины Мелани, — задумчиво произнесла Одетта.

— Между прочим, мы могли бы вместе поехать и на свадьбу вашей кузины тоже, — сказал Джимми. Заметив, что Одетта при этих словах едва заметно поморщилась, Джимми торопливо добавил: — Не беспокойся. Я буду вести себя хорошо. Ты можешь считать меня чем-то вроде своей подружки, если тебе так удобнее, или геем.

Одетта рассмеялась. В самом деле, почему не взять его с собой на свадьбу Мелани? По крайней мере, мать не станет подыскивать ей кавалера среди кошмарных приятелей братьев Тернер.

— Хочу попросить тебя об одолжении, — сказал Джимми, прерывая ее размышления. — Не могла бы ты проводить время также и с моей Уинни? Стоит ей пожить здесь еще неделю, и бедняга Нельсон наверняка сбесится. Уж если тебе не хочется везти ночевать к себе на мельницу меня, то отвези туда хотя бы мою собаку…

Когда Одетта с сидевшей у нее за спиной в коробке собачкой подъехала на мопеде к ферме, в окнах горел свет. Было ясно, что Сид вернулась. Одетте не хотелось сейчас ее видеть. Ей нужно было о многом подумать и, помимо всего прочего, как следует выспаться. Ночь, которую она провела у Джун, была на редкость беспокойной.

Стараясь, чтобы ее не было видно из окон фермы, Одетта выключила мотор, слезла с мопеда и тихонько покатила его мимо гаражей к мельнице. Поскольку было темно, она не заметила стоявшего во дворе серебристого «Мерседеса», на переднем сиденье которого дремал шофер.

46

Одетта хорошо помнила, когда ею овладело теплое чувство к Джимми Сильвиану. Это произошло утром в воскресенье, когда она проснулась и услышала посапывание Уинни, спавшей рядом с ней в постели. Каким-то непостижимым образом Джимми удалось с помощью этой собачки передать ей свою доброжелательную энергетику и внушить мысль, что он о ней помнит. Хотела она того или нет, но Джимми отныне вошел в ее жизнь.

Хотя ее сердце болело по Калуму все меньше, она не могла отделаться от ощущения, что этот кошмар может возвратиться. Гладя спаниеля по голове, она подумала, что общение с Джимми станет для ее психики своего рода благодатной терапией, которая позволит ей успокоиться и привести свои чувства в порядок.

Это воскресенье именовалось еще и Днем матери. Вспомнив о состоявшейся у них с Клод беседе, Одетта ощутила чувство вины: она опять мысленно обвинила мать в эгоизме и бесчувственности, хотя сама даже не удосужилась спросить, как она себя чувствует.

Приняв душ и надев спортивный костюм, Одетта побрела на ферму. Сид, судя по всему, еще спала. Дверь дома была заперта, шторы на окнах опущены, а ключа под порожком не оказалось. Одетте не терпелось узнать о том, как у Эльзы прошли роды, но она понимала, что, прежде чем Сид протрет глаза, может пройти несколько часов.

Поэтому она, взяв с собой Уинни, отправилась на пробежку.

С Сид она столкнулась, когда возвращалась на мельницу. Та, обряженная в шелковую пижаму, шаркающей походкой направлялась к ней.

— У меня похмелье, — сразу же сообщила она.

— Рождение ребенка обмывали, да? — спросила Одетта.

— Что такое? — удивленно спросила Сид, но потом, словно о чем-то вспомнив, небрежно помахала в воздухе рукой и сказала: — Ах, ты об этом… Кстати, у меня есть для тебя несколько фотографий. Эта Флоренс такая смешная…

Судя по ее тону, появление на свет Флоренс не слишком взволновало Сид. «А может быть, — подумала Одетта, — она еще не освоилась с мыслью, что стала бабушкой. Вероятно, для рок-звезды это не так-то просто».

Уинни носилась вокруг ног Сид, обнюхивая ее сапоги.

— Чья это? — поинтересовалась Сид, ткнув в спаниеля пальцем.

— Это собака Джимми, — сказала Одетта, виновато склонив голову. Конечно же, прежде чем привозить Уинни, ей следовало посоветоваться с хозяйкой. — Он попросил за ней приглядеть.

— Он что же, уехал?

— Не в этом дело. Его собаки не ладят друг с другом, вот я и решила оградить Джимми на некоторое время от собачьих истерик.

— Как это на тебя похоже! — скривив рот, заметила Сид. — Отказалась от прекрасного щенка афганской борзой, но зато взяла себе шавку, которая надоела хозяину. Скажу честно: ты, Одди, ужасно взбалмошная женщина и сама не знаешь, чего хочешь.

С этими словами Сид удалилась, и ее не было видно на ферме ни днем, ни даже вечером. В ее отсутствие приехал Джимми на пикапе и привез купленную им краску и микроволновую печь.

— Никак не могу научиться ею пользоваться, — сказал он, указав на микроволновку, — вот и решил подарить ее тебе. — Сгрузив эти вещи, он, стараясь не смотреть Одетте в глаза, снова полез в кабину.

— Неужели даже на чашку чаю не останешься? — спросила Одетта. Она чувствовала, что он в смущении, и винила в этом прежде всего себя.

— Времени нет. Так что до завтра. — Джимми захлопнул дверцу, завел мотор, и через минуту его пикап скрылся в клубах пыли. Одетта приуныла. Признаться, она рассчитывал поболтать с Джимми, другими словами, провести с ним немного времени, о чем они вроде бы вчера условились. С другой стороны, могло статься, что Джимми подразумевал под взаимным времяпрепровождением кое-что другое…

Стемнело, а Сид все не возвращалась.

Одетта вдруг поняла, что ей неуютно находиться в полном одиночестве. Около десяти вечера она услышала отдаленный звук мотора, выглянула в окно, но, поскольку свет во дворе не горел, ничего не увидела. Между тем звук мотора не приближался и не отдалялся. Казалось, кто-то оставил машину с включенным мотором на некотором удалении от фермы и пошел к дому пешком. Одетта, зная, что на ферме никаких охранных устройств, кроме автоматически включавшихся прожекторов, нет, вышла с мельницы и пошла крадучись к дому, чтобы выяснить, все ли в порядке.

Она столкнулась с Сид неподалеку от дома. Та, зажав туфли под мышкой, на цыпочках шла к ферме.

— О господи! — воскликнула она испуганно, когда Одетта направила на нее луч фонаря. — Это что же получается: ты за мной шпионишь? Немедленно отправляйся спать!

Сид прошла мимо Одетты, едва не наступив на вертевшуюся у нее под ногами Уинни, и, войдя в дом, с силой захлопнула за собой дверь.

На следующей неделе Сид и Одетта разговаривали мало, зато часто переругивались. Сид поднималась с рассветом и уезжала в Фермонсо, чтобы наблюдать за работой телевизионщиков. Пока Сид не было, Одетта продолжала приводить в порядок ее бумаги, ломая голову над тем, что ей говорить представителям налогового ведомства, если они вдруг нагрянут на ферму. Сид, разумеется, продолжала гнуть свою линию, расплачиваясь с работниками наличными, и нисколько в этом смысле не облегчала ей задачу.

Выяснив, что Сид должна налоговому ведомству в общей сложности тридцать тысяч фунтов, Одетта отправилась к ней с этим известием, но хозяйка не захотела даже ее выслушать. Зато основательно на нее накричала — правда, по другому поводу.

— Рабочие на тебя жалуются! Говорят, что ты требуешь отпечатанные копии каждого заказа.

— Я просто пытаюсь привести в порядок бухгалтерию и вести учет входящих документов, — объяснила Одетта.

— А к чему переводить зря бумагу? — Сид полоснула ее полыхнувшим от ярости взглядом. — Короче, оставь моих рабочих в покое! Твое дело следить по Интернету за прохождением заказов и делать прогнозы о состоянии рынка. И дальше этого свой клюв не совать! Ты собственную компанию не смогла уберечь от банкротства, а еще берешься давать советы…

— Зачем в таком случае вы сделали меня менеджером? — воскликнула Одетта, закусив от обиды губу.

Сид пожала плечами — дескать, это же очевидно, к чему спрашивать.

— Потому, дорогуша, что, кроме тебя, здесь никого нет. А отказаться от работы в Фермонсо я не могу. Калум говорит, что он без меня как без рук.

С тех пор по вечерам она к Сид не ходила и задушевных разговоров с ней не вела. Вместо этого она с помощью Джимми начала обустраивать свою мельницу. Джимми зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. Он оказался не только хорошим другом, но и надежным помощником. Глядя на то, как он вкалывает, можно было подумать, что он отделывает собственные апартаменты.

Во вторник он заехал к ней после шести, поставил на плиту чайник и стал вдохновенно повествовать о том, каким отличным помещением для жилья станет мельница после того, как закончится ремонт. Попив чаю, они приступили к работе и вкалывали дотемна. С этого дня он приезжал к ней в это же примерно время каждый вечер, так что работа регулярно возобновлялась. Иногда он привозил с собой какое-нибудь готовое южноафриканское блюдо, которое они с Одеттой разогревали в микроволновке и, сделав в работе небольшой перерыв, с аппетитом поедали. Постепенно Одетта стала привыкать к экзотическим блюдам, которые готовил Джимми, и они уже не казались ей чересчур острыми. За едой они болтали обо всем на свете, смеялись и слушали диски середины восьмидесятых, которые остались от Джоба. А еще Джимми много говорил о Фермонсо-холле и о своих планах на будущее. Хотя у него на глазах не раз уже рушились планы куда более деловых и приспособленных к ведению бизнеса людей, чем он, Джимми продолжал оставаться идеалистом и считал, что у него, несмотря на трудности, все получится.

— Калуму пришлось поднять арендную плату, и фермеры очень этим недовольны. А куда было деваться? На переделку дома уйдут сотни тысяч, если не миллионы. А тут еще организация «Британское наследие» привязалась. Требует, чтобы перестройка дома велась с учетом уникальности архитектурного комплекса Фермонсо. Сами понимаете, их требования чуть ли не вдвое увеличивают стоимость всех работ, но фермерам-то на это наплевать.

Судя по всему, у Джимми по этому поводу был с Калумом конфликт, поскольку лицо у него в эту минуту потемнело. Но он быстро справился с собой.

— Калум думает, что он лорд, — рассмеявшись, сказал он. — Завел привычку стрелять по утрам из мелкашки голубей, и я даже слышал, как он договаривался об уроках верховой езды.

— Я и представить не могла, что Калуму может понравиться разыгрывать из себя сквайра.

— Думаю, это у него от отца, хотя он и не хочет в этом признаваться, — поведал ей Джимми. — Помнится, он все время корил своего папашу за то, что тот купил поместье и разыгрывает из себя помещика, хотя ни по рождению, ни по воспитанию к высшему классу не принадлежит, но сам поступает теперь точно так же.

— Калуму не удастся сохранить поместье, если он будет строить из себя вельможу, — резонно заметила Одетта. — Фермонсо и его угодья — это бизнес, а не забава.