– Тебя фотографировали в Сиэтле?

Я кивнула.

– Ты почти ничего не рассказываешь об этом времени в твоей жизни, – огорченно заметил Райан.

– У меня такое ощущение, что это было не со мной. – Я подчеркнуто пожала плечами.

– Кайли, – он смотрел прямо в мои глаза, – я хочу в это верить. Правда хочу. Но иногда, в такие моменты, как этот, я чувствую, что в твоем сердце есть уголок, к которому у меня нет доступа. – Райан сжал мою руку. – Скажи мне, что пустишь меня в этот уголок. Потому что я…

– Я уже впустила тебя, – торопливо ответила я.

– Мне бы хотелось когда-нибудь познакомиться с этой девушкой с фотографии, – со вздохом произнес он и отправился на кухню, где принялся выгружать из посудомоечной машины стаканы и ставить их в шкафчик возле окна.

– Знаешь, Райан – редкий экземпляр, – сказала мне Трэйси, когда я только начала встречаться с ним четыре года назад. – Аномалия в море мужчин.

Она была права. Никому из моих знакомых женщин мужья или бойфренды не помогают по дому, а Райан настаивал на том, чтобы самому менять постельное белье, складывать выстиранные вещи и не оставлять в мойке грязную посуду.

– Я подумал, что, когда родители приедут к нам на выходные, мы могли бы отвезти их в отель «Фэрмонт», показать им бальный зал, где у нас будет свадебный прием.

– Разумеется, – ответила я, думая о другом.

– Маме определенно понравится, – продолжал Райан. – Она спрашивала меня, какого там цвета стены. – Он понимающе улыбнулся мне. – Ты же знаешь, как она любит правильно подбирать цвета.

Я выдавила из себя улыбку:

– Тогда давай так и сделаем.

Иногда я завидовала Райану, у которого были любящие родители, интересовавшиеся жизнью своих детей. Хотя, если быть честной, то я завидую всем, у кого есть родители. Мне бы хотелось, чтобы родители Райана стали и моими родителями, когда мы поженимся. И все же в моих отношениях с будущими свекром и свекровью была какая-то натянутость. Беннет, отец Райана – банкир, проводивший почти все свободное время в загородном клубе, был достаточно милым. Но мне с трудом удавалось по-настоящему с ним общаться. Мать Райана, Мелинда, всегда появлялась с безупречным маникюром и прической, обязательно в невероятно дорогих дизайнерских нарядах, надеваемых только один раз на ланчи и премьеры, которыми было заполнено ее расписание. Дорогая женщина, в том смысле что не дешевая.

– Я знаю, что моих родителей порой бывает многовато, – добавил Райан, закрывая дверцу посудомоечной машины. – Но они приедут всего на несколько дней.

– Они всегда желанные гости в нашем доме, – заверила я его.

– Знаешь, родители тебя любят, – продолжал Райан. – Им всегда хотелось иметь дочь, а теперь они получат самую лучшую дочку на свете.

Я улыбнулась и достала с полки кастрюлю.

– Если помнишь, я обещала тебе ризотто. Ты голоден?

Райан пожал плечами:

– Не слишком. А ты?

– Не умираю с голода, но поесть все-таки стоит.

– Не стану возражать, – ответил он. – Ты же знаешь: что бы ты ни приготовила, я проглочу все.

– Только если это не слишком острое, – с улыбкой добавила я, заметив бутылочку с соусом «Табаско» в холодильнике. Хотя обычно необходимость приготовить что-то в последнюю минуту доставляла мне удовольствие, в этот вечер готовить мне совсем не хотелось.

– Знаешь, что-то я устала, – вздохнула я. – Может закажем что-нибудь на дом?

– Согласен, – ответил Райан. – Индийские блюда? Тайские? Что-то другое?

– Тайские… Звучит замечательно, – тихонько сказала я.

Райан кивнул и взялся за телефон.

– Сейчас закажу.

Я стояла в кухне, и у меня разрывалось сердце. Я любила этого мужчину, за которого собиралась замуж. Мне нравилось, как он расставлял стаканы для воды на полке в шкафчике и не сомневался, что я выгляжу как богиня с взъерошенными от ветра волосами, хотя я никогда себя не считала красавицей. Мне нравилось то, как он целовал меня по утрам и на ночь. Больше всего я любила то, как он любил меня, любил ни за что и во всех проявлениях.

В порыве вдохновения я включила духовку. Корица. Аромат счастливого дома. Я могу испечь для Райана рулетики для завтрака, и мы начнем все сначала. Я покажу ему, что обожаю его каждый день.

Вдруг запищал сигнал пожарной тревоги. Пару дней назад я собиралась отмыть духовку от оставшихся капель жира, но забыла об этом, и теперь мой план рухнул.

Райан вскочил.

– Я займусь этим. – Он потянулся к датчику дыма на потолке. – Готово, – объявил он, вытащив батарейки.

Я отключила нагрев, открыла кухонное окно, чтобы проветрить, и сразу снова оказалась в крошечной квартирке с видом на бухту Эллиотт. Рядом со мной стоял Кэйд. Тогда я сожгла наш ужин, и мы хохотали над писком датчика дыма, который, казалось, жил своей жизнью.

Но Кэйд ушел так давно. Он бросил меня, и я так и не поняла почему. А теперь со мной Райан. Он рядом и любит меня.

Резким движением я притянула его к себе. Прошлый вечер и утро этого дня были слишком напряженными. Да, я действительно хотела помочь Кэйду. Я хотела узнать, что с ним произошло. Но время не останавливается, и где-то по пути я должна была начать жить заново, и я сделала это. Сейчас я принадлежу Райану, а он принадлежит мне. Я снова и снова повторяла себе эти слова, пока они не отпечатались в моем сердце. Я принадлежу Райану, а он принадлежит мне.

– Знаешь, я люблю тебя, – шепнула я ему на ухо.

Он поцеловал меня, и я ощутила знакомое желание во всем теле.

– Отнеси меня наверх, – попросила я, проводя рукой по его груди. – Ты мне нужен.

Райан подхватил меня на руки.


На другое утро, когда я открыла глаза, я увидела Райана, который был уже одет и сидел возле меня на кровати. На нем был голубой галстук, подаренный мной ему в прошлом месяце.

– Доброе утро, – сказал он, легко касаясь моего плеча. У меня по коже побежали мурашки, и я притянула его к себе.

– Не могу, – шепнул Райан, – я опоздаю на поезд.

– Ну да, верно. – Я совершенно забыла о его деловой поездке в Портленд. Именно это дело попадало в зону «без обсуждений», которую мы установили вокруг потенциального конфликта интересов. Для продвижения реконструкции площади Пионеров в Сиэтле Райан предполагал заключить партнерское соглашение с фирмой из Портленда, которая занималась реконструкцией Судебной площади в этом городе. Его успех означал перенос приюта для бездомных и разочарование – личное и профессиональное – для меня.

– Этому этапу проекта я должен посвятить два рабочих дня, – объяснил Райан. – Восьмая студия новостного канала «Кей-Джи-Дабл Ю» должна открыться на площади в следующем году. А это – возможность развивать поддерживающий бизнес вокруг и привлечь освещение прессы. Наша группа активна в обоих городах, но в Портленде мы продвинулись намного дальше. Чтобы обеспечить надежное финансирование, наши инвесторы были вынуждены пойти на перекрестное обеспечение займа под сделку в Сиэтле и займа под сделку в Портленде. Это рискованно: если одна стройка пойдет ко дну, а другая не наберет обороты, то провалятся обе. Но все же это лучший способ сбалансировать риски. Если я смогу договориться об окончательных условиях, то завтра вечером уже буду дома.

Я кивнула и сонно натянула одеяло до самого подбородка.

– Удачи, – пожелала я, пытаясь выразить поддержку. Я знала, насколько важна для Райана эта сделка, даже если мне ее успех ничего хорошего не сулил.

– Спасибо, детка. – Он легко поцеловал меня в губы. – Вечером позвоню тебе из гостиницы.

Райан подхватил чемодан, и я услышала, как он спустился по лестнице, вышел в прихожую, открыл дверь, а потом закрыл ее за собой. В замке повернулся ключ, и я почувствовала себя в безопасности, любимой и окруженной заботой, – все сразу.

Я уставилась в потолок. Перед моим мысленным взором появилось лицо Кэйда, грязное, заросшее бородой. Провалившиеся глаза, заостренные скулы. Я услышала голос бабушки, ее слова эхом отдавались в моей голове. Кэйд спас тебе жизнь. Теперь твоя очередь спасти его.

Я снова и снова прокручивала ее слова, потом взяла телефон и набрала номер редактора.

– Джен, это Кайли, – сказала я.

– Я только что закончила разговор с Мелиссой из миссии «Евангелие надежды». Она говорит, что пожертвования текут рекой. Реакция на твою первую статью просто невероятная. Около тысячи читателей оставили отклики «за» и «против» онлайн, развернулось горячее обсуждение судьбы площади Пионеров. Такая активность приводит рекламодателей в восторг. Теперь нужно не сбавлять темп, следующая статья должна ударить еще сильнее…

Этого момента я давно ждала, но теперь едва слушала Джен.

– Мне нужен один свободный день, – прервала я ее.

– Ты слышала меня, Кайли? Нам необходима следующая статья. Можешь показать мне сырой материал?

– Кое-что произошло. – Я сделала глубокий вдох. – И мне надо с этим разобраться.

– Ладно. – Голос Джен мгновенно смягчился, в нем появились заботливые нотки. – Надеюсь, ты не заболела?

– Нет, – ответила я. – Мне просто… нужен один день.


Я припарковала машину на улице перед рестораном «Ле Марше» и вышла. Еще не было десяти часов, и я была рада, что из-за облаков выглянуло солнце. Оглядев тротуар и заглянув в ближайший переулок, как я делала это накануне, – Кэйда там не оказалось, – я решила зайти в «Старбакс», чтобы выпить американо, и уже потом отправиться на поиски.

Очередь оказалась длинной. Люди выстроились вдоль стойки с выпечкой. Две женщины передо мной были похожи на секретарш, вышедших купить кофе для своего босса. Одна из них перебросила через плечо блестящие черные волосы и сказала, что в банановом хлебе невероятное количество калорий. Ее подруга что-то ответила, и они засмеялись.

В двадцать лет жизнь намного проще, особенно если речь идет о любви. Ты знакомишься с людьми, выбираешь их, они выбирают тебя. Вместе вам по силам завоевать мир, переехать в Париж, завести ораву ребятишек или стать фермерами и начать выращивать овощи. Все то, о чем ты писала в дневнике и о чем мечтала, ты проживаешь в ярких, сверкающих красках. Жизнь принадлежит тебе, ты берешь ее за рога и живешь. И вот вы вместе. Ты без остатка посвящаешь свою жизнь кому-то, а все остальное – уже история.

Но когда это не срабатывает, когда у истории несчастливый конец, как это случилось со мной в двадцать с небольшим, в твоем сердце что-то меняется. Ты превращаешься из девушки с дневником и мечтами в девушку, для которой главное – работа, чья страсть к социальной справедливости становится основой для газетных статей. Тебе тридцать или тридцать пять, и тебе давно ясно, что облаков куда больше, чем радуг, и что ты можешь положиться только на саму себя. Мечта умерла. Ты потеряла дневник. Нет, ты сожгла его.

А потом ты встречаешь мужчину, который ничем и ни в чем не похож на твоего бывшего, и раздумываешь, сможешь ли полюбить его так, как любила много лет назад. Ты не уверена в этом, но ты пытаешься, и, когда ты заставляешь себя сдвинуться с места, ты понимаешь, что твое сердце, спавшее так долго, постепенно просыпается, словно медведь, выходящий из зимней спячки. Ты попеременно испытываешь голод, ворчишь, чувствуешь себя сбитой с толку или потерянной. Ты невероятно удивлена, когда снова ощущаешь искру любви. И хотя пламя горит, возможно, не так ярко, как много лет назад, как оно горело с тем мужчиной, который любил тебя, когда тебе было двадцать пять и ты смотрела на мир широко открытыми глазами, но оно горит ровно. Оно тебя согревает. И однажды ты снова видишь радугу. Она сияет за твоим окном в офисе, появляется в небе, когда ты выходишь из магазина с продуктами. Двойная радуга захватывает все небо, когда ты потягиваешь бокал вина после трудного рабочего дня. И в этот момент ты понимаешь, что твое сердце, окаменевшее, придавленное грузом печали и тоски, готово попробовать еще раз. И ты пробуешь.

Я смахнула набежавшие слезы, заказала двойной американо и кусок бананового хлеба с четырнадцатью миллиардами калорий, и это в данный момент не имело для меня ни малейшего значения. Я знала, что где-то во мне все еще живет та двадцатипятилетняя девушка, и сейчас она сжимала мое сердце так, как не делала уже давно.

– Иди и найди его, – прошептала она мне. – Кэйд рядом. Ты нужна ему.

В глубине души я знала, что она права. И неважно, что меня ждет впереди – хорошее или плохое.


Я прислонилась к кирпичному фасаду «Ле Марше» и ждала уже целый час, не появится ли Кэйд. Я остановила бездомного и спросила, не знает ли он Митчелла. Он не знал. Женщина в намотанных на ступни целлофановых пакетах и с магазинной тележкой, в которой были сложены все ее пожитки, тоже не знала, но сообщила мне, что у нее нет денег на еду. Я дала ей десять долларов.

Я ждала и смотрела по сторонам. Допив последнюю каплю кофе, я бросила стакан в ближайшую урну и направилась обратно к торговому центру Уэстлейк, где накануне Кэйд пропал из виду.