Он покачал головой:

– Не знаю, Кайли. Должно быть, в тот вечер с ним случилось что-то еще. Я так долго жил с чувством вины… Когда ты пришла в мой офис и сообщила, что Кэйд жив, я был потрясен до глубины души. Мой лучший друг был не из тех, кто исчезает. Он всегда был рядом. Когда он пропал, я предположил худшее.

Я покачала головой:

– Не знаю, что и сказать, Джеймс.

– Это был не я, Кайли.

Мои глаза расширились:

– Если не ты, то кто тогда?

– Мне и самому хотелось бы это знать.

– А как насчет денег, Джеймс? Ты взял все средства Кэйда? Я наняла адвоката и специалиста по судебно-бухгалтерской экспертизе. Они попытаются вернуть все то, что по праву принадлежит Кэйду.

– Этого и следовало ожидать. – Джеймс с силой выдохнул. – Ох, Кайли, я слишком глубоко увяз.

– Ты сейчас о чем?

Он потер лоб:

– Деньги никуда не пропали. Они вложены в дело. И я, разумеется, готов к сотрудничеству.

– Джеймс, прошу тебя, подумай: кто мог бы желать Кэйду зла?

Он задумался, потом в его глазах неожиданно вспыхнула тревога:

– Где Кэйд сейчас?

– Не знаю. Райан, мой жених, сегодня вечером выяснял отношения со мной по поводу моих чувств к Кэйду, потом разорвал нашу помолвку. Кэйд все слышал и… ушел.

– Мы должны найти его. – На лице Джеймса появилось озабоченное, тревожное выражение.

Глава 29

22 декабря 2008 года

– Как думаешь, где он может быть? – спросила я Джеймса, когда мы бежали к его машине. – Я уже проверила центр города, его бывшую квартиру, обычные для него места.

– У меня есть идея, – встрепенулся Джеймс. – Едем в центр.

Я пристегнула ремень безопасности, потом набрала номер доктора Брэнсон.

– Здравствуйте, это Кайли.

– Что-то случилось?

– Да. Кэйд пропал. – Я рассказала врачу о том, как он испугался того, что его кто-то преследует.

– Это может испугать любого. Но едва ли кто-то гнался за Кэйдом. Такие приступы острой тревоги часто бывают у тех, кто выжил после черепно-мозговой травмы. Когда мозг выздоравливает, он напоминает заезженную пластинку, когда игла пытается перейти на новую мелодию, но вместо этого снова и снова повторяет один и тот же такт предыдущей. События, предшествующие травме, повторяются в памяти снова и снова.

– То есть вы считаете, что Кэйду это показалось?

– В каком-то смысле, – продолжала доктор Брэнсон. – Но не сомневайтесь, для него это все реально.

– Я найду его и привезу в ваш центр, – пообещала я.

– Кайли, ваша любовь к нему не знает границ.

По моим рукам побежали мурашки. Мы никогда не говорили о моей любви к Кэйду, но врач знала о ней. Конечно же, она знала.

– Вы правы, – ответила я после долгой паузы.

Вдавив педаль газа, Джеймс мчался по автостраде. Мое сердце с каждой секундой билось все быстрее. Он свернул к Стюарт-стрит и снова прибавил скорость.

– Едем на рынок, – сказал Джеймс. – Он должен быть там.

– Пайк-плейс?

– Да. Кэйд любил Пайк-плейс.

Ну разумеется. Рынок на Пайк-плейс.

Воспоминания хлынули сплошным потоком. Наши вечерние прогулки по рынку. Маленький винный магазин, куда Кэйд обязательно заглядывал. Торговец рыбой, с которым Кэйд подружился на почве любви к палтусу. Уличный скрипач, которому он давал двадцать долларов каждую пятницу…

Мы с Джеймсом переглянулись и хором произнесли:

– Телефонная будка!

Подъехав к рынку, Джеймс припарковал машину около канонической фигуры медной свиньи у входа. Было темно, но брусчатка, политая недавним дождем, блестела в свете уличных фонарей. У входа выстроились рождественские елки, украшенные гирляндами фонариков. Вывеску рынка украшал рождественский венок.

Мы с Джеймсом выскочили из машины и побежали. Мы смотрели то налево, то направо. Я давно не была в этом месте, и я знала почему. Слишком много воспоминаний.

– Куда дальше? – спросила я Джеймса. Обычно заполненный бурлящей толпой, в этот час рынок был похож на город-призрак. На крышах у нас над головой сонно ворковали голуби.

– Вниз по лестнице.

И тут я вспомнила. Спуститься на несколько пролетов, пройти по тускло освещенному проходу мимо старой таверны, которую когда-то так любил Кэйд, и лавки со специями, наполнявшей воздух ароматом корицы и карри… И вот она, телефонная будка, вишнево-красная, с надписью ТЕЛЕФОН черными буквами, привезенная из Лондона.

Ну конечно же, телефонная будка. Кэйд клялся, что в ней ему лучше думается, поэтому он приобрел точную ее копию для своей квартиры на площади Пионеров в 1998 году.

Мы увидели телефонную будку и, хотя было темно, разглядели фигуру внутри. Человек скорчился и как будто спал.

– Кэйд! – крикнула я, подбегая ближе. Я положила руку на маленькую железную ручку, и он поднял глаза. Когда наши взгляды встретились, его глаза засияли, но потом он увидел Джеймса, и появившаяся было улыбка исчезла.

– Не бойся, Кэйд, – сказала я. – Я поговорила с Джеймсом. Мы здесь, чтобы помочь тебе.

Он осторожно встал, вышел из телефонной будки и остановился перед нами.

– Прости, дружище. – Джеймс шагнул к ему. – Мне бы очень хотелось, чтобы все сложилось иначе. Я буду жить с этим до конца моих дней.

Кэйд кивнул.

– Я все помню.

– Я знаю, что ты помнишь. Прости, прости меня за все то, что я сделал и чего не сделал. Я все устрою, все верну, обещаю.

Джеймс замолчал, когда позади нас раздались шаги. Мы обернулись и увидели полицейского, который направлялся к нам.

– У вас все в порядке? – спросил офицер, глядя на меня.

– Это примирение, – объяснила я. Полицейский кивнул и продолжил обход. Мне хотелось верить, что я не обманула его.

Кэйд открыл рот. Я поняла, что он хочет сказать что-то еще.

– Я вспомнил, что случилось в тот вечер после того, как мы подрались.

Мы с Джеймсом впитывали каждое его слово.

– Каким-то образом я добрался до дома, – продолжал Кэйд. – Потом я сидел на скамейке со стариком Айвеном.

– Бездомный, который жил возле тебя! – воскликнула я. – Ты всегда был добр к нему. Как-то раз ты дал ему одеяло, а в канун Нового года подарил ему свою кожаную куртку.

Кэйд кивнул.

– К нам подошел какой-то мужчина. Ему нужны были деньги, но у меня в карманах было пусто. Старый Айвен испугался. Я сказал, чтобы он шел со мной, что я отведу его в безопасное место. Мы пошли, и больше я ничего не помню.

– Ты, как всегда, пытался кому-то помочь, – улыбнулась я сквозь слезы. – Узнаю настоящего Кэйда.

– Я не святой, – возразил он. – И я должен нести ответственность за свои действия. Я сбился с пути. – Кэйд посмотрел на меня. – Я потерял свою любовь.

Мои глаза наполнились слезами.

– Я хочу вернуться в свою жизнь, – продолжал он, его глаза блестели от волнения. – Я хочу наверстать упущенное время.

– Мы так и сделаем, – пообещала я.

Джеймс сунул руки в карманы и взволнованно смотрел на нас.

– А я предал моего лучшего друга, – он с трудом говорил, – прибрал к рукам деньги, компанию. Я верну все, что по праву принадлежит тебе, дружище. Даю слово.

Кэйд кивнул. Он выглядел измученным, но в глазах бушевал тот же огонь, которого я не видела с 1998 года. Он окреп духом? Он хочет вернуться в жизнь? Я надеялась на это.

– Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня? – прерывающимся голосом спросил Джеймс.

– Уже простил, – ответил Кэйд и шагнул к нему. Они обнялись, я смахнула слезы.

– Давайте-ка в знак начала новой жизни я доставлю вас обоих домой в целости и сохранности. Идет?

Я посмотрела на Кэйда, потом на Джеймса.

– Да, пожалуйста. Начнем все сначала.


У поста охраны в Харборвью Джеймс попрощался с нами. Кэйд взял меня за руку. Когда мы вошли в лифт, я почувствовала себя одновременно потерянной и отыскавшейся, испуганной и находящейся в безопасности.

– Останься у меня на ночь, – прошептал Кэйд мне на ухо, когда мы переступили порог его студии. Его прикосновение настолько взволновало меня, что я едва не отступила. Но когда он прижал меня к себе, я ему уступила.

И вот мы снова вместе. Его больничная квартира – это не дом, не особняк в Уоллингфорде, которым я владею вместе с мужчиной, за которого собиралась выйти замуж. Но я понимаю, что дом там, где Кэйд. Возможно, я всегда это знала.

Квартиру заполняла темнота, лишь городские огни, проникающие в окна, слегка освещали пространство. Наш Сиэтл. Кто-то в небоскребе напротив больницы украсил окна рождественскими гирляндами с лампочками. И я улыбнулась, вспоминая тот год, когда мы с Кэйдом много лет назад украшали лампочками лестницу в его квартире.

Хотя мы не слышали звуков музыки, но нас переполняла мелодия, наша мелодия. Мы покачивались в такт, а я думала о том, что Кэйд все-таки многого добился. Это была неравная битва, и, возможно, ему придется преодолевать немало препятствий в дальнейшем. Два шага вперед, шаг назад. Воспоминания будут держать его в заложниках. Туман разума, потерянные годы, невысказанные слова, растерянность. Я обо всем этом знала и принимала. Потому что я любила этого мужчину каждой клеточкой своего существа.

– Кэйд, – сказала я, – мне нужно кое о чем с тобой поговорить.

В ответ он лишь легко коснулся моей щеки.

– Я написала о тебе статью для «Сиэтл Геральд», статью о тебе, о твоей истории. Но это больше, чем просто твоя история. Это история каждого, кто живет на улице, о тех, кому не повезло. Она – для любого человека, жизнь которого сложилась не так, как он планировал. – Я немного помолчала. – Я не обязана ее публиковать. Я…

– Публикуй, – ответил он. – Это не только моя история, но и твоя.

Он поцеловал меня в шею, его губы поднялись к подбородку, к щеке. Кэйд прижал меня к себе, как делал это раньше – одна рука на талии, другая в волосах.

– Кэйд, – прошептала я. – Есть кое-что еще. Я так долго хотела поделиться этим с тобой…

Слезы потекли по моим щекам.

– В тот день, когда я видела тебя в последний раз, я хотела рассказать тебе, что…

– Что, любовь моя? – спросил он, разговаривая так, как делал это в далеком прошлом. Его лицо прижималось к моей шее между плечом и подбородком.

– В тот день, когда мы расстались в твоей квартире на площади Пионеров, я собиралась сказать тебе кое-что важное.

– Что же?

– Я была беременна. Я только об этом узнала и хотела рассказать тебе. Хотела, но потом… – Я вытерла слезы. – Но потом мы поссорились, и ты исчез.

Кэйд взял меня за руку.

– У меня случился выкидыш. Это было ужасно, но страшнее всего было то, что тебя не было рядом.

Кэйд шумно вздохнул, заглянул мне в глаза и крепко обнял. Это объятие сказало мне все. Прости меня. Я тебя люблю. Мне бы хотелось повернуть время вспять и прожить с тобой ту жизнь, которую у нас украли.

Мы не разговаривали. Слова были не нужны. Не было подходящих слов. Была только любовь, та сила, которая соединяла нас все эти годы, хотя мы и прожили их порознь.

Я выгнула спину, когда Кэйд снова поцеловал меня в шею, я плотнее прижалась к нему. Мне все равно казалось, что я далеко от него, от моего мужчины.

Я думала об этом, когда Кэйд стянул с меня блузку, открывая выбитое краской слово «Toujours» на моем плече. Я вспомнила обо всех своих мечтах. Дети, которых мы бы растили. Цветы, которые мы бы выращивали в нашем саду у моря. Семейные фото, для которых мы бы позировали, строя забавные рожицы или нежно глядя друг на друга, крепко обнявшись. Вечеринки, смех и музыка, обязательно музыка.

Кэйд опустился на колени, завозился с пуговицей моих джинсов. Когда его губы коснулись моей кожи, по моему телу пробежала дрожь.

– Я никогда не переставала любить тебя, – прошептала я.

– Я всегда любил тебя, – ответил он.

Всегда. Мои глаза наполнились слезами.

Кэйд подхватил меня на руки, его обнаженное тело прижималось к моему. Когда он опустил меня на кровать, мы целовались так, словно это был наш последний день на земле. Возможно, так оно и было. Что мы или любой из людей знаем о завтрашнем дне? Если я что-то и узнала, так только то, что завтра может вообще не наступить. И хуже того, солнце взойдет, а человек, которому принадлежит твое сердце, исчезнет, унеся частичку тебя с собой. Сегодня здесь, завтра исчез, словно корабль в Бермудском треугольнике. И ваши пути разошлись навсегда.

Но теперь Кэйд был рядом со мной. Со мной была моя любовь, и я вдыхала его дыхание, запах его кожи. Его руки скользили по моему телу, вспоминая каждый его дюйм. Я задохнулась и вскрикнула.

Когда наши тела соединились, я поняла, что хочу только одного – чтобы так было всегда, до конца моей жизни. Мне нужна была только его любовь. Чтобы она была со мной каждый день, утром и вечером. Я хотела дышать ею. Я хотела утонуть в ней. Меня поразило то, сколько красоты и трагизма в том, что в море людей, среди тысячи лиц, только один человек может затронуть тебя по-настоящему сильно.