Наталья Нестерова - Средство от облысения

– Не помню.

– Давайте искать.

«Ах, не надо было мне уходить, – мысленно сокрушалась Зоя Михайловна. – Можно было ведь сразу подрезать и нижнее, и верхнее веко. Докторша уговорила меня оперироваться в два этапа, чтобы дважды содрать с меня, хапуга».

Лена пришла на работу после недельного отсутствия. И застала начальника и Зою Михайловну ползающими на четвереньках среди разбросанных бумаг. В последнее время передвигаться на четырех точках опоры стало в «Олимпе» производственной нормой.

– Вы что, болели? – спросил Булкин, с кряхтеньем распрямляя спину.

– Нет, – честно призналась Лена.

– А где же вы были? Кто вас отпускал с работы?

Лена молчала, не зная, как начать объяснения.

– Елена Викторовна, – спросила Зоя Михайловна, – может быть, вы знаете, где документы на Канарейкина?

– Знаю.

– Где? – хором воскликнули Булкин и Зоя Михайловна.

– В милиции.

– Где-где? – не понял Булкин.

– В милиции. На Канарейкина заведено уголовное дело. За воровство чужих изобретений.

Булкин рухнул на стул, лежавшие там папки разъехались под его тяжестью, и он едва не свалился на пол.

Зоя Михайловна стала покрываться красными пятнами, недавно прооперированные, еще слегка отечные веки задергались от нервного тика.

– Что ты несешь? – прошипела она. – Кто его разоблачил, то есть оболгал?

«Сказать, что сами изобретатели догадались? – подумала Лена. – Нет, все равно откроется. Чего я трушу?»

– Я его разоблачила! – сказала она с вызовом.

Зоя Михайловна тяжело задышала, красные пятна на ее лице слились в единый пурпурный тон. Она задыхалась от злости и возмущения и походила теперь не на аристократическую даму, а на базарную бабу.

– Да как ты?.. Ничтожество! За мужем уследить не можешь… Воровка! Кто тебе позволил шарить в моем столе? Сидишь со своими придурками авторами – и сиди! Что ты понимаешь в этом? Кошка подзаборная, сопля вонючая, я от тебя мокрого места…

Булкин и Лена не только никогда не видели Зою Михайловну в подобном состоянии, но и не подозревали, что она владеет в совершенстве площадной бранью. Они ошеломленно слушали и наблюдали, как по-светофорному меняется лицо разгневанной дамы. Красный цвет бледнел, из розового переходил в желтый, а потом появился и зеленый оттенок.

Первым пришел в себя Булкин.

– Минуточку! – прервал он поток брани. – Зоя Михайловна! Как вы выражаетесь? Не горячитесь! Елена Викторовна, объяснитесь, пожалуйста. Какое воровство, что за уголовное дело? Зоя Михайловна, молчите, я вам сказал!

Лена изложила суть дела, не забыв упомянуть об экспертизе, проведенной авторитетными специалистами. В конце она не удержалась и выпалила:

– Следователь убежден, что Канарейкин не мог действовать в одиночку. В нашей организации у него есть сообщник, с которым Канарейкин, очевидно, делился ворованным. Ну ничего, на допросе быстро признается. Следователь очень опытный.

Лена едва не сболтнула, что следователь – их приятель, но вовремя удержалась.

Зоя Михайловна вдруг успокоилась. Она подошла к стулу, на котором висел пиджак Булкина, бесцеремонно достала из кармана его сигареты, щелкнула зажигалкой и глубоко затянулась. Прежде Лена никогда не видела, чтобы она курила.

– Я ничего об этом не знаю, – заявила Зоя Михайловна, выпустив дым. – Елена Викторовна своей бурной деятельностью тоже сняла с себя подозрения, хотя все знают, что с Канарейкиным у нее были особые отношения и он постоянно носил ей подарки. Вы, Игорь Евгеньевич, как руководитель учреждения, несете полную ответственность за свою халатность.

– Чего-о-о? – испугался Булкин.

– Того! – огрызнулась Зоя Михайловна. – Простофиля!

Лена смотрела на Зою Михайловну во все глаза. Где гранд-дама? Где благородство? Это же истеричная старая эсэсовка!

А на Булкина без жалости нельзя было взглянуть. До смерти перепуганный и растерянный, он пытался грозно крикнуть, но сорвался на фальцет:

– Да как вы смеете!

Зоя Михайловна, не докурив сигарету, вульгарно загасила ее в горшке с геранью, пепельниц у них в кабинете не было. И объявила:

– Я ухожу! Как вы мне надоели!

– Кто? Куда? – просипел Булкин.

Хотел, чтобы в его вопросе прозвучало начальственное: «Кто вам позволил уходить?», а получилось жалобное: «Куда вы направляетесь?»

– Я на больничном, – сказала Зоя Михайловна. – И перехожу на инвалидность по состоянию здоровья.

– Какая инвалидность? – не понял Булкин. – Я же звонил в больницу, у вас верхнее веко, то есть два верхних века.

– Наверное, по-женски инвалидка, – подала голос молчавшая до сих пор Лена. – Я одну такую видела. Фвртычан!

Это прозвучало как ругательство, брошенное Зое Михайловне в лицо.

Зоя Михайловна, поджав презрительно губы, сощурив глаза, осмотрела Лену с головы до ног. Лена много лет стыла под этим взглядом, а теперь ничуть не боялась.

– Шмакодявка! – точно выплюнула Зоя Михайловна.

Этим словом Лену уже обзывали. Иванова с клипсами, когда пришла за мужа мстить. Да Иванова многотонная по сравнению с Зоей Михайловной – ангел поднебесный!

– Аферистка! – Лена бойцовски поставила руки в боки. – Уголовница!

– По тебе психушка плачет!

– А по тебе – тюрьма!

– Твой муж козел рогатый! Я ему список твоих любовников предоставила!

– Моему мужу хоть есть куда рога ставить! А твоему? От него одна оболочка осталась! Ты всю кровь выпила!

– Проститутка!

– Вампирка!

– Дура набитая!

– Фашистка! Будет тебе Нюрнбергский процесс!

Булкин, давно и прочно избалованный тихими и смирными подчиненными, смотрел на них сейчас в полной панике. Переводил взгляд с одной разъяренной женщины на другую и подал голос, только когда дело едва не дошло до рукопашной.

– Я тебе патлы твои крашеные выдеру! – пригрозила Зоя Михайловна.

– А я тебе глаза выцарапаю, заново пришивать придется!

– Молчать! – закричал Булкин. – Немедленно молчать! Прекратить прения!

Зоя Михайловна тряхнула головой, медленно подошла к столу, взяла свою сумочку, направилась к двери. На полпути остановилась, приблизилась в зеркалу, висевшему на стене, достала тюбик помады и тщательно накрасила губы. Посмотрела на свое отражение, покрутила головой, осталась довольна. Не прощаясь вышла, хлопнув дверью.

Булкин и Лена, молча наблюдавшие за прихорашивающейся Зоей Михайловной, после ее ухода без слов уставились друг на друга. Игорь Евгеньевич, подавив панику, грозно нахмурился. Лена, испуганная собственной выходкой, была похожа на ребенка, ожидавшего наказания за проступок.

Булкинская грозная физиономия приобрела оттенок родительской строгости. Казалось, он сейчас скажет: «Вугол поставлю!» Но Игорь Евгеньевич ничего не сказал, только по-отечески погрозил пальцем: шалить нельзя!

– Игорь Евгеньевич. Простите! – повинилась Лена. – Такого со мной никогда не было! Всегда думала, что я интеллигентная женщина, почти. Чтобы я человеку, который старше, – «ты» и жуткие ругательства! Кошмар! Дело в том, что у нас в семье сейчас трудный период…

Лена прислушалась к своим мыслям, замолчала на несколько секунд и продолжила говорить совершенно о другом:

– Вот ведь как странно! Ссориться с мужем плохо, очень плохо! Но с другой стороны, сколько событий сразу наваливается и чувств! С новыми хорошими людьми знакомишься. А прежде идеальные, вроде Зои Михайловны, оказываются подлыми. Но ведь это не метод? Правда? Это как в театр ходить ради антракта. Кто же из-за антракта ходит?

– Леночка! – грустно ответил Булкин. – В семейной жизни без, антрактов не обойтись. А лучший метод, я лет тридцать назад понял, – рыбалка. Один на один с рыбой, а, она безмолвная!

– Мне рыбалка не подходит.

– Конечно, это я к слову. Давайте еще раз по порядку. Что у нас все-таки произошло?

В воскресенье с утра Володя приехал домой, чтобы отпечатать акты экспертизы. Лена сидела за компьютером, он диктовал. Когда Лена уставала или уходила на кухню готовить обед, ее место занимала Настя. Работа сразу резко тормозилась.

– РотАрный или ротОрный? – спрашивала Настя. – Шпиндель? Есть такое слово, ты уверен? Оно литературное? А что это?

Вопросы задавал и Петя, крутившийся рядом. Володя рассказывал, что такое винтовой компрессор или теплообменник, как автоматически регулируется скорость вентилятора и измеряется влажность в помещении.

– Каннелюры! – восхищенно произносила Настя. – Я бы так назвала пришельцев из другого мира.

Но это были всего лишь вертикальные же лобки на колонне или пилястре. А что такое пилястра?

– Откуда ты так много знаешь, папа? – удивлялся Петя.

Володя скромно отвечал, что его знания типичны для любого инженера.

– Тогда я инженером не буду, – делал вывод Петя.

– Кем же ты станешь?

– Ветеринаром.

– Что-то не замечал за тобой особой любви к животным.

– Выгодная профессия, – пояснял Петя. – Кошки и собаки разговаривать не умеют и пожаловаться не смогут.

Они часто отвлекались и работу закончили поздно ночью. Разложили документы в строгом порядке, соединив скрепкой акт экспертизы, заявку обворованного изобретателя и копию патента Канарейкина. Всего получилось восемнадцать дел.

Лена хотела предложить Володе заночевать у них, ведь завтра утром все равно встречаться, чтобы ехать к следователю. Она не знала, как сказать. Глядя в сторону, пробормотала:

– Могу постелить тебе на диване в большой комнате.

Володя, глядя в другую сторону, ответил:

– Почему на диване? У меня законное место есть.

Так почти состоялось их примирение, то есть был сделан самый важный первый шаг.

И обоим было ясно, что ночью в постели произойдет окончательное воссоединение семьи.

Лена волновалась, как неопытная девушка. Драила себя под душем, словно из за боя вышла. Облилась духами, наверное, зря.

Будет благоухать, как парфюмерная фабрика, только чихание у Володи вызовет. Снова стала под душ. Выскочила, наскоро вытерлась – пока она время теряет, Володя уснуть может.

Он не спал, ждал ее. Лена робко забралась под одеяло на своей половине кровати. Володя протянул руку, она кинулась в его объятия.

Слова им были не нужны.

– А вдруг они подерутся? – спрашивал Петя сестру в детской.

– Дурак! – подала голос со своей кровати Настя. – Ты ничего не понимаешь!

– Я раньше папу спрашивал, почему он редко выжигает по дереву, он сказал, что делает это, только когда очень злится, для успокоения нервов. Он давно не выжигал, правильно? – рассуждал Петя. – А мама, когда я маленький был, всегда говорила, чтобы я к ним приходил, если ночью боюсь. Я пошел! – решительно поднялся Петя.

Со словами: «Мне страшный сон снится!» – Петя вломился в родительскую спальню. Правильно сделал. В темноте он, кажется, различил, что мама и папа сплелись, а при его появлении резко расплелись и раскатились в стороны.

Книга о сексуальной жизни хотя и обогатила Петю кошмарными знаниями, к родителям он эти знания не прикладывал. Он очень любил папу и маму!

Настя подождала некоторое время, брат не возвращался. А что она, хуже его?

С подушкой и одеялом она пришла к родителям. Велела Петьке двигаться ближе к папе, а сама устроилась под бочок к маме.

– Тебя тоже кошмары мучают? – недовольно пробурчал Володя.

– Жуткие! – заверила Настя. – Про каннелюры и пилястры.

– Папа, – спросил сын, – купишь мне на день рождения плеер? Я свой Насте за триста рублей отдал. Она не хотела за так мне денег дать, чтобы я твоего Пушкина выкупил! – донес Петя и получил удар пяткой от сестры.

Это была ночь любви! К детям.

Утром все проспали. С Егором договорились на десять, а вскочили в девять, первый урок дети прогуляли. Лена наспех готовила завтрак, стучала в дверь ванной, торопила Володю, который медленно брился. Он ворчал, что чай слабо заварен, Лена отчитывала детей, которые с вечера не собрали школьные рюкзачки. Все как прежде. Но в какой-то момент Володя почувствовал непривычное в поведении Насти и Пети. Они не огрызались, а смотрели на родителей с умилением.

«Дожили!» – мысленно обругал себя Володя.

Егор просматривал документы и удовлетворенно кряхтел.

– Ребята, не хотите перейти к нам на работу? А что? Раньше были дружинники, а теперь введем следователей-добровольцев.

– Брось трепаться, – сказал Володя, – годится все это или нет? Если подходит, поеду подписи собирать.

Егор недоуменно на него уставился. Только что звал Володю в добровольные следователи – шутил. Неужели граждане думают, что дела ведутся вот так кустарно и дилетантски?

Егор втянул Лену и Володю в «следствие» с единственной целью помирить на ниве совместной деятельности. Похоже, цель достигнута.