Иногда — хотя и редко — бизнес-сообщество перестает напоминать аквариум с пираньями и превращается в некое сюрреалистическое подобие пионерлагеря. Сюрреализм заключается в том, что большинство пионеров — лысые и пузатые дядьки с гипертонией и почечными коликами, но в остальном совпадение — девяносто девять процентов.

Только в пионерлагере немыслимо не сорваться ночью «за территорию», раз все пошли. И ты знаешь, что влетит и что ничего интересного «за территорией» нет — но идешь потому что иначе нельзя. Или, к примеру, если пообещать в запальчивости, что на прощальном костре точно поцелуешь при всех Витька, Тоху, Андрея, Макса (Маринку, Таньку, Ленку, Юльку…) из соседнего отряда, а в последний момент сказаться больной (больным) и не прийти на костер… Нет, это в принципе — немыслимо. Даже если действительно заболеешь.

Какой бы повод не ездить в круиз Ольга ни придумала — это будет однозначно и единогласно воспринято всеми как позорная слабость. После этого ее сожрут в течение полугода — никто не уважает противника, однажды опозорившегося при всех.

Она бездумно листала свою старую записную книжку, пока не наткнулась на короткую запись: «ЛЯЛЯ». И подумала: «Это судьба».


Лялька Бескозыркина была подругой Ольги уже почти двадцать лет. Они познакомились при поступлении в институт, сразу почувствовали симпатию друг к другу и долгое время переживали, что их развели по разным группам. Только потом, по прошествии многих лет, Ольга поняла, как это было удачно сделано. Иначе она могла бы уже к концу обучения свихнуться от обилия информации, которой Ляля с ней наверняка бы делилась, не закрывая рта.

Нет, Ляля была прекрасным человеком, но обладала одним серьезнейшим недостатком: у нее был чересчур пытливый ум. Займись она квантовой механикой или проблемой выделения генома человека, все Нобелевские премии уехали бы в Россию еще при Советской власти, потому что такие несложные задачки Ляля щелкала бы, как орехи.

Однако Лялю в гораздо большей степени занимали человеческие судьбы, причем человек для этого выбирался произвольно. С кем заговорит Ляля в троллейбусе — ту судьбу и исследует. В результате Ляля знала абсолютно все — про всех своих подруг, их родственников, знакомых родственников и родственников знакомых родственников, и почти все — про большую часть остального населения столицы. Как этот колоссальный объем удерживался в ее голове, непонятно, но на каждую жизненную ситуацию у Ляли находился пример из жизни вполне конкретного человека.

Второй яркой особенностью Лялиной натуры, напрямую связанной с первой, были ее матримониальные устремления.

Ляля по жизни была напрочь лишена деловых способностей, зато на мужиков производила гипнотическое воздействие. Побыв с полчаса под обстрелом Лялиных вопросов и пленясь совершенно искренней заинтересованностью, горящей в Лялиных глазах, они как-то сразу млели, слабели и сами собой оказывались в Лялиной квартире, а потом и в постели.

Сама Ляля в своих любимых разочаровывалась очень быстро, но это не мешало ей каждый раз надеяться, что уж теперь-то это навсегда! Таким образом, к тридцати пяти годам Ляля побывала замужем официально четыре раза, а так, вообще, раз двадцать. Вполне естественно, что в кругу своих подруг Ляля считалась признанным экспертом по половому вопросу.

Само собой разумеется и то, что подобная активная жизненная позиция требовала усиленной работы над образом и смелых решений в области имиджа. Скажем, Ольга Ланская просто не узнала Лялю после трехлетней разлуки по окончании института.

В давние времена зачеток и сессий Ляля была довольно пухленькой, черненькой, кудрявой болтушкой, шила себе входившие в моду комбинированные юбки из верха старых джинсов и пестрого крепдешина, обожала белоснежные блузки и кокетливые бантики в качестве аксессуаров. Была домовита и аккуратна до скрежета зубовного (тех, кто аккуратностью особо не отличался).

Спустя же означенные три года на Ольгу в метро набросилась обритая наголо девица с ярким макияжем, восемнадцатью серьгами в обоих ушах, одетая в косуху и кожаные брюки, сексуально обтягивающие соблазнительную попу. В тот период Ляля увлеклась рок-музыкантом и искренне растворилась в любимом, пустив белые блузки и комбинированные юбки под нож.

Через некоторое, уже не столь продолжительное время Ляля перешла на стиль «мальчик-девочка», стала носить свободные пиджаки, узкие черные джинсы и тяжелые армейские ботинки, читать Борхеса и рассуждать о причинах поражения Че Гевары.

Потом последовал краткий, но утомительный для окружающих период увлечения религией, в начале которого Ляля стала покрывать голову ситцевой косынкой и убеждать окружающих любить друг друга искренне и бескорыстно, а в конце — вспомнила-таки о довольно-таки глубоко скрытых корнях и поступила-таки на работу в визовый отдел посольства Израиля.

Довольно легко — при ее-то таланте — разыскав дальних родственников, Ляля съездила на историческую родину, после чего задумчиво поведала миру в целом и Ольге в частности, что ее последнее время почему-то тянет в Австралию.

Надо ли говорить, что все эти ее метания происходили не от внутренней слабости или неприкаянности, а исключительно из-за любви к тому или другому мужчине?

После тридцати Ляля решительно захотела в новые русские жены, для чего все накопленные за долгие годы деньги вбухала в салоны красоты, индивидуальные программы коррекции веса и, почему-то, серфинг. Результатом стало явление миру худющей, печальной, бледной и разочарованной в мироздании Ляли тридцать пятого размера, питающейся исключительно твердыми сортами сыра и кочанным салатом.

Последним увлечением Ляли стал йог, но не индийский, а отечественный. Йог настаивал на вредности спанья на кровати и езды на троллейбусе, так как космические лучи мировой энергии в этих случаях особенно быстро пролетают сквозь человека, не задерживаясь в его чакрах. Сам йог ходил пешком, обливался холодной водой и проповедовал аскетизм, во имя которого денег Ляле не давал, зато ее сбережения тратил собственноручно, с возможно большей скоростью — чтобы его любимая не замутняла себе ауру.

Положительным эффектом можно было считать то, что Ляля здорово закалилась от холодной воды и многочасовых пеших прогулок, из чистой вредности начала есть мясо, а потом и вовсе выгнала йога из дома. Аскетизму был поставлен заслон, назло космическим лучам Ляля приобрела мобильник и устроилась наконец на нормальную работу.

Относительно же мужчин — на данный момент Ляля находилась в свободном поиске, не унывая и будучи твердо уверенной в том, что каждый последующий муж всегда лучше; предыдущего, так что рано или поздно Лялю ждет счастливый брак с Прекрасным Принцем и Истинным Совершенством.

Как бы то ни было, Ольга чувствовала настоятельную потребность посоветоваться с кем-нибудь:

а) опытным,

б) не вредным,

в) не из ближайшего окружения. Ляля подходила идеально, да и время поджимало, ведь до круиза оставалось пять дней.


Ляля даже не стала дослушивать сбивчивые всхлипы Ольги, решительно заявив, что будет у нее через час. Через сорок минут на пороге Ольгиной квартиры возникло Прекрасное Видение.

Ляля Бескозыркина предстала перед жалкими останками Ольги Ланской во всем блеске женственности. Бог ее знает, как ей это удалось сделать, но бывшая пышечка и природная жгучая брюнетка Ляля превратилась в ослепительно-платиновую блондинку с высокими скулами, тонкой талией и большой грудью.

Одета Ляля была в некое подобие делового костюма, но в его эротическом варианте? — пиджак на голое тело, черное кружево лукаво выглядывает из-за лацканов, прямая юбка всего на два пальца выше колен, но смелый разрез открывает миру черные же кружевные подвязки, туфли подчеркивают изящество лодыжки, на которой поблескивает золотая цепочка…

В руках Ляля держала пакет с тремя бутылками шампанского, двумя большими, как дыньки-колхозницы, яблоками, развесным зефиром, лазерным диском в коробочке и блоком сигарет «Собрание». Окинув критическим взором то, что осталось от некогда блестящей и надменной бизнес-леди, Ляля провозгласила:

— Сейчас все сделаем в лучшем виде! Между прочим, ты еще легко отделалась. У Наташки Кругловой — ну помнишь ее! — кончилось криминалом. Ее придурок вывез всю технику, а попался на следующий день, когда выламывал встроенный холодильник.

— Ой, господи…

— Да нет, Круглова сама виновата! Не надо было пускать! «Аи, бедненький, такой несчастненький, он из Самарканда, там совсем нет работы…» Зато здесь полно! Знай, выноси. Ты, кстати, проверь, ничего не пропало?

— Нет, что ты, Петечка…

— Ой, да знаю я про твоего Петечку все! Бабник несчастный!

Ольга даже носом шмыгать перестала от изумления.

— Откуда, Ляль? Мы же не виделись, вроде…

Ляля и глазом не моргнула.

— Этот город — большая деревня. Короче, я однажды на радио беру интервью у одной девицы. Типа, поет она что-то в народном стиле, но не нашем, а кельтском. Она попела, попела, потом рассказывает мне, мол, здрасти, вот такая я друидка, а почему меня так шарахнуло об Стоунхендж головушкой, так это по причине прекрасного человека, встреченного мною на жизненном пути. И имя его пусть прогремит на всю страну — Петр. Я вежливо жду, когда она громыхнет заодно и фамилию, но девица страшно смущается и говорит, что, мол, пока не может назвать полного имени своего кумира, поскольку он несвободен, но одновременно благороднейший человек, не желает расстраивать свою грымзу, она у него новая русская…

Ольга тихо ахнула. Ведь что-то такое было, звонила какая-то девица года два назад, спрашивала Петра, просила передать, что его очень ждут на отчетном концерте ансамбля друидов. Она тогда страшно веселилась, а Петечка — теперь-то ясно — перепугался и чересчур долго настаивал на том, что девица эта сумасшедшая…

— Короче, после эфира я ее кофием_поила и расспрашивала — ну ты знаешь, как я это делаю. И она мне в итоге рассказывает, что грымза ее кумира по имени Петр (грымзу, ясное дело, зовут иначе) работает в рекламном агентстве, или что-то типа этого. Да, говорит, ее тут даже по ящику показывали, на вручении телевизионной премии, она НТВешникам приз вручала, и мне, говорит, стало очень жалко Петра Васильича. У нее, говорит, лицо злой колдуньи. Тут я тихонечко пакую девицу вместе со съехавшей крышей, прощаюсь с ней, а сама бегу в архив, нахожу ту запись, а на ней — ты!

— Подлец…

— Неописуемый, что ты! Хотя мне с самого начала Алка говорила — ну рыжая, кучерявая такая, с параллельного потока, — что ничего хорошего у вас с ним не выйдет, уж больно он угодливый.

— Алка… А откуда…

— Здрасти! Алка же вышла замуж за Вихлеевского! Того> которого потом уволили из олигархов, в смысле, из «Тет-А-Тет-банка».

— Ой, а они нас финансировали…

— Ну! Вот она и встречала тебя на приемах разных. Только робела, потому как сама была еще молодоженка и никого там не знала, увидела тебя, обрадовалась — а ты такая вся… королева, что она побоялась подойти.

— А ты с Алкой поддерживаешь…

— Да что ты, когда! Мы с ней встретились у Рубашкиных, на случке.

— Где?!

— В смысле, на плановой вязке. У Алки же сучка, а у Рубашкиных кобель, от меня. Они первый раз, а Веня нервный, в обмороки падает, попросили меня помочь…

— Ляль! Я сейчас тоже в обморок упаду! У меня перегруз в голове. Какой кобель, кто сучка и при чем здесь Алка?

Ляля мастерски открыла шампанское и разлила его по пивным кружкам, в рассеянности схваченным ею на кухне в процессе разговора. Они с Ольгой чокнулись, Ляля выпила свою порцию залпом и заговорила чуть медленнее.

— Я развожу пекинесов. Одного щенка у меня купили через клуб Рубашкины. Щенок этот мужского пола, иначе говоря, кобель. У Алки щенок женского пола, то есть сучка. У них, обоих такие родословные, что за час не прочитаешь. Плановая вязка — это обязалово, для клуба. Но кобельки в чужой обстановке нервничают, поэтому обычно девочек им привозят на дом.

— Смотри-ка, и у них…

— Фу, Ланская! Цинизм девушку не красит. Так вот, Алка привезла свою сучку к Рубашкиным, а там счет идет на секунды. Не получится — полгода ждать. Короче, начали они, собачки то есть, того-этого… А Веня увидел, что с их Кардиганом творится, — и в обморок.

— А что творится с кардиганом Вени?

— Это пса так зовут. Понимаешь ли, Ланская… Фу-ты, даже в жар бросило от смущения… как-то неудобно рассказывать… Короче, у пекинесов в минуты сильного возбуждения могут выскочить глазки! И зрелище это — не для Вени! Поэтому он срочно вызвал меня на помощь, я приехала и увидела Алку. Мы поболтали, потом еще созванивались…

Ольга долила себе шампанского и неожиданно заинтересовалась:

— А как собачки? Случка… случилась?