– Где внизу?

Быстрым движением он опрокинул меня на спину, задрал мне юбку, раздвинул ноги и встал на колени между ними. Он провел руками по моим обнаженным бедрам, и большие пальцы его рук уже готовы были коснуться того места, где мои бедра соединялись с тазом. Его прикосновения обжигали меня, как огнем.

Он улыбнулся, глядя в мои горящие возбуждением глаза.

– В канун Иванова дня, – слабым голосом прошептала я.

Медленно, очень медленно он ввел в меня большие пальцы обеих рук. Медленно, очень медленно раздвинул влажные губы, а потом резким движением вонзил в меня пальцы так глубоко, как только мог. Я закричала в голос и выгнулась дугой. Он убрал руки, схватил меня за запястья и завел их мне за голову, прижав к постели. Он долго смотрел на меня сверху вниз, оскалившись, часто и тяжело дыша. Я начала извиваться, подтянув колени к груди. Я испытывала сильное возбуждение и столь же сильный страх. Лицо его окаменело, превратившись в маску, и по нему нельзя было угадать, о чем он думает. А потом маркиз кивнул головой.

– В канун Иванова дня, – сказал он, встал и вышел из комнаты.

* * *

Днем мы прогуливались по саду, катались на лошадях или устраивали пикники в лесу. Ему нравилось видеть мое тело при солнечном свете. Клянусь, он готов был взять меня у всех на виду, если бы только я ему позволила. По вечерам мы танцевали, пили шампанское и ходили в театр. Когда гас свет, он просовывал руку мне под платье, поглаживая пальцами бедра, обтянутые шелковыми чулками, и поднимаясь все выше и выше. А я, покраснев, ударяла его сложенным веером по руке и поспешно приводила в порядок свои юбки.

Однажды вечером, когда мы играли в пикет в моей комнатушке, маркиз вдруг пожелал расчесать мне волосы. Я уже успела проиграть подвязки и чулки, жемчуга и юбки, и даже платье; он лишился камзола, жилета, галстука, башмаков и носков. Я томно улыбалась ему, витая в алкогольных парах и одурманенная ароматами благовоний и предвкушением предстоящих перемен в жизни. Хотя в расстегнутом вороте его рубашки то и дело мелькал мешочек с заклинаниями, я уже привыкла не думать о нем.

– Пересядьте на скамеечку, пожалуйста, – попросил он.

Я повиновалась, и он вынул заколки из моей прически и принялся расчесывать тяжелые пряди руками, время от времени поднося их к лицу, чтобы понюхать. Теперь я пользовалась только теми духами, которые он подарил мне, и воздух был напоен их соблазнительным ароматом.

– Где ваша щетка?

Я передала ее ему, и он принялся медленно и чувственно расчесывать мне волосы. Я вздохнула и опустила голову. Я чувствовала себя так, словно парила над полом, и уже готова была упасть с табурета. Он жарко прошептал мне на ухо.

– Прилягте на постель, cheri. Я хочу видеть вас облаченной только в ваши локоны.

– По-моему, мы так не договаривались, – сонно пробормотала я.

– Волосы у вас густые и длинные, как накидка, – сказал он. – Клянусь, даже с поясом целомудрия вы не были бы в большей безопасности.

Я улыбнулась почти с сожалением, но позволила ему поднять и уложить себя на кровать. Когда он стал расстегивать мою сорочку, я приподнялась на локте.

– Помните…

– Я помню. Только расчесываю ваши волосы. Больше мне ничего не позволено. Никаких поцелуев. – Он наклонился и мимолетно коснулся моих губ. – Никаких прикосновений. – Он сунул руку мне под сорочку и погладил полушария груди. – Никаких проб на вкус. – Он обхватил мой сосок губами и легонько прикусил его сквозь ткань сорочки. Я возложила обе руки ему на голову и выдохнула: – Cheri

Маркиз выпрямился.

– Помню, помню. Ну-ка, позвольте мне просто чуточку опустить вот эту штуку. Я не буду снимать ее, обещаю. – Он стянул с моих плеч сорочку, скатав ее валиком на талии, а потом распустил волосы, прикрыв ими мою грудь. Он осторожно выпростал наружу кончики грудей, так что розовые бутоны сосков выглянули из-под локонов. – Вот так, замечательно, – сказал он. – Именно я такой ожидаю увидеть вас на нашей свадьбе.

– Представьте, что сказала бы герцогиня де Гиз, если бы видела нас сейчас, – захихикала я.

Он подался вперед и бережно коснулся соска.

– Мне нравится, как он твердеет, когда я прикасаюсь к нему. Вы не хотите потрогать мои? Давайте проверим, затвердеет ли мужской сосок так же, как женский.

Я медленно вытянула руки и стеснительно распахнула ему рубашку. Стараясь не коснуться колдовского мешочка, висевшего на ленте на его мускулистой груди, я осторожно коснулась его соска. Он мгновенно набух и затвердел.

– Не хотите поцеловать его? – предложил маркиз.

Я отрицательно покачала головой и запахнула ему рубашку, чтобы не видеть мешочек с заклинаниями. Он вздохнул.

– Тогда позвольте мне поцеловать ваши. Это жестоко – подпустить меня так близко и не дать поцеловать вас.

Итак, я позволила ему раздвинуть пряди моих волос и обхватить сосок губами. Он облизнул его языком, а потом вдруг укусил так сильно, что я вскрикнула и оттолкнула его.

– Ой! Больно!

На лице маркиза отразилось раскаяние.

– Я не хотел причинить вам боль. До сих пор мне не приходилось целовать женщине соски. Я и не подозревал, что они такие нежные. Теперь я знаю об этом и больше не сделаю вам больно. Позвольте мне загладить свою вину. Ложитесь. Я буду очень нежен.

Я легла на живот, а он сдернул с меня сорочку и швырнул на пол. Впервые я предстала перед ним совершенно обнаженной. Я вжалась в постель всем телом, ощущая свою уязвимость и испытывая страх, но он поступил так, как обещал – рассыпал волосы у меня по спине и укрыл меня ими, как накидкой.

– Какая вы красивая, – пробормотал он. Я почувствовала, как губы мои дрогнули в улыбке. Еще никто и никогда не называл меня красивой. – Очаровательная. И восхитительная.

Маркиз принялся медленно расчесывать мне волосы от затылка до самых кончиков. Я медленно расслабилась, положив голову на руки. Мышцы мои обмякли, и я превратилась в тягучий и податливый воск.

– У вас такие длинные волосы, – прошептал он. – Смотрите, они прикрывают вам даже нижнюю часть спины.

Он взял прядку волос и стал кончиками ласкать мои ягодицы. Я вздохнула, и бедра мои непроизвольно раздвинулись. Он опустил шелковистые кончики в ложбинку между ягодиц, после чего дразняще провел ими по внутренней стороне бедер. Я смущенно поежилась.

– Это называется расчесыванием? – лениво осведомилась я.

Маркиз взял мои волосы полной горстью и намотал их на руку.

– Они похожи на веревку, – прошептал он. – Такие мягкие и в то же время прочные.

И вдруг он с силой потянул меня за волосы, запрокидывая мне голову, так что мне пришлось выгнуться дугой. Я закричала.

– С какой радостью я бы потрогал вас вот здесь, – пробормотал он, запуская пальцы в ложбинку между моими ягодицами. – С какой радостью я лег бы на вас сверху. Можно…

Не успела я открыть рот, чтобы ответить, как он уселся на меня верхом, придавив меня своим весом к постели. Соскользнув с моих ягодиц, он опять так сильно потянул меня за волосы, что мне пришлось изогнуться, а потом прильнул ко мне всем телом, свободной рукой шаря у меня по груди. Маркиз был уже по пояс голым. Должно быть, он ухитрился снять свою рубашку так, что я ничего не заметила. Почувствовав, как по спине у меня елозит мешочек с заклинаниями, я попыталась вырваться. От отвращения меня едва не вырвало.

– Нет, – закричала я. – Остановитесь! Довольно, довольно!

Но он не отпускал меня. Крепко держа меня за волосы, он оставил в покое мою грудь и сунул руку мне между ног, приподняв меня и буквально насадив на свое мужское достоинство, которое натянуло спереди его шелковые панталоны, грозя прорвать их. Будь он голым, то уже вошел бы в меня. Но и так я чувствовала, как мое тело насильно раскрывается ему навстречу.

– Остановитесь! Вы делаете мне больно! Вы же обещали.

Он швырнул меня на постель и грубо рявкнул:

– Да, только расчесывание.

Схватив щетку, он с такой силой провел ею по моим волосам, что на глазах у меня выступили слезы. Свободной рукой он надавил мне на затылок, так что я уткнулась лицом в подушку. Мне было нечем дышать, и я рванулась, стараясь освободиться. А маркиз вдруг перевернул щетку обратной стороной и всунул ее кончик меж губ моего влагалища. Я замерла, чувствуя, как давит мне на шею его рука, а холодный конец щетки грозит вторгнуться в меня. На мгновение мы застыли в неподвижности, я боялась пошевелиться, а он жарко дышал мне в затылок. Наконец он убрал щетку.

– Простите меня, – сказал он. – Вам не следовало искушать меня таким образом.

Я обеими руками прижала простыню к груди.

– Вы правы. Мы должны остановиться.

– Да, – повторил он. – Этому надо положить конец.

– Всего лишь до нашей свадьбы, – сказала я.

Он тряхнул головой.

– Да. До нашей свадьбы.

В течение трех следующих дней маркиз избегал меня. Я же была сама не своя от беспокойства. Что, если он передумал? Что, если мои матримониальные планы пошли прахом? Нанетта слышала, как слуги сплетничали о том, что кузен маркиза, Великий Конде, заявил ему, что он должен порвать со мной, иначе рискует стать отверженным в семье. Мне казалось, что я не вынесу крушения своих планов, и я уже начала обвинять себя в том, что ошиблась в своих расчетах. Быть может, уступи я ему… «Но тогда бы он не женился на мне, – сказала я себе, – получив задаром то, чего хотел».

На третью ночь я уже спала, когда вдруг услышала, как кто-то скребется в дверь. Я подбежала к ней и распахнула, забыв о том, что на мне лишь ночная сорочка. Маркиз стоял в коридоре, привалившись плечом к стене. На нем были лишь рубашка и панталоны, в руке он сжимал свечу.

– Простите меня, – сказал он. – Я не должен был так себя вести.

– Все в порядке. Это я во всем виновата. Я не должна была заходить так далеко.

Он толкнул дверь и шагнул через порог. Я остановила его.

– Лучше не надо.

Он привлек меня к себе, пожирая глазами ткань, под которой виднелись выпуклости моих грудей, освобожденных от тисков корсета.

– Я не могу перестать. Я уже пытался. Не пробуйте остановить меня.

Он втолкнул меня в комнату и крепко поцеловал в губы. Я уперлась обеими руками ему в грудь, но справиться с ним не смогла. Он поставил свечу на стол и обхватил руками ягодицы, так что я волей-неволей тесно прижалась к нему, чувствуя, как вздыбилось его мужское достоинство.

– Я люблю вас, и вы сами это знаете. Я поведал всему двору о том, что скоро мы поженимся. Господь свидетель, я даже пошел против главы своей семьи. И теперь вы не можете мне отказать.

– Мы скоро поженимся, – в отчаянии сказала я.

– Нет. Я хочу вас сейчас. У меня больше нет сил ждать.

– Нет. Пожалуйста. Нет.

Мне не следовало говорить «пожалуйста». Он слишком часто повторял мне это слово. В мгновение ока маркиз швырнул меня на постель, сорвал с себя рубашку и завозился с поясом своих панталон, другой рукой держа меня за горло. Он был слишком силен и действовал слишком стремительно. Я едва успела сделать вдох, как он содрал с меня ночную сорочку.

Он ворвался в меня, входя снова и снова, и атласный мешочек с заклинаниями елозил по моей груди, и от запаха гнилого мяса и трав меня едва не стошнило. Отвратительная вонь забила мне ноздри, горло и желудок, и в этот миг он излился в меня. Когда он, тяжело дыша, в изнеможении навалился на меня, мешочек оказался зажатым между нами, превратившись в омерзительный комок, обжигавший мне кожу. Мне показалось, что грудь мою пронзило огненное копье.

Черная магия

Версаль, Франция – июнь 1678 года


На следующий день я обнаружила, что не могу встать с постели. У меня болело все тело. Губы распухли и воспалились. На шее, на груди, на запястьях и бедрах лиловели синяки, а присев на горшок, мне вдруг показалось, что вместо мочи из меня течет едкая кислота.

«Это ты во всем виновата, – сказала я себе. – Ты дала ему мешочек с заклинаниями. Ты пользовалась духами, которые, по его словам, заставляют мужчин сходить с ума от любви. И чего же ты ожидала?»

Слезы медленно покатились у меня по щекам. Я осторожно вымылась мягкой фланелью, сунула порванную ночную сорочку на самое дно сундука и вынула оттуда свежую, самую просторную и мягкую, какая у меня только была. Сняв с кровати простыни, я убрала их с глаз долой, а потом с головой укрылась стеганым одеялом. Мне было так стыдно, что я не рискнула позвать Нанетту и попросить ее перестелить постель. Я лежала неподвижно, изредка шмыгая носом и утирая слезы тыльной стороной ладони.

«Когда мы поженимся, все будет по-другому. Он повел себя грубо, потому что ты раззадорила его, – сказала я себе. Но я не забыла того, как он угрожал воткнуть мне ручку щетки между ног. – Наверное, он просто не сознавал, какую боль причиняет мне, – думала я. – Наверное, это черная магия толкает его на такую жестокость. Пожалуй, если я избавлюсь от этого колдовского мешочка, он снова будет со мною нежен и станет называть меня «ma belle», говоря, как сильно любит меня».