– Ох, Анна… прости меня… – Он плакал, как дитя, прижимая ее к груди и моля простить его за то, что с нею стало. Он и не подумал ее ни в чем упрекать. Все равно было уже поздно, и Анна успела заплатить за свою опрометчивость слишком высокую цену. – Как это случилось? Почему ты сперва не поговорила со мной?..

– Я… знала… ты не позволишь… это сделать… Прости… – Она тоже обливалась слезами.

Так они вместе оплакивали своего ребенка, которому не суждено было увидеть свет. Но теперь главным для Николая было помочь Анне поправиться. Судя по ее виду, это будет не так-то легко, и пройдет немало времени, прежде чем Анна окончательно оправится. Однако к утру хирург сказал, что больше не опасается за ее жизнь, и Николая затопила волна облегчения. Он даже поспешил донести радостную весть до мадам Марковой, хотя не испытывал к ней ни малейшего сочувствия. Наставница не сдержала радостных слез, но вынуждена была уехать, так и не повидав Анну. И хирург, и Николай считали, что она еще слишком слаба, чтобы допускать посетителей к ней в палату.

Сам же Николай провел рядом с Анной весь день и только вечером ненадолго уехал домой, чтобы привести себя в порядок, проведать Алексея и убедиться, что доктор Боткин управляется за двоих. Он объяснил, что должен поехать к одному другу, который тяжело заболел и не может обойтись без врача. Пожилой коллега не стал задавать Николаю лишних вопросов, поскольку и так догадался, о каком друге идет речь.

– Она поправится? – осторожно поинтересовался доктор Боткин. Он еще никогда не видел на осунувшемся лице Николая такого отчаяния. Ночь, проведенная возле Анны, ему тоже далась нелегко.

– Я надеюсь, – тихо промолвил он.

Поздно вечером он уже снова был в больнице и не отходил от Анны ни на шаг, не смыкая глаз от тревоги и горя. А она пребывала в полубредовом состоянии: то бормотала что-то невнятное, то обращалась к каким-то неведомым людям, а чаще всего отчаянно звала его по имени и умоляла помочь. От этих жалоб у Николая разрывалось сердце, и он не посмел покинуть Анну. Так он и просидел всю ночь, не выпуская ее руки и стараясь побольше думать о будущем и о детях, которые у них непременно будут.

Кровотечение удалось остановить только через два дня, и тогда переливание крови стало приносить видимые плоды. Но Анна была все еще слишком слаба, и Николай добровольно сделался сиделкой, кормил ее с ложечки и давал лекарства. Он даже спал здесь же, на жесткой деревянной кушетке. Теперь, когда ей действительно стало получше, он мог позволить себе хоть немного поспать. Бессонные ночи измотали Николая, но он был несказанно благодарен судьбе за то, что Анна выжила.

– Как ты себя чувствуешь сегодня? – ласково спросил он, всматриваясь в темные круги у больной под глазами. Его все еще пугал серый оттенок ее кожи.

– Немножко лучше, – солгала Анна. Она не могла припомнить, чтобы кто-то из балерин в их школе так тяжело болел в схожей ситуации, и, хотя не раз слышала о женщинах, скончавшихся от подобной процедуры, не имела четкого представления о том, какому риску себя подвергает. Впрочем, она все равно пошла бы на этот риск, даже если бы знала все наверняка. Интуиция подсказывала ей, что иного решения быть не могло и, несмотря на всю любовь Николая, им нельзя было иметь ребенка. Это означало бы конец всему: его семейной жизни, ее карьере. В их жизни для ребенка попросту не оставалось места. Они и для себя-то до сих пор не смогли найти места, хотя любили друг друга по-прежнему. Все, чем они могли похвастаться, – редкие свидания украдкой да вера и надежда на общее будущее. Вряд ли это можно было считать подходящими условиями для того, чтобы растить ребенка.

– Я хочу забрать тебя в Царское Село, – сказал Николай.

Анна лежала, закрыв глаза, но он больше не сомневался, что его слышат. Бледные веки затрепетали и распахнулись, и Николай продолжал:

– Ты снова можешь поселиться в гостевом домике. Никто не узнает, отчего ты заболела и что с тобой случилось. – Но как бы Николаю ни хотелось увезти Анну с собой, даже он понимал, что в таком состоянии ее нельзя трогать с места. К тому же все еще оставалась опасность инфекции, которую она наверняка не переживет. И лечивший Анну хирург, и сам Николай по-прежнему боялись за ее жизнь.

– Я не могу снова там появляться. Нельзя злоупотреблять гостеприимством императрицы, – слабо возразила больная, хотя была бы только счастлива снова пожить вдвоем с Николаем, как это было прежде.

Им было так хорошо и спокойно вдвоем! Но на этот раз ей не следовало покидать балетную школу на время выздоровления. Она понимала, что терпение мадам Марковой иссякло. Наставница попросту не пустит ее обратно. В ее глазах поступок Анны будет выглядеть непростительным – не важно, болела она при этом или нет. В прошлый раз каникулы в Царском Селе обошлись Анне слишком дорого, и все же она заплатила эту цену, поскольку не могла оставить школу насовсем. Николай в этом деле ей не помощник, он не свободен, чтобы жениться, или содержать ее, или хотя бы помогать ей время от времени. Ей не на кого положиться, кроме себя.

– Ты еще не скоро сможешь снова танцевать, – осторожно начал он и наконец решился выложить то, что не давало покоя ему самому: – Послушай, я бы хотел, чтобы ты подумала над одной вещью. Пока я сидел и ждал, когда ты очнешься, мне приходили на ум разные способы выйти из положения. Так продолжаться больше не может. Мери ни за что не передумает. Пока я накоплю денег на дом, пройдет много лет, а мадам Маркова ни за что не позволит тебе бросить балет. А я хочу быть с тобой, Анна. Я хочу, чтобы мы жили вдвоем, вдали от всего этого и от всех людей, не желающих, чтобы мы были вместе. Я хочу жить с тобой по-настоящему, где-то на новом месте, где мы сможем начать все заново. Нам нельзя пожениться, но вовсе не обязательно, чтобы об этом все знали. – И Николай мягко добавил: – Там, на новом месте, мы сможем даже иметь детей!

При этих словах ее лицо горестно скривилось, и он ласково пожал безжизненные пальцы. Оба тяжко переживали свою общую утрату.

– На свете нет места, где мы могли бы это сделать! Куда мы скроемся? На что станем жить? Если мадам Маркова захочет, меня не примут ни в одну балетную труппу!

Анна имела в виду Москву или еще какой-то из российских городов. Николай же говорил об ином. Его план оказался еще более дерзким.

– Мой двоюродный брат живет в Америке. В штате Вермонт. Это на самом северо-востоке, и, по его словам, там очень похоже на Россию. Моих сбережений хватит, чтобы заплатить за проезд. Поначалу мы могли бы пожить у него. Я найду себе работу врача, а ты смогла бы преподавать танцы для маленьких детей.

Анна знала, что ради жены Николай в свое время в совершенстве овладел английским. Но ведь сама Анна и думать не смела о жизни где-то на другом краю земли, ее тут же охватывал страх перед чужими людьми и дальними странами.

– Разве это возможно, Николай? И ты станешь работать там врачом? – спросила она, ошеломленная предложением отправиться куда-то за тридевять земель.

– Скорее всего, – осторожно отвечал он, – мне придется пройти специальную подготовку в Америке. На это понадобится время. А я все равно смог бы подрабатывать.

Как и где он собирается подрабатывать? Разгребать снег на улицах? Чистить конюшни? Ухаживать за лошадьми? А для нее вообще не оставалось никакой надежды. Вряд ли в этом самом Вермонте есть театр, где танцуют классический балет, – а больше она ничего не умела. Кого она станет учить? Кто захочет взять их на работу? На что они станут там жить?

– Позволь мне как следует все обдумать. Анна, поверь, это наша последняя надежда! Мы не можем оставаться здесь!

И тем сильнее их отъезд будет похож на предательское бегство. Ведь ему придется бросить жену, детей, императора и его близких, относившихся к ним с такой добротой. Анна оставит здесь мадам Маркову и ее балетную школу – единственный дом, который она знала с самого детства. Она отдала им все, что имела, – свою жизнь, тело и душу, а взамен получила жизнь в искусстве, на сцене. Ей нечего делать в этом Вермонте! А что, если она надоест Николаю и он бросит ее одну? Такая ужасная мысль пришла ей в голову впервые, но тем сильнее она напугала Анну, и это отразилось на ее лице. Николай прекрасно понимал ее и читал ее мысли.

– Ну, не знаю… Это же так далеко… А вдруг твой брат не захочет нас пустить?

– Захочет. Он очень добрый человек. Он старше меня, его жена умерла, а детей у них не было. Он уже не один год зовет меня к себе. И если Я попрошу его о помощи, он не откажет. У него большой дом и водятся кое-какие деньги. Он владеет банком и живет совсем один. Он будет только рад нашему приезду. Анна, для нас это единственный способ быть вместе. Нам придется где-то начинать новую жизнь и постараться позабыть о тех несчастьях, что преследовали нас здесь.

Но Анна все еще не верила, что такое возможно, хотя отчаянно хотела быть с Николаем.

– Ты можешь пока ни о чем не беспокоиться. Выздоравливай, набирайся сил, и тогда мы снова об этом поговорим. Тем временем я напишу брату и подожду от него ответ.

– Николай, нам никто не простит такого бегства!

Одна мысль об этом породила в ней горе и страх.

– А что нам светит тут? Для чего нам оставаться? Для свиданий украдкой да пары недель в году – если императрица будет милостива и пригласит тебя погостить в Ливадию или в Царское Село? Пойми, я хочу жить с тобой, жить по-настоящему! Я хочу просыпаться рядом с тобой и ухаживать за тобой, если ты заболеешь… и не желаю, чтобы с тобой снова случилось нечто подобное… Анна, я хочу иметь от тебя детей!

Она желала всего этого не менее страстно, но ведь ради собственной свободы он предлагал наплевать на всех, кто прежде любил их и был им дорог!

– А как же мой отец и братья?

Действительно, ведь здесь останется ее семья, ее детство, ее корни. Разве можно во имя любви просто повернуться и уйти? И хотя Николай уверяет, что готов сделать то же ради нее, ему предстояло поступиться гораздо большим! Чтобы начать новую жизнь, он должен будет бросить семью, детей, блестящую карьеру…

– Ты же сама говорила, что позабыла, как выглядит твоя семья, – напомнил Николай. Отец и братья и раньше не баловали ее визитами, а последние два года вообще не приезжали с фронта. – И они наверняка будут за тебя счастливы. – Николай не хотел сдаваться, ему нужно было убедить Анну во что бы то ни стало. – Милая, ты же не сможешь танцевать вечно. – Но эти слова только напомнили ей лишний раз все, о чем говорила мадам Маркова.

– Тогда я смогу учить других, как мадам Маркова.

– Ты можешь учить и в Вермонте. Может, даже откроешь собственную школу. Я постараюсь тебе помочь. – Он говорил это с такой верой в свои силы!

– Я должна подумать, – прошептала она, слишком слабая душой и телом для столь важного решения и всего, что оно за собой повлечет.

– Отдыхай и ни о чем не беспокойся. Мы еще успеем это обсудить.

Анна кивнула и сразу провалилась в забытье. Но сон ее был неспокоен и полон кошмарных видений далеких, опасных мест. Ей снилось, что она потеряла Николая и теперь одна скитается по незнакомым улицам и никак не может его найти. Проснувшись, Анна обнаружила, что он ушел, а она лежит в палате одна, и ее подушка промокла от слез. Николай оставил записку, что должен проведать Алексея и непременно вернется утром. Анна прочитала записку и надолго задумалась.

Она пролежала в больнице две недели, и врач строго-настрого предупредил, что еще две недели ей нужно соблюдать постельный режим. Николай хотел забрать ее с собой и поселить в Царском Селе, но мадам Маркова решительно воспротивилась. Она твердила, что путь до Царского Села слишком неблизкий, что Анне следует вернуться к ней в балетную школу. На этот раз у Анны не было сил, чтобы спорить и настаивать на своем. Тем более что хозяйка балетной школы была настроена чрезвычайно воинственно и не собиралась позволять кому-то вновь увести из-под носа любимую ученицу. Анна, чего доброго, снова затянет «выздоровление» на несколько месяцев, а сама будет наслаждаться обществом своего любовника в царском гостевом домике. Нет, мадам Маркова твердо решила идти напролом. Анне нечего было возразить на поток упреков и обвинений, и она вернулась в школу.

Как это было в тот раз, когда Анна болела гриппом, Николаю пришлось ездить к ней каждый день и оставаться столько, сколько позволяли обязанности во дворце. Когда она отдыхала, доктор сидел возле ее койки в спальне. А когда она медленно прогуливалась, опираясь на его руку, по палисаднику перед школой, он рассказывал ей о Вермонте и о том, как живет его брат. Он не сомневался, что это единственный приемлемый выход, и собирался покинуть Россию как можно раньше. К примеру, уже в начале будущего лета, то есть всего через несколько месяцев.

– К тому времени кончится твой театральный сезон. Ты никого не подведешь, уходя из труппы. Нам не следует откладывать без конца – время дорого. А совершенно подходящий момент, как правило, не наступает никогда. Если уж мы примем решение, то обязательно уедем, как только сможем.