— Надо, кнопка, надо, — в трубке раздается рев мотора. — Жди.

Он не обманывает: приезжает через десять минут, оглушая ревом мотора притихший двор. Зеленый байк медленно подкатывает почти к самой лавочке. Марат ловко спрыгивает со своего железного монстра, снимает шлем, из-под которого рассыпается копна белых, что облако, волос, и белозубо улыбается мне.

А мне становится тошно от того, какой он красивый, хоть сейчас отправляй на обложку модного глянца. Словно выточенное искусным художником лицо с синими глазами в облаке длинных ресниц, красивый рот и маленькая ямочка на подбородке. И я, жалкая, измаранная в чужой похоти и унижении. Стискиваю зубы и задираю голову в темнеющее небо.

— Ну-с, кнопка, чего стряслось? — Марат плюхается на лавочку рядом и толкает меня в плечо. — А где это ты так изгваздалась? — подбрасывает пальцами мои волосы, спутавшиеся от сладкого пойла.

Дергаю плечом, давая понять, что его прикосновение причиняет боль. Марат резко поднимается на ноги и нависает надо мной, ловя мой взгляд.

— Что случилось-то, я не понял, — хмурится и между тонких светлых бровей залегает морщинка.

— Упала, — со вздохом признаюсь.

— А обувь где? — усмехаясь.

— Потеряла, сбегая от принца, — язвлю.

— Найдет, не переживай, — продолжает веселиться Марат. — У тебя же не туфли, а произведение искусства.

Он прав. Бывает со мной такое и я делаю черте что из старой обуви: расписываю гуашью, расклеиваю всякой чепухой вроде папиных бриллиантов, которыми он откупается от непокорной дочери. Марат называет это искусством, а я поводом сбежать от реальности. Но сегодня на мне были самые обычные туфли на десятисантиметровой шпильке, подаренные Удавом. Есть у него фетиш – женские ноги.  На мои он предпочитает смотреть, когда они упакованы в каблуки. Впрочем, не только смотреть и не только на ноги. При мысли об Удаве становится горько во рту, и я ненадолго зажмуриваюсь, изгоняя липучие мысли. 

— Марик, — протягиваю с теплом, разбавляя тошноту лукавством в синих глазах. — Ты — чудо.

— А ты сомневалась?

Смеюсь. Впервые за этот длинный день. С ним я отчего-то всегда смеюсь. А он смешит с удовольствием. А еще учит меня дайвингу и иногда водит в кино на старые фильмы. И ничегошеньки обо мне не знает, даже настоящего имени. Но я привыкла считать его другом.

Шутливо толкаю его в грудь, когда он в наигранной самовлюбленности вскидывает голову и пятерней зачесывает на затылок растрепавшиеся по плечам волосы.

— Так что там с принцем и ногой?

Продолжая веселье, но во взгляд уже прокрадывается тревога.

— Шпилька подножку сделала, — и ладонями показываю высоту каблука.

Марат присвистывает от удивления. Он-то знает, что не ношу я такие ходули. А я им рада, как никогда, потому что по ним ни за что не отыскать меня. Тот чертов брюнет с солнцем в глазах не найдет. И что-то подсказывает мне, что будет искать.

— На свидание ходила, — с легкостью вру.

— Судя по твоему виду – не удачно, — резюмирует он и достает из кармана мобильный телефон.

— Марат? — настораживаюсь.

— Покажу твое копытце, Золушка, доктору, — снова перейдя на шутливый тон.

А я вся подбираюсь, готовая снова бежать.

— Эй, ты чего перепугалась, кнопка? Докторов боишься? — истолковывает по-своему мое побледневшее лицо и лихорадочные попытки наметить пути побега.

Киваю, судорожно сглотнув.

— Не дрейфь, подруга, — и шутливо щелкает по носу, — это не просто доктор. Волшебник. И мой крестный.


Теперь в моих глазах немое удивление.

— Он меня по кусочкам собрал два года назад после аварии, — признается, почесав затылок. И снова волосы пятерней зачесывает назад. — Никто не верил, что у него получится. Даже я, — кривит губы в усмешке. — А у него вот видишь, — разводит руками, — получилось. Так что не боись, он тебя не съест.

И действительно, чего я так перепугалась? Марат не обидит, точно знаю: проверен сотню раз. А врачу показаться надо и лучше не семейному. Киваю Марату, соглашаясь с его доводами, и он звонит своему доктору. Но за время самого обычного и короткого разговора, я ощущаю странное беспокойство: сердце заполошно рвется в груди, и внутренний голос просто вопит передумать и поехать домой. Только Марат не оставляет шансов, подхватывает на руки, бормоча под нос о вреде алкоголя, и усаживает на свой байк. А я ловлю себя на мысли, что Бэтмен ни разу не скривился и ничем не выдал, что выгляжу я дерьмово, и алкоголем несет от меня, как и сексом, за версту. Странно. Но все мысли быстро выветриваются скоростью и обжигающим вечерним воздухом.

А через полчаса, когда мы подъезжаем к дому на утесе, у ворот которого припаркован белый внедорожник, что едва не раскатал меня по асфальту, понимаю, что интуиция впервые сработала на отлично. А я снова попалась.

Глава 2 Стася.

Вжимаюсь в дерево, у которого притормозил Марик, и чувствую, как паника сковывает мышцы. Мысли, как тараканы, разбегаются по задворкам черепной коробки, лишая здравого смысла. Я просто смотрю на белоснежного монстра и боюсь. Впервые в жизни боюсь так, что дышать больно.

Даже когда впервые шла к Удаву – не боялась. Тогда я не испытывала ничего, кроме злости. Не боялась я и когда он грубо разложил меня на столе, с извращенным наслаждением требуя, чтобы я показывала ему себя. Ничего не чувствовала, кроме омерзения, когда он своим членом рвал меня сзади, а потом заставлял слизывать собственную кровь. Позднее пришла пустота. Каждый раз выходя из той проклятой квартиры, мне хотелось только одного – умереть.

…В тот вечер я оказалась на пирсе. Черное море бесновалось, разбиваясь волнами о холодный камень. Колкие брызги окатывали лицо. Ветер трепал волосы, путал и рвал их, в те минуты словно ненавидя их так же, как я. А я стояла на самом краю, раскинув руки, наслаждаясь тем, что у меня отняли много лет назад. Свободой. Такой пьянящей, сладкой. И ноги дрожали от удовольствия, заглушая все то мерзкое, что плескалось в моей душе.

Человека за спиной я почувствовала сразу. Не услышала, как он подошел, а именно учуяла. Как хищник чует добычу. И сердце внутри больно ударилось о ребра. Раз, другой, третий. Как будто кто-то толкнул его изнутри, заставляя биться. Выталкивая из опустошенного нутра все поганые мысли. Он стоял совсем близко: высокий, сильный. Спинным мозгом ощущала жар его тела и горький аромат парфюма. Он не пытался меня коснуться или заговорить. Просто стоял, обдавая меня своей необузданной энергией, которая выплескивалась в его запахе: диком, стремительном и вместе с тем успокаивающим. Этот незнакомец, лица которого я так и не увидела, вдохнул в меня то, что я искала: желание бороться и быть свободной.

Я шла за ним следом, босыми ногами увязая в песке. Шла во мраке сгущающейся ночи, пытаясь запомнить его твердую походку, широкий разворот плеч. Не отставая и не нагоняя. Чувствуя странную эйфорию, как будто глотнула воздуха после удушья. Улыбаясь впервые за много месяцев и напевая: «А нам все равно, а нам все равно…»

Он свернул за угол дайвинг-клуба, а я столкнулась с Мариком…

Обжигающий порыв ветра заставляет зажмуриться и сильнее вжаться в шершавый ствол, обхватив себя руками.

— Марик, я не пойду, — шепчу, тряхнув волосами, тут же рассыпавшимися по плечам. Резкий винный запах шибает в нос. Морщусь. Куда я в таком виде? Нога распухла, джинсы перепачканы, волосы в шампанском, да и я сама…вымыться бы.

— Не понял. Кнопка, я тебя не узнаю, — придвигается ко мне, ладонями упершись в дерево выше моих плеч. — Где та смелая девчонка, что с акулами плавала, а?

— Утонула  в Тихом океане, — вздыхаю, как о безвозвратной потере.

— Головой не приложилась, не? — пропуская мимо ушей мою реплику, прикладывает ладонь ко лбу. Я резко откидываю голову назад и больно ударяюсь затылком о ствол. Шиплю, закусив губу. А Марик сочувственно качает головой, но в его глазах искрится смех. — Точно, приложилась. Поди еще и солнышком напекло.

— Ночь уже на дворе, — и словно в унисон моим словам застрекотали цикады.

— Вот именно: ночь на дворе, а ты выпендриваешься, как принцесса на горошине, — теперь он сердится. — Вот не сможешь ходить, что я Захару скажу? Он с меня три шкуры сдерет.

Захар Зорин — мастер спорта по дайвингу и владелец клуба, где я тренируюсь, — ребят гоняет в хвост и в гриву, разлада дисциплины не терпит, но ко мне относится как-то по-отечески. И единственный из всех ребят-спортсменов знает обо мне если не все, то родословную точно.

— Марик, ты преувеличиваешь, — морщусь, неудобно поставив стопу, тут же вспыхнувшую огненной болью. — Ты же не виноват, что все так случилось. Только я и эти чертовы каблуки.

— Как будто ты Захара не знаешь, — не уступает Марат.

Знаю. И знаю, что достанется по первое число не только Марату, но и мне, несмотря на всю чемпионскую  доброту Зорина. Вот только страх, тугим узлом скрутившийся в солнечном сплетении, перевешивает все здравые аргументы.

— Я не пойду, Марик, — упрямлюсь, вцепившись пальцами в кору дерева.

— И не надо, — соглашается он, чтобы спустя мгновение одним неуловимым движением подхватить меня под коленки  и перекинуть через плечо.

Я не визжу, не брыкаюсь, даже укусить этого говнюка не пытаюсь – а смысл? Я что назойливый комар, только дискомфорт доставлю, но Марата не остановлю. Такую груду мышц остановит разве что груда мышц втрое больше. А я, увы, ему и до плеча не достаю, что уж говорить о комплекции. Поэтому я просто вишу вниз головой, каждой молекулой ощущая липкий и противный страх.

— Что это ты притихла, кнопка? — настораживается Марат.

— Настраиваюсь на встречу с тем, кто меня едва не переехал, — выдыхаю, поморщившись от неприятной тяжести в животе.

— Даже не пытайся, кнопка, — хмыкает Марат и ногой толкает, судя по всему, калитку. — Я на твои байки не куплюсь. Знаем – плавали.


Вздыхаю. Надо же, впервые говорю правду, а мне не верят. То ли ложь выходит правдивее – не пойму.

— А если скажу, что влюбилась в твоего доктора, а?

Марат прыскает со смеху, шагая по узорной плитке дорожки, ведущей к дому.

— Тогда поработаю Купидоном, — возвращает он мне игривым тоном. — Привет, Алексей Николаевич, — вмиг посерьезнев, хотя в голосе чувствуется тепло. Так, пожалуй, сын может разговаривать с отцом. С любимым отцом. И от этой теплоты тянет улыбаться. Даже страх затаивается, скрючившись на кончиках пальцев вывихнутой ноги.

— Здравствуй, Марат, — хриплый голос успокаивает. И я точно знаю – он принадлежит не тому, встречи с кем я так до одури боюсь. — Что ж ты так с девушкой…не бережно? — мне кажется, или я слышу смех?

Пытаюсь задрать голову, прогибаюсь в пояснице, чтобы хоть немного рассмотреть того, кого Марат называет Алексеем Николаевичем, и вижу перед собой высокого широкоплечего брюнета в светлых брюках и белой футболке. Он стоит на крыльце, скрестив на груди руки и с улыбкой смотрит на нас. Странный мужчина с мягким светом в темных глазах. Его видно даже в неверном свете фонаря, что освещает крыльцо. Этот не причинит вреда.   

— Вредная потому что, — отвечает Марат, удобнее перехватив меня за попу, отчего я невольно вздрагиваю, тут же превращаясь в туго натянутую струну.

— Руку убери, — цежу сквозь зубы. Злость закипает в венах, поднимая к горлу тошноту. — Марик… — но Марат что-то увлеченно рассказывает доктору и явно меня не слышит. А я скольжу руками по его спине, дергаю ногами, пытаясь хоть как-то привлечь внимание Марата. Стучу кулаком, не в силах и звука произнести из-за горького комка в глотке.

А в висках пульсирует елейный голос Удава…на коже горят следы его ладоней…и все нутро скручивает от омерзения. Воздуха не хватает. Хватаюсь пальцами за горло, пытаясь выдрать изнутри хоть немного кислорода. Но его нет. И перед глазами плывет.

— Марик… — сиплю.

— Отпусти, — доносится до меня сквозь голос Удава.

Кто-то перехватывает меня из рук Марата и я вижу его беспокойные глаза. Зажмуриваюсь и зажимаю уши ладонями.

— Не трогай…отпусти…отпусти… — шепчу как заведенная, изгоняя из себя этот мерзкий голос. Рву волосы, царапаю кожу, стирая с себя засосы и синяки.

— Не трогаю! — рвет паутину бреда низкий баритон. — Вот смотри!

Я распахиваю глаза и вижу перед собой словно высеченное из камня напряженное лицо: острые скулы, желваки ходят от злости, хищный прищур, не сулящий ничего хорошего, — и вскинутые вверх ладони в кожаных перчатках.

— Видишь, Русалка, — говорит он, гипнотизируя своим смоляным взглядом, тяжелым и пронзительным, что рентген, — я не прикасаюсь к тебе. Видишь?

Киваю, ощущая, как по спине катится пот.