Хедли вздохнула:

— Это что, всегда так долго?

— Уже нет — я же загадал, — ответил Оливер, и тут очередь начала двигаться, будто в подтверждение его слов.

Оливер торжествующе взглянул на Хедли, и она, проталкиваясь вслед за ним, покачала головой:

— Надо же, как просто! Что ж ты не загадал миллион долларов?

— Фунтов, — поправил он ее. — Ты уже в Лондоне. И зачем мне миллион? Кому нужна эта возня с налогами?

— С какими налогами?

— Ну, с миллиона. Как минимум восемьдесят восемь процентов достанутся ее величеству королеве.

Хедли пристально посмотрела на него:

— Восемьдесят восемь?

— Цифры не врут, — заявил он, улыбаясь во весь рот.

В том месте, где очередь начала раздваиваться, их встретил мрачный таможенник в синем форменном костюме. Прислонившись к металлическому поручню, он тыкал пальцем в надпись на стене, сопровождая свой жест объяснениями.

— Пассажиры из стран Европейского союза — направо, все остальные — налево! — бубнил он как заведенный.

Его жиденький голос почти не был слышен за гулом толпы.

— Пассажиры из стран Европейского союза — направо…

Хедли с Оливером переглянулись, и вся ее неуверенность разом улетучилась. На этот раз она точно заметила, как на его лице промелькнуло то же чувство, что испытывала она сама. Он тоже не хочет расставаться!

Они долго стояли на одном месте, не в силах разойтись в разные стороны, а толпа обтекала их, словно река.

— Сэр! — Таможенник, прервав свою мантру, подтолкнул Оливера в спину.

— Попрошу не задерживать очередь!

— Одну минуту… — начал Оливер.

— Попрошу вас! — оборвал его таможенник, чуть сильнее нажимая на плечо.

На Хедли сзади напирала женщина с икающим ребенком на руках. Ничего не поделаешь, придется двигаться вместе с общим потоком. Но тут чья‑то рука придержала ее за локоть. Оливер! Он снова рядом. Он смотрел на Хедли сверху вниз, чуть наклонив голову и не выпуская ее руки. Она не успела смутиться, не успела даже порядком сообразить, что происходит, только услышала, как Оливер пробормотал себе под нос: «А ну всех к черту!» — внезапно наклонился и поцеловал ее.

Другие пассажиры по‑прежнему проталкивались мимо, таможенник устало махал рукой. Ничего этого Хедли не замечала. Она изо всех сил вцепилась в рубашку Оливера, боясь, как бы толпа их не растащила, но он крепко держал ее и продолжал целовать. По правде говоря, Хедли никогда в жизни не чувствовала себя настолько надежно защищенной. Губы у Оливера мягкие и чуточку соленые от крендельков, которые они ели в самолете. Хедли закрыла глаза — всего лишь на минуточку, — и весь мир вокруг исчез. Оливер, улыбаясь, выпрямился, и ошарашенная Хедли потеряла дар речи. Споткнувшись, она сделал шаг назад, а таможенник с возмущенной гримасой уже погнал Оливера к другому выходу.

— Подумаешь, другая очередь! Чай, не другая страна, — пробурчал он себе под нос.

Между ними — бетонная перегородка. Оливер прощально помахал рукой, не переставая улыбаться. Хедли поняла: через миг его не будет видно, и все равно, встретившись с ним глазами, помахала в ответ. Он показал на начало своей очереди, и Хедли кивнула, надеясь, что там они встретятся. И вот он исчезает. Остается только двигаться вперед, сжимая паспорт в руке и все еще чувствуя его поцелуй на своих губах, словно печать. Хедли прижала ладонь к сердцу, чтобы оно не колотилось так сильно.

Очень скоро стало ясно, что загаданное Оливером желание не сбылось: очередь практически не двигалась. Хедли, зажатая между ревущим младенцем и здоровенным дядькой в рубашке‑поло, измучилась от нетерпения, как никогда в жизни. Постоянно поглядывая то на свои наручные часы, то на стенку, за которой скрылся Оливер, она лихорадочно считала минуты, вздыхала и переступала с ноги на ногу.

Оказавшись наконец у стеклянного окошка, Хедли поскорее сунула паспорт в щель.

— Деловая поездка или для развлечения? — спросила ее женщина в окошечке, изучая странички паспорта.

Хедли на мгновение растерялась: ни один из ответов ей не подходил. В конце концов она ответила: «Для развлечения». Хотя какое уж там развлечение — смотреть, как ее отец женится на чужой тетке! На все последующие вопросы Хедли отбарабанивала ответы с такой скоростью, что таможенница подозрительно посмотрела на нее, прежде чем поставить штампик на одной из множества чистых страничек в паспорте.

Ее чемодан угрожающе покачивался на колесиках, когда Хедли промчалась мимо пункта досмотра к месту выдачи багажа, посчитав, что прихваченное дома в холодильнике яблоко не может быть классифицировано как сельскохозяйственная продукция. На часах 10:42, и, если она в ближайшие минуты не поймает такси, шансов успеть к началу церемонии у нее не останется. Только Хедли сейчас думала совсем не об этом. Она думала об Оливере! В зоне выдачи багажа за черным разделительным шнуром целое море народу — кто‑то держит плакатики с именами, кто‑то ждет родных и друзей. Хедли чуть не расплакалась.

В огромном зале на десятках транспортеров двигались разноцветные чемоданы, а вокруг толпились сотни людей, и все что‑то искали: знакомых, такси, справки, потерянные вещи. Хедли бродила кругами, рюкзак и чемодан, казалось, весили целую тонну, блузка прилипла к спине, волосы лезли в глаза… На ее пути то и дело попадались дети и старики, шоферы и служащие аэропорта, парень в фирменном фартуке сети «Старбакс» и трое буддийских монахов в красных одеяниях. Миллион посторонних людей, но Оливера среди них не было.

Хедли свалила свои вещи у стены, не замечая, что ее толкают со всех сторон. Мысленно она перебрала все возможные объяснения. В сущности, случиться могло что угодно. Может, его очередь оказалась длиннее. Или его задержали на таможне. Или он вышел раньше и решил, что она уже уехала. Может, они разминулись в толчее.

А может, он просто ушел.

Но Хедли все равно продолжала ждать.

Громадные часы над табло с расписанием укоризненно смотрели на нее. Хедли старательно пыталась подавить распиравшую ее изнутри панику. Как он мог уйти, не попрощавшись? Или тот поцелуй и был прощальным? И все‑таки как так можно?

Она ведь даже фамилии его не знает.

Вот уж куда ей сейчас хотелось попасть в последнюю очередь, так это на свадьбу! Силы ее утекали, как вода из ванны, однако с каждой минутой ей все труднее было гнать мысль о том, что она опаздывает на церемонию. Сделав над собой усилие, Хедли наконец отлипла от стены и оглядела напоследок зал, но синей рубашки и растрепанных волос Оливера в толпе не заметила.

Что же… Хедли вышла из раздвижных дверей в серый лондонский туман. Ее радовало лишь одно — по крайней мере у солнца сегодня не хватило наглости светить.

8

5:48

по Североамериканскому восточному времени

10:48

по Гринвичу


НА СТОЯНКЕ ТАКСИ выстроилась такая очередища, что это показалось Хедли даже смешным. Она, со стонами волоча за собой чемодан, пристроилась за шумным семейством американцев в одинаковых красных футболках. В Хитроу оказалось так же людно, как в аэропорту Кеннеди, причем даже в обычный день, не то что Четвертого июля. Очередь двигалась черепашьим шагом. Разум Хедли отказывался воспринимать что‑либо происходящее вокруг — это наконец‑то начал сказываться недосып. Все расплывалось перед ее глазами: люди на остановке, отъезжающие автобусы и длинная вереница черных такси, движущаяся медленно и торжественно, как похоронная процессия.

— Уж не хуже, чем в Нью‑Йорке! — сказала она вчера Оливеру, когда он ее предупреждал о давке в Хитроу.

Он тогда только головой покачал.

— Транспортный кошмар эпического масштаба, — так он выразился и, конечно, был прав.

Хедли замотала головой, словно вытряхивая воду из ушей. «Он ушел, — в который раз повторяла она себе. — Его больше нет, вот и все». И тем не менее требовалось усилие воли, чтобы удержаться и не оглянуться еще раз.

Кто‑то когда‑то ей говорил, как рассчитать срок, необходимый для того, чтобы утешиться после расставания: половина того времени, что вы провели вместе. У Хедли эта формула вызывала большие сомнения. Слишком уж простой расчет для такого сложного явления, как разбитое сердце. В конце концов, ее родители были женаты почти двадцать лет, и всего за несколько месяцев папа полюбил другую. И с Митчелом Хедли встречалась целый семестр, а уже через десять дней после разрыва о нем и не вспоминала. И все‑таки сознание, что с Оливером они знакомы лишь несколько часов, немного утешало. Значит, самое позднее к вечеру тугой узел у нее в груди рассосется.

Наконец подошла ее очередь. Хедли начала отыскивать в сумке бумажку с адресом церкви, а тем временем таксист — крошечный человечек с длинной белой бородой, похожий на гнома, — грубо швырнул ее чемодан в багажник, не прекращая болтать по мобильнику через «фри хенд». Хедли снова попыталась прогнать прочь мысли о состоянии платья, которое ей скоро придется надеть. Получив адрес, таксист сел за руль, не обращая ровно никакого внимания на пассажирку.

— Сколько нам ехать? — поинтересовалась Хедли, устраиваясь на заднем сиденье.

Таксист прервал увлекательную беседу и ответил с хриплым смешком:

— Долго!

Такси медленно вырулило на дорогу.

— Шикарно, — пробурчала Хедли себе под нос.

Проползающий за окном пейзаж окутала мутная дымка дождя и тумана. Все вокруг было словно подернуто серой пеленой. И даже свадебный прием произойдет в закрытом помещении. На минуту Хедли стало жаль Шарлотту: любая невеста может не на шутку расстроиться из‑за такой погоды в день свадьбы, даже если она родилась в Англии и отлично знает, что ничего другого ожидать не стоит. Ведь все равно всегда есть крошечная надежда, что этот день — твой день! — окажется не таким, как обычно.

Такси выехало на автостраду, и приземистые здания уступили место узким, тесно поставленным кирпичным домам с торчащими во все стороны антеннами и захламленными двориками. Хедли захотелось спросить, неужели это и есть настоящий Лондон, но интуиция подсказывала, что водитель вряд ли жаждет поработать еще и экскурсоводом. Будь здесь Оливер, он наверняка рассказал бы ей кучу историй обо всем, что их окружает. Пусть даже половину и выдумал бы, чтобы ее расшевелить, а она бы гадала, есть ли в его байках хоть крупица правды.

Во время полета он поведал ей, как ездил с родителями в Индию, Аргентину и Южную Африку. Хедли слушала, скрестив руки на груди, и мечтала: вот бы она сейчас летела в какую‑нибудь экзотическую страну. Сидя в самолете, не так уж трудно представить, что они вместе отправляются на край света.

— Где тебе больше всего понравилось? Из всех мест, где ты побывал? — спросила она Оливера.

Оливер ненадолго задумался, а потом заулыбался так, что на его щеке появилась ямочка.

— В Коннектикуте!

Хедли расхохоталась:

— Ну еще бы! Кому нужен Буэнос‑Айрес, когда можно посетить Нью‑Хейвен!

— А тебе где больше всего понравилось?

— Наверное, на Аляске. И еще на Гавайях.

Оливер посмотрел на нее с уважением.

— Неслабо! Два самых отдаленных штата.

— Вообще‑то я была во всех штатах, кроме одного.

— Серьезно?

— Ага. Мы с мамой и папой много ездили по стране, когда я была маленькая.

— И на Гавайи доехали?

— Ну, туда, конечно, долетели!

— А какой штат остался неохваченным?

— Северная Дакота.

— Почему?

Хедли пожала плечами:

— Наверное, просто не успели.

— Интересно, сколько туда ехать из Коннектикута, если отправиться на машине?

Хедли засмеялась:

— У тебя хоть получается водить при правостороннем движении?

— Да! — возмутился Оливер. — Конечно, трудно представить, что человек способен ехать по неправильной стороне дороги, и тем не менее я с этим неплохо справляюсь. Вот как‑нибудь поедем в Северную Дакоту, увидишь.

— Уже не терпится! — ответила Хедли, мысленно напоминая себе, что все это шутка.

А как было бы хорошо мчаться вдвоем по дорогам, слушать музыку и смотреть, как распахивается бескрайний горизонт…

— А за пределами Соединенных Штатов какое у тебя любимое место? — опять поинтересовался Оливер. — Ясное дело, нелепо даже думать, будто в мире найдется что‑то прекраснее, чем, например, Нью‑Джерси, и все‑таки…

— Вообще‑то я впервые лечу за границу.

— Правда?

Хедли кивнула.

— Волнуешься, наверное?

— Из‑за чего?

— Первое знакомство с Лондоном…

— Да я ничего особенно хорошего и не жду.

— Ну да, верно. А если бы можно было выбирать, куда бы ты поехала?