Светлана Багрянцева - Ставка на девственность

Рудольф

Я с мрачным видом наблюдаю, как служанка набивает чемоданы вещами моей жены. Пока ещё жены. Как же, будет белоручка сама это делать. Не дай господь ещё ноготок сломает. Всегда бесил длинный маникюр, которым только сковородки чистить. Ну, или накрайняк, накипь с чайника оттирать. Развернулся и пошёл в свой кабинет. Достало всё, хоть залезай на дерево и кричи: «Помогите!» Ну, это я утрирую, конечно, никуда не полезу. Было бы из-за чего. Пусть катится колбаской по Малой Спасской. Куда запихнуть свой член я в любом случае найду.

Открыл дверь и увидел, что Камилла сидит прямо на столе.

— Сколько раз говорил, не сиди своей задницей на моём столе. Это, как минимум, неприлично, — буркнул я.

— Ой, правильный ты наш. Что же ты раньше о приличиях не думал?

Камилла спрыгнула со стола, и поправила подол короткого чёрного платья в белый горох. Красивая стерва, этого у неё не отнять. Курносый носик, зелёные миндалевидные глаза. Густая копна медно-рыжих коротко стриженых волос, так и манила дотронуться, а губки бантиком напрашивались на поцелуй. С фигурой тоже было всё отлично. Изящная талия, покатые бёдра и грудь четвёртого размера. В общем, не женщина, а секс символ.

Я подошёл к ней, и встал, не доходя пару шагов.

— Может, одумаешься и останешься? У нас семья, маленький сын, — сказал я.

Нет, я не просил, не умолял и, тем более не унижался. Вопрос был произнесён так буднично, будто спросил, который сейчас час.

— Не много ли ты хочешь, Ястребов? Да, понимаю, ты дал мне карты в руки. Типа, давай будут свободные отношения. А я так не могу. Не могу я, слышишь?! Терпеть измены мужика можно, но не так!

— Не кричи, слуги услышат, — спокойно сказал я.

— Не кричи?! А я не могу не кричать! Ты испортил мою жизнь, Рудольф! Ты и мой грёбанный папочка! Видите ли, ему приспичило породниться с давним другом! А сынок этого друга оказался больным ублюдком!

Тут я уже не выдержал и подошёл к ней вплотную.

— Не ори, сука! Я не виноват, что таким родился! — рыкнул грозно.

— Ещё как виноват. Сначала скрыл от меня эту тайну перед свадьбой, а потом отказался лечиться. А я просила тебя. Знаешь, если бы я тогда частного детектива не наняла, то никогда не узнала, что ты болен на всю голову, — злобно процедила она.

Никогда и пальцем не тронул женщину, но всё же, влепил ей пощёчину. Впрочем, не сильно, переживёт.

— Я повторяю ещё раз, для особо тупых! Я не болен, и лечится, не собираюсь!

— А я не собираюсь с тобой жить. Если кто-то узнает, меня всю в дерьме вымажут. К тому же, Дилан Форд сделал мне предложение. У тебя же денег дохера. Сделай так, чтобы нас развели за пару недель. Дилан мне уже визу в Америку прислал.

— Нормально, выходишь замуж за этого старого пердуна, моего партнёра по бизнесу?!

— Да, ему уже пятьдесят пять, но он хочет семью и детей, — заявляет она, отталкивая меня от себя.

— Дилан тугодум. Всё делает в последний момент. Столько лет был холостяком и вдруг, двадцатипятилетнюю жену и детей подавай. Понимаю, ему некому своё дело оставить. Но знаешь что, дорогая, Костя останется со мной.

Камилла отходит к окну и говорит безразличным тоном.

— Кому нужен ребёнок ущербного? Дилан сказал, что чужих детей ему не надо. И потом, вдруг он взял твои гены и вырастет таким же ущербным. Ни мне, ни моей новой семье, позор не нужен. Рожу Дилану ребёнка. Придётся потерпеть его вялый член. Но зато когда Форд сдохнет, нам с детьми достанется вся его империя. Поеду к Верке, поживу у неё, пока самолёт не умчит меня за океан.

— Вали! Только учти, у тебя больше нет сына, раз ты его назвала ущербным! Тварь конченная!

— Ой, на себя посмотри, ублюдочный, пока, — она уходит и машет мне рукой.

Я не пошёл её провожать. Даже в окно не стал смотреть, как она садится в свой автомобиль. По большому счету мне жалко только одного, сын останется без матери. Костя ещё маленький, ему только год. Ничего, как-то сам воспитаю. Да и няня имеется. Эта дура после родов только и делала, что по салонам да по фитнесам шлындала. Так что, думаю, сынишка не на много потерял. А я так и подавно. Камиллу я на самом деле не любил. Она не была из тех людей, которых хочется холить, лелеять и защищать. Эта стервозина с острыми коготками, сама кого угодно обидит. Просто папа сказал, что его лучший друг хочет породниться. Я был не против. Камилла красивая, подумал, будут такие же дети. А другие проблемы можно решить с помощью свободного брака. Впрочем, то, что я ей изменяю, не говорил. Она сама, идиотка наняла детектива. Не потому что ревновала. Заподозрила измену и побоялась, что уйду к другой. Как же, разве она может остаться без денег? Ведь её папа пригрозил, не выйдешь замуж, оставлю без наследства. Вот она и тряслась за мой тугой кошелёк. В случае развода, она и от меня ничего не получает. Детектива наняла, мать её! Кстати, парнишка оказался мастер своего дела. И вот в один не прекрасный момент, Камилла кинула мне пачку фото прямо в лицо. Вернее это были не совсем фотографии, а отпечатанные на принтере листы.

Я, мягко говоря, прихуел, рассматривая эти бумажки. Вот я в своём кабинете, прямо на столе трахаю смазливого мальчика гея. На другом фото вколачиваюсь в попку трансвестита, задрав яркое платье, и держа руку на вполне девичьей груди. Это уже в гостинице. В той же гостинице занимаюсь бешенным сексом с гермафродитом Виталиком. Да, несмотря на то, что у него и мужские и женские половые органы, по паспорту он Виталий. Тогда я сжёг эти весёлые картинки, а мои ребята из службы безопасности, выбили из детектива все исходники. Заодно вежливо попросили молчать. Ладно, каюсь, почти вежливо. Нужно думать, кому тропинку переходишь.

И вот вы сейчас подумали, узнав обо мне правду, что я бисексуал. Нет, вы ошиблись я пансексуал. Пансексуальность — это полное игнорирование гендерных отличий и поиск человека, с которым установлен эмоциональный контакт и теплые чувства, независимо от того, какого он типа сексуальности. Иначе говоря, я могу спать со всеми: геями, лесби, трансами обоих полов, гетеро как мужчин, так и женщин. Ну да, не любил я её, каюсь ещё раз. Просто решил, что нужна семья, так сказать ширма. Наследники тоже не помешают. А так я за свои двадцать восемь лет ещё не влюблялся настолько, чтобы захотелось сгрести человека в охапку и заорать: «МОЁ!» Да, именно человека. Потому что теоретически я могу влюбиться в женщину, мужчину, или Ваню ощущающего себя Машенькой.

— Рудольф Матвеевич, вы просили сообщить, когда Костик проснётся, — в открытых дверях появилась няня, держа ребёнка за руку.

Я был благодарен этой сорокалетней медсестре. Она практически мать Костику заменила. Своих детей у Людмилы нет, по причине женской болезни, вот она и отдаёт всё тепло моему малышу.

— Спасибо, Людмила Ивановна. Хотелось самому с ним погулять. Кстати, Камилла Викторовна уехала. Она бросила сына. Не подпускайте её к нему, если явится. Впрочем, охрана позаботится, чтобы она не появлялась тут в моё отсутствие.

Подхватил малыша на руки и понёс на улицу. В отличие от жены, я люблю своего сына.

Александр.

Папа стоит посередине гостиной и раздувает от бешенства ноздри. Мама смотрит на меня, скрестив руки на груди. Она мне не поможет. На этот раз, точно не поможет. Хотя такое было редко за все мои восемнадцать лет. Мама считает, что я оболтус и меня нужно воспитывать. Блин, я не золотой мальчик мажор, вытворяющий черти что! Да, из богатой семьи, но не золотой! Мне их деньги давно поперёк горла!

— Задолбало всё! Это моя жизнь! Я поступлю в автомеханический колледж! Вам какое дело, кем я буду! Мне уже восемнадцать лет, имею право сам решать! — ору я, не выдерживая.

— Мой сын, никогда чернорабочим не будет! Автомехаников мне в доме не нужно! Для этого дети бедняков есть! Я сказал, ты идёшь на юридический факультет, а заочно ещё и экономику сдашь! — заорал отец.

— О да, ты всегда был снобом и считал себя выше других! Я не такой! С меня хватит! Отвалите от меня! Ещё раз говорю, я взрослый и сам решу свою судьбу!

— Сам говоришь?! Ну-ну. Я тебе сейчас покажу, в каком месте ты взрослый! Молоко на губах ещё не обсохло так со мной разговаривать?!

Отец вынимает ремень из петлиц брюк и начинает бить меня, по спине и ягодицам. Я уворачиваюсь как могу. На глазах слёзы, рука у папы тяжёлая. А ещё мне до жути обидно. Я уже взрослый!

— Пап, не надо. Пап, пожалуйста, больно! Пап, не надо, пожалуйста! Мам, помоги мне! — плачу от боли.

— Ну, давай, пореви ещё как баба! Может тебе ещё и юбку напялить, тогда точно, похоже, будет?! — зло выкрикивает отец.

И тут меня накрыло. Вот никогда не думал, что дойдёт до истерики. Подбежал к окну, вынул скрипку из футляра и расхерачил её о подоконник.

— Всё, баста, больше играть не буду! — кричу в голос.

— Десять дней домашнего ареста! И попробуй из дома выйти, я тебя покалечу! На занятия будешь на костылях ходить! И паспорт свой верни!

— Мне ещё в налоговую идти. В институте Инн потребуют, а у меня его нет, — решительно заявляю я.

— Хорошо, в понедельник пойдёшь заказывать. Во вторник я уезжаю в командировку на три дня. Приеду, чтобы паспорт был у меня. А за скрипку я у тебя из карманных денег вычту. В этом месяце получишь только две тысячи.

— Ну и хрен с тобой, — разворачиваюсь и ухожу в свою комнату.

Он ещё что-то кричит мне вслед, но я уже не слушаю. Захожу в комнату и быстро надрываю матрас по шву. Нужно спрятать документы. Хрен тебе, а не паспорт! Это ты ещё не знаешь, что я остальные документы из сейфа умудрился выкрасть. Вчера отец открыл его, чтобы достать наличку, а я проходил мимо. Я подсмотрел пароль от сейфа и ночью выкрал, свидетельство о рождении, снилс и военный билет. Медицинский полис и паспорт был на руках. В частную поликлинику пару дней назад ходил, медосмотр делать. Школа закончилась и пора поступать в новое учебное заведение. А там медицинскую справку потребуют. Вот так, документы не отдам. У папы же пунктик насчёт паролей. Он каждые две недели пароль на сейфе меняет. Поэтому, в следующий раз могу его не открыть.

Родители у меня люди специфические, особенно отец. Жестокий, жадный тип, папа даёт минимум карманных денег и следит за моей жизнью. Я без его согласия не могу даже шаг из дома сделать. Да вообще ничего не могу. Он считает меня собственностью, часто бьёт за несущественные проступки. Всё должно быть так, как он сказал, а нет, ремнём по заднице. Так было с самого детства. Это всё у него называлось выколачивание дури. Мама не лучше. Она потакает отцу и ползает у него в ногах, за возможность носить норковые шубки и ходить по дорогим салонам красоты. Именно из-за салонов моя мама в сорок выглядит так, что больше тридцати лет ей не дают.

Ещё один мамин бзик любовь к искусству. Именно поэтому они с отцом перетягивали меня с шести лет как канат. Мама считала, что я должен играть на музыкальном инструменте. Причём не на каком-то, а именно скрипка. Папа орал: «Нехер из мальчика бабу делать. Я намерен отдать его в бокс». Скандал тогда в доме был знатный. В конечном итоге, родители решили, что я буду ходить, и в музыкальную школу, и в секцию бокса.

В секции я продержался несколько месяцев, отрабатывая первоначальные навыки удара на груше. Тренер сказал, что у меня слабые мышцы на руках. Он заставил заниматься зарядкой с гантелями. Когда пришла пора ставить нас в спарринг. Мне в соперники дали такого же сопляка. Я только увидел, как ко мне несётся боксёрская перчатка и упал в обморок. Да, вы не ослышались. Я как девушка плюхнулся всей тушкой на ринг, меня даже ударить не успели. Оказалось, что я боюсь драки, и сам не могу кого-то ударить. Тренер поведал папе, что я не просто бесполезный. Я дырка от бублика. Отец не поверил, что у меня фобия драк. Запихнул как кутёнка в машину, а после повёз к психологу. Пожилая седовласая тётя выслушала нас. Задавала мне кучу вопросов. Потом озвучила. Типа, я какой-то там зрительный вектор. Такие люди в принципе бояться драк и боли. Они подвержены фобиям. Зато из таких как я, вырастают прекрасные художники и музыканты. В общем, деятели искусства.

Отец тогда заявил, что ни в какую векторную хуйню не верит. Не при психологе, разумеется, а дома. Потом стал кричать, брызжа слюной, что я не мужик, а трус последний. Снова избил меня ремнём. А что, я трус. Боюсь боли, уколов, пауков. Ужастики в принципе не смотрю. А ещё, я до очередного обморока боюсь оказаться в детском доме, поэтому и молчал, что папа меня бьёт. Потом, когда уже появился смартфон и море информации в интернете, я прочитал о моём векторе. Это люди маленького роста, красивые, с пухлыми губами и большими влажными глазами. Ага, вот такой я и есть. Смазливый мальчик с таким взглядом, будто вот-вот заплачу. И росту во мне метр шестьдесят не больше. Прочитал ещё одну информацию, которая напугала до колик в животе. Мужчины с зрительным вектором могут вести себя как женщины и чаще всего становятся гомосексуалистами. А вот тут фигушки. Я пока ещё девственник, но спать с мужиками не буду. Иначе папа меня на нашем участке живьём прикопает. Да вон, прямо у заборчика. И на нём же напишет: «Тут был Саша Гончаров». А одноклассники придут поплевать на мою могилку. Спасибо хоть в школе не обижали, но в случае чего отыграются. Конечно, я же был круглый отличник и давал всем списывать. На этом и выехал. Меня боялись тронуть, знали, что потом кукиш покажу, и домашку не дам. Как они собирались ЕГЕ такими темпами сдавать, меня не волновало. Хотят, пусть списывают. Потом, когда учились в десятом и одиннадцатом классе, ребята стали ходить в клубы. Богатенькие родители разрешали. А я сидел дома и учил английский язык или пиликал на ненавистной скрипке. А вообще, я больше люблю рисовать и автомобили. Свою страсть к рисованию я скрывал, чтобы в очередной раз не избили. Папа считает художников лодырями. Типа они бездельничают и только и умеют, что малевать всякую мазню. Картин у нас в доме нет, папаша их ненавидит. А вот за второе мне сейчас крепко перепало. С детства мечтаю быть автомехаником. Что, если я богатый, то должен только престижную профессию получить? Так думает папа, но не я. Он указывает мне, не только кем я должен быть. Друзей мне тоже выбирает. Типа я не могу дружить с сыном простого рабочего. Это ниже моего достоинства. Блин, но достоинство моё, я должен сам выбрать, что ниже его, а что нет. И судьбу свою должен решить сам. Хватит, мне уже два месяца как восемнадцать. Они не имеют права мне указывать. Блин, кому я это говорю. Папаша всё равно заставит. Он скорее мою жопу в фиолетовый цвет разукрасит, чем позволит сделать по-своему.