— Это какая-то ирония. Когда я была готова согласиться, думала, что он — вся моя жизнь, он не предлагал. А потом, когда предложил, меня уже многое напрягало в наших отношениях.

— А он предлагал? Что-то ты не говорила.

— Не напрямую, а так обтекаемо сказал, что нам пора делать серьезные шаги и выходить на новый уровень…

— Ой, мля, — скривилась Инна, — Костян в своем репертуаре. А прямо нельзя было предложить?

Мария усмехнулась:

— Вот я ему так же обтекаемо и ответила, что нам не надо торопиться.

Инна расхохоталась:

— Вот ты его умыла, Машка.

— Он поэтому и взбесился.

— Пффф, понятное дело. Три года встречались, он в полной уверенности, что ты никуда не денешься, а тебе тут повременить вздумалось.

— Понимаешь, дело не в скандалах, все скандалят и ругаются, в этом ничего такого. И не в ревности дело. Он меня ударил. Я не могу быть с мужчиной, который поднял на меня руку. Я не могу такого любить. Я не могу такого уважать. Это конец.

— Маша, ты не должна оправдываться. Это твой выбор. Ты права.

— Все не так начиналось, совсем не так… — Закусила губу, сдерживая слезы. — И я не понимаю, почему мы пришли к такому концу. Я этого не хотела. Думаю, он тоже не хотел. Просто он дурак. Он все испортил. Три года из жизни вон.

— Так ладно, надо это все заканчивать, — решительно проговорила Инна. — Хватит уже. С глаз долой из сердца вон. Ты голодная?

— Нет. Мы с Виталей поужинали. Я напитая и наетая.

— Да что ты, — делано серьезно усмехнулась сестра и тут же высказала гениальное предложение: — Слушай, а давай Костика Бажину сдадим, пусть закопает его. Он же ухлестывает за тобой, ему раз плюнуть.

— Блестящая мысль, — угрюмо отозвалась Мария. — Решать проблемы с одним мужиком при помощи другого. Чтобы потом этому «другому» тоже было чем манипулировать.

— Жалко.

— Как он мягко стелет, Инночка, как мягко стелет, ты бы знала…

— Падай, раз мягко.

Маша мотнула головой:

— Если бы кто-нибудь дал мне гарантию, что наша связь будет легкой и необременительной для обоих, я бы даже не думала.

— Славтехосподи, — вздохнула Инна с облегчением, — я уж и правда решила, что ты своего дебила все еще любишь, боялась, что простить его вздумаешь.

— Нет, ты что.

— Да хрен тебя знает. Я реально начала сомневаться. Ладно, хватит о нем, давай о приятном. Рассказывай.

Маша рассмеялась:

— Начинается.

— Конечно. А ты как думала. Жалко Эльки нет.

— Угу, вам приключений охота, а Машка своей задницей будет расплачиваться.

— Маруся, согласись, у тебя задница лучше, поэтому тебе и расплачиваться. Тем более я замужем, мне ничего не светит.

Инна налила чай, втайне радуясь, что при воспоминании о Бажине глаза сестры заблестели другим блеском — не от слез. Озорной огонек в них появился, и на губах наметилась улыбка.

— Мы целый день вдвоем провели.

— И что ты поняла за этот день?

— Все.

— Что?

— Все, что мне нужно.

— Не тяни кота за причинное место.

Маша помолчала, подбирая слова.

— Ты меня сейчас поймешь… Инночка… вот это ощущение, когда ты идешь в постель к мужчине… что ты идешь именно к нему… потряхивает… понимаешь?

— Капец… — Инна собиралась сделать глоток чая, но так и не сделала. — Я тебя понимаю.

— Я знаю, он бы мне подошел в постели. Все улавливает, абсолютно все. Как радар. Все сделает. Мой типаж. Мы с ним одного энергетического уровня. Он умеет играть. Все понимает, все читает.

— Может, будет все легко и необременительно? — с надеждой высказалась Инна.

— Нет. Он сложнее, чем Костя. Костю я знаю как облупленного, а этого не знаю вообще. Что там у него внутри, я не знаю. И, честно говоря, я даже не хочу туда лезть. Даже не хочу ничего о нем узнавать.

— А ты так решила еще до появления своего бывшего или только что?

ГЛАВА 6

«Твари», — подумал Бажин, глядя в аквариум.

Кошмар амазонских вод. Пираньи. В спокойном состоянии рыбки как рыбки, со сверкающими серебристо голубыми-боками, красноватым брюхом и красноватыми плавниками. Ничего необычного и диковинного. Но сегодня эти речные гиены были в неистовстве. Поменяв окраску, они стали совершенно черными, в сочетании с пунцовыми плавниками — впечатляющее зрелище. Недавно Юдин запустил к ним двух взрослых клариасов.

Видимо, положением тела или движением плавников одна из взрослых особей допустила ошибку, которая послужила сигналом для нападения пираний. Клариаса разодрали в клочья за пять минут. Затем один из самцов отделился от кружащейся в бешеном колесе стаи и начал планомерно уничтожать всю растительность. Ложась на бок, он перекусывал стебли растений у самого корневища. Изодранные в драке губы открывали острые, как бритва, зубы. Смыкаясь, челюсти смещались в горизонтальном направлении, работая словно ножи электробритвы и могли легко разделаться не только с черешками растений, но и разодрать мясо, кости, жилы.

— Тварь какая, — уже вслух презрительно проговорил Виталий, наблюдая за самцом, который согнал всю скошенную зелень в один угол.

— Ну все, все, перестань, — пытался Юдин как-то смягчить ситуацию и сгладить острые углы в их нелегком разговоре. — Напряжение сейчас велико. Все время какие-то накладки, проволочки… У любого нервы сдадут.

— Накладки и проволочки? — Бажин снова повернулся к Юдину. — А может быть все потому, что наш наблюдательный совет стал не очень наблюдательным? Если вы, господин председатель, не справляетесь со своими обязанностями регулирования и контроля, всегда найдется способ облегчить вашу задачу, — чеканил он, цепко отмечая, как менялось лицо Станислава Игоревича при этих словах. Как спадала с него благожелательная маска. Что неудивительно.

— И какой же? — вкрадчиво поинтересовался Юдин.

— Даже два. Ввести в совет еще одного директора. Возможно, в составе девяти человек совету директоров будет легче принимать правильные решения. Такие, которые сведут риски корпорации к минимуму. А еще можно сменить председателя.

— Что? — Льдисто-серые глаза Юдина недовольно блеснули. — И кого же ты предлагаешь?

Бажин выразительно промолчал.

— Себя? — предположил Станислав Игоревич и, оттолкнувшись от стола, вскочил с кресла. — «Гросс» тебе не консервный заводик, где ты можешь позволять себе совершать ошибки, на которых учатся!

Виталий подошел ближе к столу и остановился.

— А что тебя так пугает? — холодно переспросил. — Времена меняются. Я хочу полноценно участвовать в стратегии развития подконтрольной мне организации. Это же естественно. Ожидаемо, нет?

— Времена меняются, но одно остается неизменным. Важные решения должен принимать тот, у кого больше опыта. Как ни крути, шестнадцать лет безупречного правления на моей стороне.

— Так уж и безупречного? — опасно уточнил Бажин.

— И в отличие от тебя я все сам заработал, а не получил по наследству!

После этих слов Бажин стремительно выбросил вперед руку, собираясь схватить Юдина за грудки, но остановился. Замер, глядя ему в лицо горящим взглядом. Рука его жестко сжалась в кулак. Потом он медленно выдохнул и разжал пальцы. Юдин тоже громко выдохнул. Многое бы он отдал лишь бы узнать, что сейчас творится в голове у племянника.

Несколько бесконечно долгих секунд оба молчали. Но Станислав Игоревич обладал удивительной способностью быстро менять гнев на милость, поэтому отступил первым.

Он обошел стол и схватил Виталия за плечи.

— Виталя, прости, нагрубил. Не прав, признаю. Что с тобой?

— Нервы. Накладки, проволочки… — глухо и напряженно ответил Бажин.

— Что ты взъелся? Когда между нами пробежала черная кошка? Ты же мне как сын! — Все сжимал его плечи и потряхивал. — Как сын, понимаешь! У меня же никого, кроме тебя нет!

— Угу, ты мне тоже как отец.

— Зачем тебе все это? — слегка скривился, придавая голосу небрежности. — Зачем тебе самому во все это лезть? Развлекался бы, катался на яхтах да девок трахал. А? Ты ж молодой, горячий, а? — Хлопнул его по груди со смешком.

— Натрахался уже.

От Юдина Бажин ушел вне себя от злости. Но злость неразумна и опасна, поэтому он призвал на помощь все свое самообладание и попытался успокоиться. Терять способность трезво мыслить ему никак нельзя.

— Ирина, вызовите Мелеха, — приказал секретарше.

— Он уже здесь. Ждет вас.

— Прекрасно.

— Кофе?

— Пожалуй, нет, — отказался он и распахнул дверь своего кабинета.

— Что? Обстановка накаляется? — спросил Роман, поймав мрачный взгляд своего руководителя. Обошелся без приветствий, потому что с утра они уже успели увидеться и коротко переговорить.

— Стремительно. Чувствую, сейчас меня начнут злить и провоцировать. Смотри в оба, Рома. — Уселся в кожаное кресло и задержал сосредоточенный взгляд на лице Мелеха.

— Смотрю. — Пожил перед ним конверт из плотной серой бумаги.

Виталий бегло глянул его содержимое и, согнув пополам, сунул в карман пиджака.

Откинулся в кресле и вздохнул:

— А с этого шкуру содрать и портмоне мне новое сшить. Вольному воля. Понятно?

— Яснее не бывает.

— Сдирать можно живьем, чтобы мучился.

— Сделаем, Виталий Эдуардович.

— Выполняй. Доложишь.

Проснулась Маша, разбитая головной болью. И мыслями разбитая обо всем произошедшем. Утро ранее спать бы еще и спать, отдохнуть и понежиться в постели, но тревога не давала. Ждала Мария звонка или прихода Константина, уверенная, что вчерашний кошмар продолжится и сегодня. Раньше подобное упорство она принимала за целеустремленность, а сейчас поняла, что это нечто другое. И ревность — это не любовь, и постоянный контроль — не всегда забота… В чем еще она ошибалась?

Эхом пережитого эти вопросы гудели в голове, вселяя неуверенность и страх. Неужели она настолько глупа? Так не разобраться в человеке, так ошибиться…

Лучше вообще ничего не чувствовать. Не влюбляться, не любить, не гореть — значит потом не страдать. Потому что самое страшное, когда тот, кому доверяешь всю себя без остатка, становится твоим палачом.

Разрыв отношений принес разочарование не только в Косте, но и в самой себе. Если уж после трех лет осталась у разбитого корыта, а точнее, с разбитым сердцем и надорванными чувствами… Никогда не была циничной и быть такой не хотела, но Константин постепенно убивал в ней веру в настоящее и искреннее. Он постепенно ее разрушал. Их возвышенные на первых порах чувства съелись скандалами из-за мелочей и непониманием. А хотелось чего-то сердечного, удивительного. Мечталось о каком-то недосягаемом уровне.

Позже Маша поняла, что женщины склонны все романтизировать и идеализировать. Они ищут принца, который наполнит пресную обыденность яркими самозабвенными чувствами, они ищут неземного блаженства, вкладывая в одно слово десятки смыслов, питаясь мифами и иллюзиями.

Пора признать, что это лишь волшебная мечта, которой никогда не суждено сбыться. В жизни все происходит прозаично и пошло. Как у нее с Костиком. Вот знакомство, первое свидание, острая увлеченность, влюбленность, перерастающая в глубокую привязанность, пик страсти и влечения, мечты и планы, а потом разбитые надежды, нереализованность в отношениях, оскорбления, ненависть…

Чем тяжелее становились мысли о прошлых отношениях, тем сильнее укреплялись сомнения насчет связи с Виталей. Сомнения росли, а с ними росло и нежелание что-либо начинать. Бажин — величина намного крупнее Костика. Если когда-нибудь он захочет ее размазать, от нее вообще ничего не останется.

На Новорижское Маша подъехала к трем часам дня. Миша уже закончил высадку барбарисов, что ее невероятно обрадовало. Совсем чуть-чуть осталось, и она будет свободна.

— Миша, ты молодец, как быстро справился, — похвалила его и прошлась взглядом по саду. — Тебе не кажется, что красочек не хватает?

— Можно еще что-нибудь добавить, — согласился помощник. — Пузыреплодник?

— Пурпурный, красный, да? Его и постричь можно, если что. Шариком хорошо будет.

— Давай. Отлично на первый план выйдет.

— Вот и хорошо. Посадочный материал на тебе.

— Сколько? Кустов десять?

— В самый раз. Все высадишь, я потом проверю.

— Ладно.

— Пойдем теперь со мной, что-то покажу. — Мария повела помощника за дом. — Миша, горшки с территории убери. Что это такое? Земля почему на дорожке?

— Сейчас смету.

— И не просто смети. Щетку возьми, швы вычисти. Сметать будешь, земля в швы забьется, грязь разведешь. Все чисто должно быть.

Они пошли по гладкому полотну ухоженного газона. Просторная лужайка была ограничена по бокам кизильником. Блестящим, стриженным в форме разноуровневых кубов.