Вот этих его негромких слов оказалось достаточно. Думала, что всю душу ему измотает вопросами, но уже ничего не хотела спрашивать. Остыла. И устала. Внутри пусто было, но пустотой приятною — такой, которую хотелось поскорее чем-то заполнить.

Сквозь тонкую ткань вдруг почувствовался жар мужских ладоней. И как раньше не замечала. Как не чувствовала его возбуждения. Только сейчас, словно из тумана выплыла…

Руки его горячие лежали на ее бедрах. Спокойно лежали, несуетливо. Не напряженно.

Испытывая такое жгучее желание, не торопилась. Необычно и непривычно вот так — чувствовать голод и не спешить его утолять. Даже целоваться не спешить, не требовать ласки, не торопиться ощутить голой кожей его руки и губы.

Чувствовала, как желание горячо растекается по всему телу, загораясь в каждой клеточке. Очень ощутимо и остро. Так только раз с ней и было — чтобы вот так запросто без ласк и поцелуев возбуждаться, — когда заявился к ней в ту ночь непрошенным гостем. Тогда ничего не нужно было, только смотреть на него. А сегодня даже смотреть не нужно. В неплотной темноте рядом быть и в застывшем вдруг воздухе слышать его глубокое дыхание.

Сплела с ним пальцы, своими сжала широкие крепкие ладони. Порой вот так держать Дениса за руку намного важнее, чем обнимать. Бывает, обнять открыто нет возможности, а взять за руку и почувствовать тепло всегда есть. Среди множества людей и в любой компании. Скучала по его рукам, все два года скучала.

Потянул ее на себя, заставил лечь на грудь, придержал за поясницу, скользнув под футболку. Не спешил тоже. Наслаждался их спокойной близостью и своим жгучим возбуждением. И поцеловал сначала, касаясь только губ. Просто поцеловал, словно пробуя их мягкость. А лишь потом на вкус. Потом, раскрывая, и нежно исследуя языком.

Пошевелился — сам выше устроился на подушке и Юльку чуть вверх подтянул, чтобы крепче его обхватила. И не гладил ведь, не водил руками по телу, всего лишь обнял в одно касание, а жарко стало невыносимо. От губ его горячих, от влажного языка, от его вкуса. Жарко, невозможно жарко. И спина взмокла, и шея под волосами.

Носа коснулся тонкий аромат — ее собственный запах, смешанный с духами. Денис скользнул языком по коже, по шее, губами прихватил, как попробовал. Почувствовал тихую женскую дрожь, на тихий стон ответил улыбкой.

— Нет, в губы, — легонько оттолкнула его от себя.

Усмехнулся сдавленно. Прижал крепче ее плечи. Задержал ладонь на щеке, подушечкой большого пальца слегка надавил на губы, чуть приоткрыв, коснулся ровного края зубов.

— Я смотрю, у тебя прям второе дыхание открылось.

— Не второе, восьмое.

— И голова не болит?

— Голова болит у тех, кто с неправильными мужиками спит. А я сплю с правильным, — хрипловато на выдохе сказала Юля.

— Как лестно слышать.

— Еще бы… — мягко усмехнулась. — У меня все мои двадцать четыре года перед глазами пролетели, как в фильме. Думаешь, я теперь буду тормозить?

— Что-то мне кажется, что нет.

Головная боль, про которую Денис спрашивал, конечно, не отпустила до конца. Но притихла. Уже не раскалывала черепную коробку, а где-то в глубине отдавалась тяжестью. И слишком мала была, ничтожна, чтобы заглушить ее безумное желание.

Юля привстала и распрямилась. Денис хотел удержать ее, но она настойчиво оттолкнулась, словно хотела сказать что-то важное.

— Хочу сказать… — начала неуверенно. Странно неуверенно.

— Что?.. — подтолкнул вопросом и, пока она готовилась сделать какое-то важное признание, стянул с себя футболку.

— Почему-то больше всего вспоминались наши первые годы, — сказала, когда Шаурин снова откинулся на подушку. — Как все начиналось. Хочу сказать тебе спасибо. За эти полтора года платонической любви. Все у нас было с тобой правильно. Тогда я с ума сходила, бесилась, ревновала. Ты и сам знаешь… А теперь я думаю, что все у нас с тобой было правильно. Несмотря ни на что. Все, как надо. Красиво и правильно. Сейчас мне нравится, что все было именно так. — Юля замолчала, крепче сжала его бедрами. Или колени у нее дрогнули от напряжения…

— А дальше? — спросил Денис.

— А что дальше?

— А «люблю»?

Юлька расслабленно рассмеялась. Хорошо, что к сказанному Денис не стал ничего добавлять от себя. Не разрушил уточнениями ее теорию, может быть, неосознанно, но позволил ей наслаждаться мыслью, что она побыла богиней.

— Ладно, люблю.

— Сильно?

— Нормально. Нормально люблю, — отозвалась нарочито ворчливо.

— Хочу «сильно», — ухватил ее за ягодицы и подтолкнул на себя.

— И я хочу сильно, — подразнила словами. И действиями подразнила: воспротивившись как будто, уперлась ему в плечи.

Но его руки тут же рассеяли ее игривость, стащив с нее футболку. Прохладный воздух коснулся обнаженной кожи, но он не был настолько прохладным, чтобы ее остудить. И колючие мурашки побежали по телу не от холода.

А от поцелуя. От такого и голова кружилась, и тело сразу плавилось. Не глубокий он, этот поцелуй, поверхностный, но самый возбуждающий. Тот самый животный, когда, едва губы сжимая, ласкал ее язык. Нежно ласкал, нежно посасывал.

Целовал долго. Бесконечно. Пока не взмокли от одних поцелуев. Пока стонать не начала. Тогда он снова жадными губами к шее, к пульсирующей жилке. Попробовать. Всю попробовать. Ласкать ее шелково, спуститься до самой груди — языком пройтись по нежной, упругой, взять в рот сладкий твердый сосок…

— Юля… — то ли спросить о чем-то хотел, то ли просто позвал.

Она не уточняла. Вздохнула рвано и отстранилась, торопливо сбросила с себя остатки одежды — да и Денис не медлил, — прижалась обнаженным телом, совсем с ума сводя.

Слегка прикусил ее грудь. Потом лизнул. Еле вздохнул, еле перевел дыхание. От возбуждения все мышцы судорогой. Невозможно сдерживаться и стараться в медленных ласках.

Невозможно, когда чувствуешь, как твоя женщина хочет. Как просит. Просит каждой клеточкой своего тела, каждым вздохом, тихой дрожью, сладостными стонами. Нереально, когда она скользит губами по телу, дразнит, легонько покусывая кожу на животе. Собственнически и знающе ласкает рукой ноющую от желания плоть, а потом — языком и губами, улыбаясь каждому тяжелому вздоху и протяжному стону.

— Юля… — сжал ее плечи, останавливая. Придержал рукой за подбородок, прерывая свои сладкие мучения. Провел пальцем по ее влажным губам. Она слегка прикусила подушечку большого. — Иди, сюда. Не так… Хочу в тебя, — подтянул ее на себя.

В нее хотел. Ее искусные ласки всегда доставляли ему безумное удовольствие, но сегодня хотел в нее. Сейчас возбуждение самое острое, именно в этот момент – самое сумасшедшее, по нервам бьющее, все нутро обжигающее. Потому хотел в ней быть и ее чувствовать, держать в руках и впитывать каждый малейший отклик тела.

И сама ведь огнем горела, целовала жадно в шею, сладко – в губы. Сладко и ласкающе в полураскрытые. Дразнила, конечно. Напомнить хотела, от чего отказался. Потом глубже, умело выворачивая его наизнанку – до оглушающего пульса.

Чуть приподняв ее, осторожно усадил на себя. Медленно опустил, медленно вошел в нее, придержал за талию, не позволяя двигаться сразу. Вздохнуть бы сначала, пережить темноту в глазах от нахлынувшего удовольствия. Так туго в ней и горячо.

И не смогла бы двигаться: ослабла, как растеклась. Словно все напряжение потеряла. Немного погодя только уверенно оперлась на его плечи и с трудом вздохнула.

Чувствовал, как мелко дрожит ее тело, и грудь под рукой еле-еле вздымается, словно стянуло ту обручем. Шевельнул бедрами, чтобы села плотнее.

Что-то сказал Денис, но Юля не расслышала, не поняла. От затопивших с головой ощущений, будто уши заложило. От полноты их, от этого острого, почти непереносимого наслаждения. И сейчас еще не была готова двигаться, не собралась с силами. Ушли они. Дышала часто, облизывала вдруг пересохшие губы.

— Юля моя… — помог ей, чуть приподнял на себе.

— Что это сегодня без прозвищ… — выдала натянутую шутку.

— Все, молчи. Молчи, — стиснул ее и сам начал двигаться.

Она безвольно поддавалась. Безвольно и с удовольствием, влажно дыша в его крепкую шею.

Денис иногда останавливался, прижимал ее к себе что есть силы. То ли какое-то свое мужское право утверждал, то ли дыхание переводил. Или все вместе. Как-то медленно все у них сегодня, тягуче. Как будто с трудом каждое движение, но и с чувственностью особой.

Денис мягко перевалился на бок, удерживая Юлю за спину. Не сдержавшись, она удовлетворенно застонала, потому что так ей намного удобнее: ощущений сладостных получала больше, к телу прижималась теснее, крепче руками обвивала.

И тут же исчезла из их движений эта тягучесть. Появилась в них порывистость и в ласках — небрежность. От страсти, от усердия, с которыми любили друг друга. От стремления к единому и друг для друга.

Потом уложил Юльку на спину и остановился. Перестал двигаться, иначе вот-вот мог выплеснуться в нее, содрогнуться в оргазме. Замер, но губ ее не отпускал. Целовал некоторое время, затем дал вздохнуть. Только вот трудно вздохнуть было — выгнулась под его губами, ласкающими тело. От поцелуев влажных, от скользящего вниз языка.

С наслаждением ее ласкал, руками накрывал упругие полушария, пробовал на вкус тугие вершины, мягко покусывал бархатный живот, подрагивающий от горящего в ее теле возбуждения, от голода и желания удовольствия. Юля вздохнула, развела бедра шире. Совсем она уже на грани, ей много и не нужно сейчас: только чтобы прикоснулся к чувствительному месту.

Тогда сделал это нежно пальцами, а она застонала и напряглась. И сам издал довольный стон, положил ладони ей на бедра, поцеловал живот. Юля замерла, как затаилась. Улыбнулся ее готовности, склонился между ног и нежно лизнул пульсирующий бугорок. Она вскрикнула. Сразу вскрикнула и скомкала в руках простынь. Еще лизнул и сжал губами. Почувствовал на кончике языка ее удовольствие. Теперь она даже застонать не смогла, выгнулась в острой судороге, хватая ртом воздух. Потом только застонала, после того как дрожь чуть отпустила. Все было в этом протяжном звуке – и улыбка, и удовлетворение, и благодарность. Когда прижал ее к себе, еще вздрагивала.

— Денис… — выдохнула мгновением позже, скользнув грудью по смятым простыням — Шаурин перевернул ее на живот.

— Молчи.

— Ты меня сегодня хочешь вдоль и поперек?..

— Я тебя всегда хочу вдоль и поперек. Молчи.

Навалился на ее подрагивающее тело, невольно заставив выдохнуть под тяжестью собственного. Обессилев после оглушающей вспышки удовольствия, Юля, принимая его, только расслабленно прикрыла глаза и закинула руки за голову, подобрав волосы наверх. Ее коса, не сколотая, давно уже расплелась, спутанные волосы рассыпались по плечам. Дрогнули они, плечи: губы любимого на них почувствовались. Потом на шее, чуть ниже роста волос. И мурашки колкой россыпью по телу, когда прихватил зубами кожу. Всегда так реагировала. Такие они яркие были, и явные, что Денис их заметил тоже — провел по спине ладонью, словно смахнуть пытался. Кажется, после этого тело ее снова проснулось, вздрогнуло, набралось прежнего возбуждения. Заговорило неуловимым напряжением мышц, скомканной дрожью, измененным ритмом дыхания.

— Я сейчас чувствую, что два года мне ждать точно не придется. Ты, по-моему, уже согласна… — проговорил ей на ухо.

— Если оставишь меня на животе, то не мечтай. Это твоя любимая поза… — еле выдохнула.

Тогда он перекатил ее на спину и помедлил, переводя дыхание.

За окном белел рассвет. Как-то внезапно он пришел, вдруг рассеял темноту, и вот уже можно смотреть в серые глаза и различать их выражение; видеть четкий очерк чувственных губ, которые так страстно целовали.

— Это совсем нечестные методы, — прошептала Юля, скользнув пальцами по его шее, к плечам, обрисовывая рельеф напряженных мышц, обнимая его спину.

Принимая в себя глубокие резкие удары, сжала Дениса крепко бедрами, прикрыла глаза, ожидая пока волна удовольствия не затопит с головой. Но оргазм пришел не волной, а яркой вспышкой. Горячим взрывом. Почему-то внезапно он случился, этот радужный взрыв, как сегодняшний рассвет. Сразу все силы украл, обездвижил, оглушил. Ослепил. Сквозь эту сладкую пелену с наслаждением впитывала мужские стоны и последние судорожные движения.

В комнате стоял пряный запах секса. Наверное, так пахнет жизнь.

Пошевелиться не мог, придавил ее всем телом, распластал на постели. Тяжело ей, точно тяжело. Но не мог двинуться. Голова кружилась и во всем теле блаженное онемение. Но молчит же Юля. Молчит…

— Любишь меня, да?

Улыбнулся и немного сдвинулся на бок.

— Люблю, да.

— Сильно?

— Нормально.

ГЛАВА 52

В палате было тихо. Хотя, как иначе. Судя по размеренному дыханию, Монахов спал. Денис не первый раз навещал его в больнице и в такие моменты всегда немного терялся: не знал, что делать — то ли сидя у кровати подождать, пока тот проснется, то ли тихо уйти, предварительно переговорив с врачом.