— Спасибо, — кивнул я, продолжая беситься. Какого хрена надо так выделываться?

— Говорил же тебе, расслабься, — усмехнулся тот.  — Сейчас все не в настроении. Только и всего.

— Не отмазка, — насупился я, хоть и понимал, о чем речь.

Здесь все близко знали его родителей и каждый горевал о… А я все больше чувствовал себя лишним, еще и взвинченным, даже взбешенным.

— Леха завтра приедет? — поинтересовался Дмитрий хорошим басом. У них все в семье громкие?

— Да, — кивнул Андрей, потер глаза. Точняк, его еще в поезде сморило. Все так же спать хочет?

— Не отошел-таки от вчерашнего? — вырвалось раньше, чем смог сдержать.

— А что было вчера? — тут же спросил Костя. — Днюху праздновали? Напились?

— Не совсем, — качнул я головой, видя, как мрачнеет Андрей. — Мы на кладбище были.

Мои слова заставили друга вздрогнуть, посмотреть на меня с удивлением, мгновенно сменившимся злостью, остальные же просто замерли в диком шоке.

— Где были? — осторожно уточнила Анастасия как-то там ее по отчеству.

— На кладбище, — повторил я. — Не знаю, что у вас с Андреем за отношения, но ему сейчас очень плохо. Так что…

— Неужели он согласился?.. — ошарашенно прошептала та в ответ.

Похоже, этого события они ждали уже очень давно. Интересно почему?

Мы не говорили на тему смерти родителей, но как Андрей переживал подобное? Что было? Может… он… хотел себя…

Андрей нервно вскочил с кресла, пробежал мимо меня и удрал по лестнице на второй этаж. Зашибись.

— Ты не кипятись, — с улыбкой произнес Костя, — он всегда такой. Сложный.

— Да я понимаю.

— Правда? — усомнился он, продолжая глядеть на меня с ухмылкой. Не верит? Бесит это.

— Конечно, — серьезно проговорил я. — У меня на глазах мать повесилась.

Тишина. Костян прямо обмер, смотрит ошалело. И что я завелся? Использую это, как… Противно.

— Простите, пойду я, — коротко извинился я и следом за Андреем.

Нехорошо вышло. Он ведь просил. Только я не понял его.

Постучался. Молчание. Сорвал надпись, скомкал ее со злостью, выбросил на пол, плюнул на все и вошел.

Андрей лежал на кровати и сверлил потолок взглядом.

— Недопонимание вышло, — сразу с порога заявил я, шагая к кровати. — Я думал, мне о другом говорить нельзя.

— Проехали, — отмахнулся тот, тяжело вздохнув.

Жалко его. Я знал, что так просто ничего не проходит. Пусть вчера он и был на кладбище, но это мало что меняло. Я все еще не мог его понять и хоть чем-то помочь.

— Двигайся, — нагло заявил я, и тот повиновался. Упал с ним рядом, также уставился в потолок.

Странно. Сейчас между нами не было стены, но я чувствовал, что она есть и намного толще, чем раньше.


5. Ты пытался себя убить?


Не знаю, сколько мы вот так лежали. Но мне не становилось легче, только беспокойнее. Я о многом хотел спросить. Хотел понять, что происходит, почему Андрей так себя ведет. Однако боялся. Сейчас я чувствовал, что нельзя лезть ему в душу. Сам хорошо помню, как вел себя накануне даты смерти матери. Даже лишь при одной мысли об этом становится нехорошо, тревожно в душе. Он тоже чувствует подобное. Когда мне говорили о матери, я злился и готов был послать всех куда подальше.

Нельзя сейчас. Нельзя. Должен просто поддерживать его. Быть рядом. Он и обнял меня, скорее всего, по-братски, просто ищет защиты. Да! Вот и все. И не надо придумывать всякую хрень!.. А чушь мелет, потому что злится на всех и вся, а в первую очередь на самого...

— Ты пытался себя убить?

Вопрос не в бровь, а в глаз, или даже под дых. Все прежние мысли просто разбежались в страхе. Осторожно посмотрел на Андрея. Он все так же в потолок.

— Ну, я чудил без баяна и вечно встревал куда-то, — честно признался я, не собираясь что-то утаивать и ожидая от него того же. — Вряд ли намеренно, просто тормоза слетели. Хотелось… исчезнуть хотелось.

— Вот и мне хотелось, — согласился он с хрипотцой в голосе. — Так хотелось, что меня брат из петли вытаскивал.

Вот оно что… Я не был удивлен, даже знал, что услышу нечто подобное, но все равно вздрогнул.

— Он за это меня и побил в первый раз, а потом у него вошло в привычку меня запугивать, чтобы я не натворил чего.

— Почему говоришь это только сейчас?

— Не знаю. А когда должен был?

— И то верно.

Снова замолчали, размышляя каждый о своем.

Я ведь и правда ничего не знаю. Все, что могу, быть рядом, пытаться понять…

— Я ведь помню почти все, — снова начал разговор Андрей. — Это я родителей из машины вытаскивал. Точнее, пытался. Потом мужик этот, что виноват был, помог. Крови столько… И лица… лица помню. Искаженные, какие-то ненастоящие, будто они оба… маски надели.

Лежу, сжимаю кулаки. Хоть ногти и коротко стригу, они все равно врезались в ладони, но чувствую это как-то приглушенно.

Андрей не заикался. Вот что беспокоило больше всего. Я не знал, зачем он мне это рассказывает, но чувства свои он не выдал даже сейчас.

— У меня тогда ни слез не было, ни криков. Я на дороге сидел, держал мамину голову. А у нее руки не было, представляешь? И глаза открытые, а один пустой. Тело исколотое, изуродованное. Что бы ты чувствовал на моем месте?

Голос пустой, без эмоций или даже с потаенной издевкой. Почему его забавляет наш разговор? Пытается объяснить мне, что я не смогу понять его боль? Конечно, не смогу. Это невозможно! Мы ведь разные! И ситуации у нас разные!..

— Не знаю, — коротко ответил я. — Когда мать повесилась, был только страх и непонимание того, что произошло.

Еле заметно, но Андрей кивнул, усмехнулся чему-то.

— То-то и оно, что страх и непонимание. Я видел тела родителей, то, в каком они состоянии, и продолжал звать их, разговаривать с ними, уговаривать подождать, ведь скорая скоро приедет. Им помогут, — он резко смолк, наконец, напрягся, не в силах сдерживать эмоции. — А еще… я боялся, что нас машины задавят, если будут ехать. Все повторял им и повторял: «Вставайте, надо с дороги уйти, опасно ведь». А они все лежали и лежали. Не слышали меня.

Хотелось, чтобы он замолчал, чтобы его монотонный голос затих, чтобы перестал все это говорить. Но понимал, что другого случая не будет. Только сейчас и только здесь он может рассказать. И только именно так.

— Ощутимее страх стал, когда скорая, которая должна была им помочь, почему-то решила передать их полиции. А те стали что-то изучать, записывать, накрыли их… Когда лица перестал их видеть, в голове что-то клацнуло. Я… я стал звать родителей. Голос срывался, и я все не мог внятно и четко хоть что-то произнести. А потом каменное лицо брата, будто и он в маске. Он смотрел на меня, но меня не видел. Совсем. Ничего не видел. Оглушенный, бледный… Я не знаю, почему рассказываю это тебе. Никому ведь не рассказывал. Просто… просто…

Он замолчал, вздрогнув от моего прикосновения. Крепко сжал его ладонь, понимая, что не смогу произнести хоть что-то. Это будет похоже на помесь всхлипов и хрипов с буквами.

Никто не мог его понять. Никто не сможет. Именно поэтому так хочется, чтобы он успокоился. Просто успокоился. Отпустил это все.

— Больше всего на свете я хочу забыть все это и никогда не вспоминать. Будто я потерял тогда сознание. Будто не видел ничего.

Я лишь крепче сжал руку, усиленно вглядываюсь в потолок.

— А чего ты хочешь от жизни?

— Я? — немного удивленно переспросил у Андрея, не ожидав такого вопроса. — Чего хочу? — Даже не задумывался, просто ответил: — Сейчас я хочу сделать тебе такой подарок, чтобы ты на всю жизнь запомнил, ну или хотя бы улыбнулся.

Я говорил спокойно и искренне, поэтому малость обиделся, услышав на это:

— Тогда поцелуй меня.

Снова включил свой защитный панцирь?

— Не смешно, — устало вздохнул я, отпуская его руку, только он сжал пальцы, чем и смутил.

— А кто смеется? — повернув голову ко мне, спросил он.

Я растерялся. Просто смотрел ему в глаза какое-то время, пытаясь понять, что Андрей от меня ждет, что мне сделать. И почему он о таком говорит? Что происходит?!

— Ты в своем уме? — одичало уточнил я, надеясь, что Андрей сейчас улыбнется или скажет, что это еще одна неудачная шутка.

— Не знаю, — признался тот, продолжая до боли сжимать мою ладонь.

— Ты пугаешь меня, — выдал я в ответ, пытаясь вырваться. Только фиг там. В силе я ему проигрывал, как и в росте.

— Да я сам себя пугаю, — серьезно проговорил тот и повернулся на бок, заставляя меня ошалело отползти в сторону, сколько длина моей руки позволила. — Не хочешь? — поинтересовался он. А в глазах вообще ничего. Как стекло. Только себя испуганного вижу.

Отрицательно мотнул головой, будто нервный тик, чуть не вскрикнул от ужаса, когда кто-то ухерачил в дверь, похоже, ногой.

— Есть будете? — Костян оттуда. Почему не вошел?

— Д-да! — отозвался я, желая свалить от Андрея подальше.

— Тогда спускайтесь! — проорал тот недовольно и снова долбанул в дверь. Ушел.

— Слышь, отпусти, — охренело таращась на друга, попросил я. Тот даже не моргнул. — Да в чем дело? Что происходит?

— Почему ты здесь?

— Что? Не понимаю.

— Почему ты здесь? — уже по словам повторил Андрей.

— Потому что ты мой друг, потому что ты пригласил, потому что беспокоюсь за тебя, потому что…

Заткнулся, когда он придвинулся. Смотрит на меня, глаза бегают, будто ищет во мне что-то. Кажется, не нашел, тяжело вздохнул, наконец отпустил мою руку.

— Пошли, — уж в который раз произнес он, садясь, медленно встал, бегло осмотрел меня с ног до головы. — Ты подумай над моей просьбой, ладно?

Нервно кивнул в ответ, охреневая дальше некуда, дождался, когда Андрей отойдет, после этого встал.

Еще несколько секунд мы пялились друг на друга, и он наконец пошел вперед. Лишь тогда я поплелся следом, почему-то ощущая дрожь во всем теле и еще большую тревогу в душе.


6. Все не так плохо. Или так только кажется?


Меня обидел его вопрос, да и его поведение тоже. Было такое ощущение, что он испытывает меня, как в прошлый раз, только теперь как-то иначе. Будто он и правда ждет, что я его поцелую.

От одной мысли об этом тошно становится.

Ну серьезно! Почему? Что на него нашло? Или я сделал что-то странное? Разве что мой вопль: «Хочу и пялюсь!». Но он первым начал всякую хрень нести!

— Давайте уже садитесь, — поторопила нас Анастасия, бля, как там ее, короче, тетя Настя ― сестра матери Андрея (если ничего не путаю).

— Руки помоем, — ответил друг, утаскивая меня в дверь в той комнате, где и до этого все заседали. Правда теперь диваны и кресла были отодвинуты к стенам, а их места заняли стулья и стол.

Мне же Андрей ничего не сказал.

Молча вымыли руки, вернулись, уселись на свободные места (рядом друг с другом). Справа от меня оказался Костя.

— Приятного всем аппетита, — спокойным голосом пожелал дядя Саша, брат отца Андрея, и все приступили к трапезе.

Однако я все же заметил, что дядя Сережа и тетя Настя как-то не очень тепло отреагировали на эту реплику. Похоже, отношения между ними были натянутые. И речь не только о дяде Саше. Насколько я понял, Дмитрий, его сын, тоже был не в своей тарелке…

Война между родней матери и родней отца?

Если приглядеться, то те четверо (со стороны матери) выглядели зажиточнее: золотые украшения с камнями, ролексы, дорогой планшет в руках у Кости… Дядя Саша и Димка были проще, даже ели как-то сдержанно.

Виной всему деньги?

Этот дом, наверное, принадлежит родне матери Андрея. И ролексы его подарены кем-то из них…

Кажется, я начинал понимать, что в этой семейке не так.

— Ты почему не ешь?

Блять, шарахнулся от Андрюхи в сторону, из-за его шепота мне в ухо. Ударил Костю плечом, и тот громко закашлялся, проглотив что-то непрожеванное, жадно приложился к компоту, после чего ошалело уставился на меня.

— Ходячая неприятность, — усмехнулся Андрей в ответ на его взгляд.

— Да пошел ты! — вмиг взбесился я, вызывая за столом затяжное молчание. — Простите, — извинился, понимая, что веду себя отвратительно. — Прости, — посмотрел на Костю, и тот кивнул, принимая мой лепет, правда, взгляд не изменился.