Светлана Воинская - Стервятница

Моника заметила вывернутые карманы мертвеца.

— Ты забыл снять с него ботинки.

Она отвернулась и вышла.

За завтраком к Кэтти подошел помощник капитана.

— Извините, миссис Норвуд. Перед отплытием мне передали этот конверт. Письмо адресовано банкиру Норвуду. Случайно я узнал, что на борту находится его супруга. Разрешите вручить его вам, миледи.

— Благодарю вас, сэр. — Прочитав имя отправителя, госпожа Норвуд пожаловалась на отсутствие аппетита и прошла к себе.

Моника сидела у окна и беспрестанно вглядывалась в горизонт, изучая каждый кусочек моря. Она спокойно ела, хотя перед глазами стояло набеленное лицо мертвого Макгрегора.

Ее соседи за столиком были друзья Кэтти, американцы.

— Я счастлив, что наша страна не вступила в войну. Пусть Вильсон только попробует выступить с милитаристскими заявлениями! Может не надеяться, что добропорядочные граждане переизберут его на второй срок.

— Пожалуй, вы, в союзе с пуританами, пацифистами и противниками алкоголя, сумеете удержать мистера президента. А жаль… Америка выиграла бы от войны.

Со всех сторон раздались противоречивые мнения. Салон был заполнен американцами. В голове Моники возник голос Макгрегора: «Почему Британия дает „Крыльям“ погибнуть? Какая ей в том польза?» Несколько потопленных кораблей, тысячи убитых американцев вызовут в США бурю протеста. Гибель мирных граждан станет поводом к вступлению в войну. Вот на что рассчитывала Англия.

Тревожный взгляд Моники не отрывался от водной глади. Да, она разгадала загадку, но… теперь их не спасти. На чью помощь она может рассчитывать? Женщина и ребенок посреди океана. Ей стало страшно.

После завтрака Моника спустилась на вторую палубу, где труппа цирковых артистов проводила время в простеньком салоне. Толстяк-импрессарио скрылся за черной накидкой фотоаппарата, у стены собралась вся труппа в немыслимых позах: акробаты стояли на руках, Железный Жан держал на плечах по танцовщице, вокруг его могучей шеи обвился желтый удав, а на полу, расстелив кругом огромную юбку, сидела женщина-горилла.

— Я закажу в Нью-Йорке прекрасные афиши! — шептал импресарио. — Улыбку, господа, улыбку!

«Никаких афиш не будет» — думала Моника, глядя на сияющие улыбками лица. Вспышка заставила циркачей зажмуриться. Кувырок, и акробаты встали на ноги.

— Уберите от меня этого желтого червяка! — пробасил силач и закружил танцовщиц, хохоча от их веселого визга.

Они и не догадывались, что этот снимок, где они все вместе, последний. Что завтра они потеряют друг друга, как и своих любимцев — тигров и першеронских[13] кобылиц.

Ромео здесь не было.

— Моника Каттнер, журналист, — представилась она. — Из «Нью-Йорк Таймс». Собираю материалы для статьи о цирке.

Ромео присоединился к цирку. Бежал из Лондона, как и она. Странно, что судьба свела их опять. Для чего? Неужели для того только, чтобы лишить ее шанса спастись? Ромео убил Макгрегора… Чтобы лишить ее спасения… А теперь она сама просит его о помощи. Прекратить! Что за бред? Опять она пытается истолковать события, отвергая логику.

За один из столиков ее поманила дама, и Моника тут же пожалела о своем обмане. То была женщина-горилла.

— Мадемуазель Джейн! — вспомнила она.

— Мадам Джейн! — поправила ее обладательница чересчур волосатого тела. — Моя история как раз для вашей статьи. Когда мне было два года, мать продала меня в цирк — боялась людской молвы. Родись она до нашей эры, ее ребенок считался бы признаком богоизбранности. Вильгефорту, дочь языческого короля, бог наградил усами и бородой, избавил ее от брака с нелюбимым.

— Насчет замужества… Судя по тому, как вы представились, вы замужем.

— Была. Муж очень хотел детей. Детей-волчат. Я разочаровала его, родив обыкновенных мальчишек.

Моника оглядела салон. Железный Жан играл в уголке с детьми. Он поймал ее взгляд и улыбнулся.

— А вон Луи, клоун. В нем ни одной целой косточки, да и стар. Когда-то он был великолепным акробатом.

— А тот красавец с орлиным профилем?

— Любая женщина всегда выделяет Мишеля. Вы присмотритесь, он отнюдь не красив. В лице Мишеля его ум и смелость, его тело исполнено непередаваемой грации — сочетанием силы и ловкости, в его улыбке страсть к жизни, в которой главное удовольствие — работа. Мишель — человек света, света прожекторов.

— А я — женщина тени, — с улыбкой сказала Моника, — И мое лицо молчит.

— Разве? Ваш голос манит приглядеться к нему, — мадам Джейн улыбнулась.

В салон вошел господин во фраке. Видимо, он вернулся после представления на палубе. Заметив молодую женщину, он забавно поклонился:

— Позвольте представиться, иллюзионист Виктор… О, я для американской журналистки скучный персонаж. В Америке вряд ли кто заинтересуется моим скромным искусством. Там правит Гудини, великий Гудини! Его свешивают с небоскребов в смирительной рубашке, в железном гробу опускают в ледяную воду, он исчезает из тюремных камер. Гудини обманул саму смерть!

— Обманул смерть… — эхом повторила Моника. Она достала сигареты и угостила Джейн и Виктора. Его фраза заставила ее задуматься. Ей следует обмануть смерть.

В глубине салона она заметила Ромео. Она совершенно забыла о нем. Под его мрачным взглядом Моника вышла в коридор.

— Что ты делаешь среди этих скоморохов? — презрительно бросил он.

— Я завидую тебе — восхитительные люди!

— Еще бы ты не завидовала мне, — с пренебрежением усмехнулся он.

— Зачем же ты присоединился к ним?

— Увидел тебя у трапа и перестал что-либо соображать, — зло бросил он.

Моника кивнула. Чувство вины заставило его броситься за ней. И она легко пережила бы его предательство, если бы была одна. Даже испытала бы чувство признательности за возможность в очередной раз обмануть судьбу. Но с ней Валерия, и позволять шутить ее жизнью она не намерена. От взгляда Моники Ромео смутился.

Предстоящий кошмар заставлял хвататься за него, как за соломинку. Играть на его чувстве вины. Как когда-то она играла их похотью и ревностью… Она закрыла глаза. Был бы здесь Фред! Он просчитал бы ситуацию шаг за шагом. Одно имя брата подействовало на нее отрезвляюще, ход мыслей Моники принял иное направление. Ромео винил ее в том, что среди циркачей ему плохо, что он все потерял. Как она могла думать, что он поможет ей? Наивная дура! В ее ушах зазвенели раздраженные слова Вегетарианца: «Сейчас твоя наивность пропадет!» Монти, ее жестокий наставник, учил трезво оценивать людей.

Ромео… Он не спросил о ребенке. Трус!

— Что ты чувствовал, когда Герман предал тебя? — спросила она.

— Я обещал себе забыть об этом.

— Забыть? — ее голос гипнотизировал его. — Смирение и прощение — завидные добродетели.

Вернувшись в каюту, Моника вытащила чемодан, достала подарок сэра Артура — надувной круг и жилет, а также непромокаемую сумку-пояс для денег и драгоценностей. Ее жизнь обязывала иметь подобное мини-хранилище, которое всегда можно прихватить с собой в случае погони. В брючном костюме-амазонке она уснула, ее девочка, одетая в рейтузы, спала рядом.

Под утро Монику разбудил оглушительный взрыв. Она тут же вскочила, схватила захныкавшую Валерию. Несколько секунд потребовалось на облачение ее в надувной жилет. Дверь оказалась завалена какими-то обломками — пинком Моника лишь приоткрыла ее и протиснулась в образовавшуюся щель. В коридоре мерцали лампы, предвещая остановку генераторов. Она выбежала на палубу. Обезумевшие люди кидались от одного борта к другому в ночных халатах и нижнем белье. Их крики, плач детей не трогали Монику. Она не чувствовала ничего: ни тяжести ребенка, повисшего на ее шее, ни холода раннего утра. Заранее определив план действий, Моника бросилась к шлюпкам. Растерявшиеся офицеры могли лишь произвести отбор — в первую очередь спасти следовало женщин и детей. Моника попадала в счастливую категорию.

Шлюпку медленно опускали на воду. Море ощетинилось острыми, как розовые шипы, волнами. Сверху доносились истошные крики и плач. Женщины в лодке были бледны, кое-как одеты, прижимали к себе зареванных детей. Паровые машины, видимо, не были выведены взрывом из строя — пароход продолжал двигаться. Как только шлюпка коснулась воды, ее развернуло и с силой ударило и стальной борт судна. Лодка опрокинулась, Моника оказалась в ледяной воде. Прижимая к себе маленькое трепещущее тельце, она вынырнула на поверхность. К счастью, Валерия не успела наглотаться воды. Малышка пронзительно кричала, но каучуковый круг и жилет позволяли им держаться на воде, не прикладывая к тому никаких усилий. Вокруг стоял настоящий вой. Разбитые шлюпки качались между раздавленных тел и барахтающихся в море женщин и детей. Изо всех сил Моника старалась уплыть подальше. Кто-то надеялся на спуск очередной шлюпки, которая останется целой и невредимой, кто-то плыл к Монике, любой ценой решившись спастись, уцепившись, повиснув на надувном круге. Моника понимала, что не выдержит натиска, и увлекала Валерию все дальше.

Второй взрыв, казалось, приподнял «Крылья». Столб воды и пара вырвался наружу, на голову людей обрушились куски угля, обломки и осколки стекла. Где-то рядом за гибелью судна наблюдала подводная лодка, равнодушно посылая торпеды, сокрушающие плавучий дворец. Пока она рядом, корабли спасения побоятся подойти ближе. Несмотря на все разрушения, пароход обещал продержаться на плаву несколько часов, и Моника кляла себя за спешку.

На нижней палубе скопились толпы людей — в их лицах застыл ужас. Среди них Моника заметила продирающегося к лестнице Ромео. Его вид поразил ее. Он был взволнован, возбужден, его глаза безумно сверкали. За плечами болтался пустой военный ранец. Моника выкрикнула его имя. Ее истошный голос зазвенел над черными волнами. Ромео обернулся, увидел ее.

— Помоги мне! — прошептала она посиневшими губами.

Ромео что-то крикнул, она не разобрала, но ответ был совсем не тот, какого она с мольбой ожидала. Он юркнул в толпу, пробрался к парадной лестнице и взлетел наверх, туда, где размещались каюты первого класса. Распахнутые двери открывали взору зеркала и картины, брошенные вещи, забытые сокровища, что так манили его, стервятника. Ромео рылся в чемоданах, потрошил шкатулки, наметанным взглядом определял тайники, где он собирал по колечку, по брильянтовой серьге или запонке. Он кидался из каюты в каюту, набивая рюкзак деньгами и драгоценностями, покинутый корабль был усеян ими. Даже на коврах коридоров сверкали монеты и жемчужины из рассыпавшегося ожерелья. Ромео снова властвовал на опустошенном войной поле.

Через час пароход стал заваливаться на бок, но руки и ноги Моники более не слушались. С оглушительным грохотом, скрежетом двадцатиметровые трубы обрушились на палубу и воду, убивая качающихся на волнах людей. В тот момент, когда вокруг повисла пугающая мертвая тишина, шеи Моники коснулась чья-то рука. Молодой женщине она показалась теплой. Она обернулась. С одной из разбитых шлюпок свешивался Железный Жан, его синие губы были сжаты. Моника хотела поднять к нему бесчувственную Валерию, но с ее губ сорвался стон бессилия. Жан легко вынул из воды малышку, передал сидящему в лодке человеку. Когда Моника оказалась рядом, ветер окатил ее ледяной волной, от которой она задохнулась. Борта шлюпки были ободраны, ощетинились острыми щепками. Казалось, жалкая лодка держалась на воде исключительно благодаря отсутствию волн. На море царствовала лишь легкая рябь, иначе они давно бы пошли ко дну.

В полдень, когда носовая часть корпуса наполовину скрылась под водой, «Крылья» перевернулись черным блестящим килем и ушли под воду. Одна из уцелевших лодок уносила оцепеневшую от холода Кэтти Норвуд. Вряд ли кто в бледной и постаревшей женщине узнал бы ту праздную госпожу жизни, какой она взошла на корабль. Вдруг она вздрогнула. Где-то вдали она расслышала голос. Мужчина звал ее по имени. Ее соседка услышала зов и обернулась. Кэтти застонала, заглушая далекие призывы, словно эхо. Перед ее глазами маячили отвратительные строчки с пошлым описанием любовных сцен, насыщенные скабрезными и бранными словами. Тогда, в каюте ей стало плохо, она отшвырнула мерзкое письмо. Но теперь ее стенания сливались с криками о помощи, что скоро совершенно затихли среди шепота безмерных вод.

— Автоматическая винтовка системы Федорова, — Феликс демонстрировал Фреду новенькое ружье. — Скорострельность — двадцать выстрелов в минуту, очередями — сорок. Маузер, Манлихер тоже пробовали… Но винтовки-автоматы поступают в войска лишь у русских. Подразделения на румынском фронте оснащены ими.