Солдаты окружили их. И, заложив руки за голову, они пошли по улице. Но Максим все-таки успел прошипеть Ташковскому:

— Придурок! Какого черта вам понадобился пистолет? По вашей милости нас приняли за шпионов. А в военное время разговор со шпионами короткий…

Глава 11

Костин осторожно вышел из глубокой тени и посмотрел в сторону быстро удалявшихся солдат с двумя арестованными. Затем он повернулся и поспешил через вестибюль гостиницы в бар. Как раз в это время Галина Ивановна и Анюта принесли новую партию бутербродов. Джузеппе занимался тем, что доставал из бара бутылки с минералкой и газированной водой и ставил их на стойку.

— Писателя и Максима загребли солдаты, — сообщил Костин. — У Ташковского нашли пистолет, и их, кажется, приняли за шпионов. — Он бросил многозначительный взгляд на итальянца, и тот неожиданно покраснел.

Анюта со стуком опустила на стол чайник.

— Их расстреляют?

— Не знаю, — мрачно посмотрел на нее Костин. — Возможно, не сразу. Сначала допросят…

— Если они попадут в руки Садыкова, оттуда им не выбраться, — заметил не менее мрачно Джузеппе и покачал головой. — А их наверняка повели туда, на площадь Свободы. Надо их вытаскивать.

— Посмотрим, — вздохнул Костин, — по крайней мере, стоит попробовать.

— Зачем рисковать? — прозвучал скрипучий голос с украинским акцентом. — Вам же сказали: это бесполезно.

Костин смерил Галину Ивановну тяжелым взглядом:

— Заткните свою глотку, мадам! — и повернулся к Джузеппе:

— Надеюсь, вы меня поддерживаете?

Итальянец молча кивнул, а Анюта взволнованно воскликнула:

— Юрий Иванович, мы с вами. И думаю, сейчас надо воспользоваться машиной Джузеппе. У него есть разрешение на поездки во время комендантского часа.

— Где ваша машина? — быстро спросил Костин.

— В гостиничном гараже, — столь же быстро ответил итальянец, — если никто до нее не добрался.

— Я постараюсь пробиться к посольству. Если получится подключить посла… — Костин тяжело вздохнул. — Времени очень мало, но я попробую…

Но все-таки пойду пешком. Так безопаснее. — Он с сожалением посмотрел на бутерброды. — Чем скорее я туда попаду, тем лучше.

— Все-таки у вас есть время, чтобы выпить кофе и съесть пару бутербродов. — Анюта пододвинула ему тарелку. — И захватите несколько штук с собой. Я их уложу в пакет.

— Спасибо. — Костин благодарно взглянул на нее, принимая из ее рук чашку. — Здесь есть какой-нибудь подвал?

— Я смотрел, — отозвался итальянец, — подвал заперт, и проникнуть туда можно только с помощью гранаты.

— Жаль. — Костин обвел взглядом бар. — Все-таки отсюда надо уйти. В нынешней ситуации могут начаться разные безобразия. И мародеры заявятся сюда в первую очередь. Вам лучше подняться наверх. Небольшая баррикада на лестнице тоже не помешает. — Он оценивающе взглянул на Джузеппе:

— Надеюсь, в мое отсутствие вы присмотрите за женщинами?

— Не сомневайтесь, я присмотрю за всеми, — усмехнулся итальянец.

Костин понимал, что это весьма слабое утешение; но делать было нечего. Он допил кофе, положил в карман пакет с бутербродами.

— Я вернусь, как только смогу. Постараюсь вместе с Максимом.

— Не забудьте о Ташковском, — напомнила Галина Ивановна.

— Попробую, — сухо ответил Костин. — Не уходите из гостиницы.

Он вышел из бара, миновал вестибюль и, остановившись возле стеклянной входной двери, долго вглядывался в темноту. Убедившись, что поблизости никого нет, толкнул дверь и очутился на улице.

Костин двинулся к той части города, где находилось российское посольство, стараясь держаться ближе к стенам домов и прятаться в тени деревьев.

Посмотрев на часы, он обнаружил, что нет еще десяти, хотя показалось, что уже глубокая ночь. Просто здесь слишком рано темнело. И хотя Костин не любил загадывать на будущее, при удачном стечении обстоятельств он мог бы вернуться в «Мургаб» до утра.

Поначалу он шел довольно быстро, скользя вдоль домов, как привидение. Но, приближаясь к президентскому дворцу, он понял, что вступает в район, забитый войсками Арипова. Темные улицы освещались фарами снующих туда-сюда грузовиков, лязгали гусеницы и ревели моторы танков и БМП, стучали ботинками перебегающие с места на место солдаты, там и тут раздавались резкие команды и редкие, пока одиночные выстрелы.

Костин остановился и нырнул в сплошную стену кустарника, окружавшего маленькую площадь с неработающим фонтаном. Накрывшись с головой курткой, он развернул карту и осветил ее фонариком. И тяжело вздохнул. По всему выходило, что добраться до посольства и правда будет чертовски трудно. На его пути находилась старинная крепость Аль-Фаттах, которую Арипов, как и его предшественники, использовал в качестве арсенала. Неудивительно, что вокруг так много войск. Армейские части, которые готовились встретить Рахимова в долине Пянджа, снабжались боеприпасами из этой крепости. Этим и объяснялось столь интенсивное движение грузовиков и бронетехники.

Некоторое время он вглядывался в карту, стараясь найти наиболее приемлемый, а значит, безопасный вариант обходного пути. И понял наконец, что на это придется потратить лишний час времени, но другого выхода не было. Он прислушался. И догадался, что его беспокоило в последнее время. Просто смолкла артиллерийская канонада, и наступила сравнительная тишина.

Юрий Иванович вынырнул из кустарника, огляделся по сторонам и быстро перебежал улицу, досадуя, что его кожаные туфли скрипят. Он завернул за угол, вновь огляделся и пошел, почти побежал в сторону от крепости.

Интересно, почему прекратился артиллерийский обстрел? В своей жизни он повидал немало боевых действий в Латинской Америке, в Африке и на Ближнем Востоке, поэтому научился не игнорировать подобные детали и делать из них выводы.

Прежде всего, орудия и ракетные установки несомненно принадлежали Рахимову. Он сам видел, как правительственная артиллерия безнадежно застряла на горном перевале. Пушки Рахимова стреляли, разумеется, не в воздух, а по живой силе противника. Теперь огонь прекратился, и это однозначно говорило о том, что силы оппозиции передвигаются, а то и атакуют войска Арипова, потрепанные артиллерийским обстрелом и ракетными ударами.

Подтверждением этому могли быть новые залпы. И если они прозвучат ближе, стало быть, наступление Рахимова проходит успешно.

Костин так увлекся рассуждениями, что чуть не налетел на армейский патруль. Лишь в последний момент успел юркнуть в тень. Патруль прошел мимо, и он с облегчением перевел дух. К тому времени, когда он почти добрался до посольства, ему удалось избежать встречи с тремя патрулями. Но это сильно задержало его, и, когда он достиг нужной улицы, было уже очень поздно. Но не это было самое страшное. Дорогу к посольству преграждал кордон из трех БМД[5], грузовика и нескольких десятков солдат, клацающих затворами автоматов и возбужденно размахивающих руками. Заграждения из мешков с песком, темные окна посольства, работающие моторы машин, крупнокалиберные пулеметы, смотрящие в сторону крохотного пятачка российской территории, гранатометчики с «мухами»… Все это говорило о многом, и в первую очередь о том, что посольство не охраняют от нежелательных эксцессов, его готовятся захватить. И Юрий Иванович снова ушел в тень.


Артур Ташковский был удачливым писателем.

Критики хвалили его. Он исправно получал различные премии и лауреатские звания. Его книги шли нарасхват и приносили приличную прибыль. Он рассчитывал на то, что доходы будут расти, поскольку реально оценивал свои возможности. Возможности, которые позволят ему жить так, как всегда хотелось жить, — ни от кого не завися, не надеясь ни на чье покровительство. И поэтому всеми силами он старался поддержать в глазах читателя тот образ, что когда-то скроил по собственному усмотрению и который рьяно культивировал с помощью литературных обозревателей и литагентов.

Свой первый роман «Капкан для недоноска» он опубликовал десять лет назад. В то время начинающий писатель носил скромную фамилию Ташков (Ташковским его «сделали» в издательстве, посчитав отцовскую фамилию неподходящей для обложки).

Иногда его статейки о том, как славно охотиться на шустрого хариуса где-нибудь на Алтае, или о том, какие чувства испытывает человек, встретившись с медведем на горной тропе один на один, печатались в «Комсомолке», но успех имели средний, и Артур жил впроголодь. Когда «Капкан» оказался первым в списке бестселлеров, никто не удивился больше, чем сам Артур Ташковский. Он знал, что вкусы читателей переменчивы и хорошо писать — это еще не все, — чтобы закрепить успех, нужно стать заметной фигурой на общественном небосклоне. Необходимо было превратиться в звезду.

И он решил подхватить мантию Джека Лондона, а если получится — и самого Хемингуэя и стать мужчиной из мужчин. Он охотился на сибирских медведей, кавказских кабанов и уссурийских тигров, ловил рыбу на Каспийском море, ходил под парусом на балтийских регатах и взбирался на вершины Памира и Кавказа, летал с геологами на вертолете и, как Хемингуэй, потерпел катастрофу, только в горах Таймыра, где впервые попробовал сырую оленью печень и пил стаканами теплую еще оленью кровь… И как ни странно, везде под рукой оказывались фотографы, или оператор с видеокамерой, или бородатый летописец с диктофоном на изготовку. И все эпизоды его бурной жизни тотчас озвучивались на телеэкране или попадали на страницы газет и журналов.

И лишь иногда ему становилось стыдно. Потому что на самом деле до Хемингуэя или Джека Лондона ему было далеко, как до звезды с красивым названием Альтаир. И медведи, м кабаны, и даже единственный тигр — в него он не сумел попасть с трех выстрелов — на самом деле были жалкими, затравленными животными. Как и тот марал, что доставили ему из заказника ради очередной серии фотографий и рогов, которых ему не хватало для охотничьей коллекции. Маралу только что срезали панты. Он смотрел на Ташковского огромными печальными глазами. И Артур впервые не смог выстрелить, ушел в охотничью избушку. И только через некоторое время сумел пересилить себя и сфотографироваться рядом с уже убитым оленем, на голове которого услужливые егеря исхитрились закрепить чужие рога.

Штурм горных вершин состоял в том, что его буквально вносили на вершину профессиональные, хорошо оплаченные альпинисты. А от сырой печени и крови его вытошнило за ближней ярангой, и после он целую неделю жил на одной минеральной воде… Вертолет же Артур ненавидел и залезал в него, только когда появлялась необходимость освежить в памяти читателей свой героический образ. Образ отчаянного, готового на все ради интересного материала писаки, батяни Арта, как прозвали его журналисты. Правда, рыбалку Ташковский любил и достиг в ней неплохих результатов. Но, несмотря ни на что, он все же был хорошим писателем, хотя и опасался, что скоро выдохнется и провалится с очередным романом.

Пока его образ соответствовал образу рыцаря без страха и упрека, пока его имя мелькало на страницах газет, а физиономия не сходила с телеэкрана, пока деньги текли в его кошелек, он был вполне счастлив и спокоен. Ему нравилось, что писателя Ташковского хорошо знают в обеих столицах, в аэропортах встречают журналисты, а то и первые лица маленьких областей и республик.

С его мнением считались, его порой цитировали, если дело касалось несложных экономических проблем или политических событий в России и даже за рубежом. Если случались недоразумения или затруднения, одно упоминание его имени избавляло Ташковского от неприятностей. Поэтому, когда он вновь оказался в тюрьме, это не особенно его огорчило. Ему и прежде приходилось попадать в милицию, как-то раз даже ночевать в заведении, которое сами милиционеры прозвали «обезьянником». Но заточение продолжалось самое большее несколько часов. Затем — чисто символический штраф, распитие бутылки коньяка с милицейским начальством, и конфликт благополучно завершался до очередной выходки Артура Ташковского. И сейчас, похоже, события развивались по раз и навсегда написанному сценарию.

— Хорошо бы выпить, — сказал он сердито, — но эти сволочи забрали мою фляжку.

Максим промолчал, продолжая осматривать камеру. Он предполагал, что прошло не менее часа с момента их ареста. Но только предполагал, так как часы вслед за паспортом перекочевали в карман одного из солдат.

Здание, где они находились, было старым, с каменными мощными стенами и железной дверью, без современных ухищрений. Единственное, затянутое решеткой, оконце находилось под самым потолком.

Даже встав на табурет, Максим с трудом дотянулся до него, а ведь роста он был немаленького. Он смог различить неясные очертания строений напротив и понял, что они находятся на втором этаже внутреннего здания бывшего КГБ Баджустана, расположенного недалеко от президентского дворца. Ему стало не по себе. Он знал, что здание и раньше, и при Арипове служило тюрьмой. Но Максим постарался не показать свою обеспокоенность. Он слез с табурета и спросил Ташковского: