Когда патруль скрылся за углом, Максим и Ксения продолжили свой путь к свободе. Теперь им предстояло спуститься по лестнице на первый этаж и преодолеть самое опасное место: большой вестибюль, где непременно должны стоять часовые. Конечно, если в этой армии есть что-то, подходящее под определение «дисциплина».

Ксения и Максим уже достигли лестничной площадки, когда их оглушил пронзительный вой сирен.

Тревога! Это было самым неожиданным и потому наихудшим вариантом в их положении.

Глава 24

Джузеппе никогда не жаловался на здоровье и внешне выглядел цветущим сорокалетним мужчиной. На самом деле ему было уже сорок шесть, он мечтал о достойной отставке и приличной пенсии, а также о том, что в конце концов успеет еще жениться на молодой женщине, которая родит ему не менее четырех сыновей и двух дочерей. Ровно столько детей было у его родителей, и он не хотел нарушать семейные традиции. И хотя Джузеппе был неплохим спортсменом, до сих пор играл в футбол и катался на горных лыжах, но переход по горам давался ему нелегко. Напоминало о себе простреленное ливийским террористом легкое и порванные еще в годы юности связки на правой ноге. Он задыхался и старался скрыть от Анюты, что ему все труднее и труднее карабкаться по каменистым кручам. Девушка давно опередила и его, и Галину Ивановну и, сжав губы, упорно шла к обозначенной ими цели — перевалу, за которым скрывалось высокогорное озеро Темирхоль.

Джузеппе знал, что там сохранилась турбаза, ныне не действующая и полуразрушенная, но сторож — его давний знакомый. Они надеялись добыть у него лодку с мотором за деньги, что еще оставались у Галины Ивановны. Хохлушка, похоже, смирилась с зависимым положением, больше не огрызалась и не спорила. В своей жизни она съела слишком много пирожков и печенья, теперь это выходило ей боком. Она едва тащила вслед за Джузеппе свое грузное тело на коротких ногах, но не отставала, лишь судорожно, как и он, ловила открытым ртом разреженный воздух высокогорья и жалобно подвывала, вторя ветру, привольно гуляющему над перевалами и снежными вершинами.

Несмотря на израненные ноги, Анюта держалась лучше всех. С четырех лет она занималась гимнастикой, к тому же была лучшей теннисисткой миссии. Ее тренированное, привыкшее к нагрузкам тело неплохо слушалось ее и не подводило, как того же Джузеппе или Галину Ивановну. Но вскоре и Анюта стала чаще останавливаться, чтобы захватить при вдохе больше воздуха, а ближе к ночи почувствовала, что у нее кружится голова: следствие того, что они уже больше суток не ели…

Двигаться к Темирхолю предложил Джузеппе. Он объяснил, что озеро вряд ли охраняется. По крайней мере, два месяца назад он побывал там, ловил форель в ручьях, сбегающих к водоему, и не заметил никаких блокпостов и пограничных застав. При хорошей погоде преодолеть озеро на моторной лодке не составляло труда — час-полтора, и ты на границе с Киргизией. А там уж дело второе, как объяснить киргизским властям, почему трое иностранных граждан решили спешно покинуть пределы Баджустана.

— А это далеко? — обеспокоенно спросила Галина Ивановна.

— Километров пятнадцать — шестнадцать до озера, и то если пойдем напрямик через перевал, а это почти три тысячи метров над уровнем моря, — пояснил Джузеппе. — Нам придется миновать километра четыре, а то и все пять плантаций хлопчатника. Они наверняка кишат дезертирами, а…

— …А у нас нет оружия, — мрачно закончила за него Анюта и с презрением посмотрела на Галину Ивановну. — По вашей милости мы лишились пистолета Джузеппе.

Та злобно сверкнула крохотными, заплывшими дурным салом глазками, но, удивительное дело, промолчала. Возможно, поняла, что ее недовольство и капризы чуть не стоили ей жизни. Она молчала, карабкаясь к гроту, когда ее не слишком вежливо подталкивали под зад. Молчала, когда пришлось спускаться вниз и никто при этом не подал ей руки. А она чуть не умерла от страха, почувствовав, как под ногами вдруг поползла глинистая стенка карьера.

Она молчала, потому что знала — придет ее время, и она покажет этим москалям (к ним Галина Ивановна автоматически причислила и Джузеппе), как издеваться и насмехаться над столь почтенной и уважаемой дамой. Такой она числилась в своем родном Николаеве.

Спуститься на дно карьера тоже предложил Джузеппе, поскольку сильно, и не без оснований, сомневался в альпинистских способностях Галины Ивановны. К тому же это было менее опасно, чем карабкаться по отвесным стенам вверх. К счастью, им удалось миновать встреч с солдатами и с излишне меркантильным часовым, который ушел из карьера в том же направлении, что и беглецы. Вскоре компания достигла главной дороги. Она была сейчас пуста, и лишь масса всяческого гражданского барахла и военного хлама, разбитые и сожженные остовы легковых автомобилей, пустые ящики из-под снарядов и даже горная пушка без замка, брошенная на обочине горе-вояками, подтверждали, что еще несколько часов назад по ней отступали сотни и сотни солдат армии Арипова.

Наполовину вытоптанные поля хлопчатника тоже обезлюдели. Но все же они передвигались по ним с большой осторожностью, пригнувшись и замирая при каждом подозрительном звуке. Джузеппе вел женщин к той самой низине, где они еще вчера выкопали себе убежище, в надежде, что там сохранились провизия и вода, прихваченные в «Мургабе».

Но в низине ничего не оказалось, кроме нескольких пустых консервных банок и пластиковых бутылок.

Один из окопчиков был небрежно закидан землей.

Анюта подошла к нему и отшатнулась, заметив, что из-под комьев сухой земли виднеются ноги в светлых кроссовках. Здесь нашел свое последнее пристанище владелец ночного клуба Аскер Масхатов.

Джузеппе подошел к ней и страдальчески скривился. Он тоже заметил кроссовки и, хотя неимоверно устал, принялся нагребать на могилу холмик земли. Анюта пришла ему на помощь. Галина Ивановна в низину не спустилась, а с испуганным видом наблюдала за их занятием.

Они обложили могильный холмик камнями и листьями хлопчатника и отошли в сторону. Джузеппе первым прервал скорбное молчание, пробормотав что-то по-итальянски или по-латыни. Анюта не поняла и переспросила. Он с горечью перевел фразу на русский язык:

— Сначала мы копаем ямы, а потом в них умираем. — Он наклонил голову и прислушался. — Кажется, сражение продолжается, или нет?

— Трудно сказать. — Анюта тоже прислушалась к отдаленным звукам канонады. — По-моему, стреляли реже, или мы просто привыкли к пальбе?

— Если Арипов потерпит поражение, его войска откатятся на прежние позиции, и мы закончим тем, с чего начали.

— Давайте уйдем поскорее отсюда, — подала голос Галина Ивановна. — Здесь так ужасно!

Еще бы, подумала Анюта, здесь из-за тебя убили человека.

Через несколько минут они поднялись из лощины и направились на север. Хотя солнце уже почти скрылось за горами, духота не исчезла, и вскоре их одежда насквозь промокла от пота.

Но часа через два солнце скользнуло за дальние хребты, сразу стемнело и заметно похолодало. Джузеппе предложил найти убежище между камней, чтобы дождаться рассвета. Он вырос в Итальянских Альпах и знал, как опасны горы днем, а ночью — тем более.

К счастью, из-за гор выглянула луна. И они опять пошли, гораздо медленнее, чем днем, но все же каждый шаг приближал их к озеру. Неожиданно Джузеппе остановился и прошептал:

— Тише! Кишлак!

И правда, с трудом, но они различили среди камней несколько глинобитных, словно ласточкины гнезда, прилипших к скалам строений, чьи крыши были двориками для других хижин, расположенных выше по склону. Они подошли ближе, все время прислушиваясь и озираясь по сторонам.

— Давайте посмотрим, нет ли здесь воды, — предложила Анюта.

— Давайте, — согласился Джузеппе, и они зашли в одну из лачуг. Пустая. Голые стены, земляной пол, непременная глиняная печь с давно остывшими углями. Они заглянули в крошечную каморку, служившую кладовой. Но там тоже было шаром покати. Другая лачуга оказалась и вовсе разграбленной.

Неизвестно кто вел себя по-варварски: разворотил печь, выбил единственное окно… Они вышли наружу, и Джузеппе сказал, окидывая окружавшую их картину запустения разочарованным взглядом:

— Жители бежали отсюда. Они либо забрали все с собой, либо схоронили свои пожитки где-нибудь под камнями.

— Они убежали от войны, — вздохнула Анюта, — но сюда солдаты придут не скоро, а внизу их, как собак нерезаных…

— Возможно, они ушли в Афганистан, — Джузеппе кивнул на дальние перевалы, — это все-таки лучше, чем погибнуть от ракет Рахимова.

— Кто его знает, что лучше, что хуже, — вздохнула Анюта. Взгляд ее упал на небо. Мелкие звезды затянуло редкой пеленой облаков, но крупные были еще видны, но не мерцали, а светились тусклыми пятнышками. Луну тоже окружало сизое марево, похожее на дым дальних пожарищ. И Анюта и Джузеппе знали из своего опыта жизни в Баджустане, что означает подобная дымка. На горы надвигалась гроза, и, хотя она несла с собой ливень, то есть долгожданную воду, это их не обрадовало. В разной степени, но они испытали на себе, что такое гроза и ливень в горах. Огромная масса воды с ветром и градом обрушивалась на Баджустан. Немногочисленные реки тотчас превращались в беснующиеся потоки, которые сметали все, что встречалось им на пути: камни, деревья, здания, мосты, плотины… Подобные грозы случались крайне редко здесь — раз или два за последние несколько лет, но они были чрезвычайно опасны, приводили к человеческим жертвам и расценивались не иначе как стихийное бедствие, сравнимое разве что с землетрясением.

Через час беглецы миновали небольшое плато и, как сказал Джузеппе, были почти в двух шагах от Темирхоля. Им оставалось перевалить скалистую гряду, чтобы увидеть озеро. Но ветер из сильного превратился в шквалистый, луна скрылась за плотной массой облаков, и стало так темно, что порой они не различали, что творится рядом с ними.

Дождь еще не начался, и они шли почти вплотную друг к другу. Джузеппе шел первым, почти на ощупь, следом Галина Ивановна, а замыкала шествие Анюта. Они брели уже наугад, доверяя лишь своему проводнику, который прежде нащупывал рукой, куда следует ступить. Ветер крепчал. И под его порывами то одна, то другая женщина теряли равновесие и падали, давая начало лавине из пыли и мелких камней.

Казалось, прошла вечность, прежде чем они вскарабкались на вершину гряды. Но Темирхоль не увидели. Озеро закрывало одеяло из облаков, которые теперь лежали гораздо ниже их. Луна, зависнув над одним из горных пиков, озаряла все вокруг мертвенно-бледным светом. И Анюта вдруг представила, что таким должен выглядеть лунный пейзаж: мрачным, холодным, без малейших признаков жизни…

Но ветер напоминал, что они на земле. Он становился все холоднее и безжалостнее.

— Нужно… спуститься, — прокричал Джузеппе сквозь завывание ветра. — Нельзя… оставаться… — Порыв ветра ударил ему в лицо, и он закашлялся, согнувшись в три погибели.

Они двинулись вниз, с трудом преодолевая яростные, валившие с ног порывы ветра. Воздух был пронизан неестественным желтоватым светом, настолько густым и плотным, что его, казалось, можно было потрогать руками. Ветер взвивал вверх и крутил столбы пыли, которая забивала глаза, нос, глотку, хрустела на зубах. Внезапно облака под ними расступились, и путники увидели далеко внизу отливающую свинцовым блеском огромную водную поверхность.

— Темирхоль, — выдохнули одновременно Анюта и Джузеппе.

Галина Ивановна опустилась на камни и впервые за последние несколько часов пожаловалась, что проклятые туфли сведут ее с ума.

Озеро освещалось тем же омерзительным светом, что и все вокруг, но один вид его словно придал им второе дыхание, и они продолжили спуск.

Ветер немного утих — дал им временную передышку, позволив оглядеться вокруг.

— Пожалуй, нам не стоит пока идти к озеру.

До него километра три или чуть больше. До дождя мы все равно не успеем, так что следует поискать убежище и передохнуть. — Джузеппе вытянул руку в сторону двух скальных «жандармов»[7], возвышавшихся над серыми языками каменных россыпей. — Вон там, кажется, есть что-то похожее на укрытие.

Неподалеку под скальным карнизом у основания ближнего к ним «жандарма» действительно виднелась выемка, выбитая в скалах ветрами, солнцем и водой. Они подошли к ней и начали спускаться по камням, пока не нашли подобие небольшой пещеры, где с трудом, но разместились.

И здесь силы покинули Джузеппе. Три ночи он провел без сна и держался лишь за счет силы воли и чувства долга, понимая, что нужно спасти женщин. Теперь, когда им ничто напрямую не угрожало, его сердце восстало против насилия, которому подвергалось последнее время. Острая боль пронзила грудину, лицо посерело. Анюта в тревоге схватила его за руку. Пульс итальянца едва прощупывался.

Крупные капли пота выступили у него на лбу, но у Джузеппе не было сил их вытереть.

— Что, что с тобой, Джузеппе? — Анюта в панике принялась шарить у себя в карманах, нашла пузырек с аспирином и заставила итальянца проглотить две таблетки, прекрасно понимая, что подобная помощь — лишь слабое утешение в их незавидном положении.