Официант принес шейкер, а также все нужные для коктейля составляющие. Костин достал из нагрудного кармана блокнот и быстро произнес по-испански нечто рифмованное. Максим отвел взгляд. Костин смотрел на него в упор и, кажется, ждал ответной реакции на стишок. Не дождался, и только тогда перевел четверостишие на русский:


Кислому — доля,

Сладкому — две,

Крепкому — три,

Четыре — воде.


— Это, конечно, условно, но близко к истине.

Кислое — лимонный сок, сладкое — сироп, крепкое — ром. Обычно я предпочитаю свой любимый, с Мартиники. Но сойдет и ямайский. Воду лучше взять минеральную, только не соленую. А пропорции, как вы помните, — в стишке.

Костин перелил полученную смесь из широкой серебряной чаши в шейкер и несколько раз энергично встряхнул его, потом разлил коктейль по бокалам.

При этом он загадочно улыбался и не сводил глаз с Анюты. Но тост произнес неожиданный:

— За двадцатое августа! — и, подняв бокал, подмигнул Максиму.

— Если вы когда-нибудь окажетесь на Антильских островах, Анюта, — выдавил сквозь зубы Максим, — вам изготовят подобный коктейль в любом баре. Там столько рома, что за него даже не берут денег — только за лимон и сироп.

— Ты бывал на Антилах? — удивилась Анюта.

Максим не ответил, лишь поднес бокал к носу.

— Пахнет замечательно. Мулатками и кокосами.

Костин рассмеялся:

— А мне иногда кажется, что ром пахнет старыми валенками.

— Почему ты ни разу не сказал мне, что тоже умеешь делать этот коктейль. — Анюта с интересом посмотрела на Максима.

— Меня никто об этом не просил. — Максим поднял свой бокал, не обращая внимания на соломинку в нем. — Двадцатое августа ваш день рождения, господин Костин?

— Будем считать, что так, — улыбнулся тот одними глазами. — Вижу, вы предпочитаете русские традиции пития. — И, не дожидаясь ответа, вытащил соломинку из бокала и сделал несколько быстрых глотков.

Максим последовал его примеру, но Анюта предпочла попробовать коктейль через соломинку.

— Замечательно, — воскликнула она восторженно, — очень вкусно и пьется мягко.

— Мягко-то оно мягко, но это, крепкий напиток, — заметил Костин, — нужно совсем немного, чтобы отключиться полностью.

— Что ж, хорошее начало для вечера, — улыбнулась ему Анюта. — Теперь даже ночной клуб покажется более привлекательным. — Она посмотрела на Максима:

— Ты давно обещал сводить меня туда.

— Тогда нам придется остаться там до конца комендантского часа. Патрули никого не выпустят на улицу.

— В компании таких мужчин любая ночь не страшна, — кокетливо повела глазами Анюта, и Максим окончательно разозлился. И как ему не удалось сразу разглядеть в этой смазливой девице с ясными голубыми глазами самую обыкновенную шлюху, готовую броситься на шею любому, кто на этот момент выглядит более солидно и уверенно. Анюта искала приключений, и она их получит!

До наступления комендантского часа оставалось совсем немного времени, и они поехали в «Шехерезаду», единственный ночной клуб Ашкена, владелец которого азербайджанец Аскер Масхатов добился, наверняка за огромную взятку, разрешения работать даже в комендантский час, при условии, что его клиенты не будут шляться по ночному городу. До поры до времени ему удавалось соблюдать условия игры, тем более что среди завсегдатаев клуба наблюдались оба сына и зять президента.

Они вошли в прокуренную, тускло освещенную залу. Из ее глубины кто-то махал им рукой. К своему удивлению, Максим узнал Аликпера Садыкова в компании с незнакомым ему крупным человеком в светлом европейском костюме. Судя по тому, как дружно и быстро они на пару с Аликпером покончили с графином водки и потребовали добавки, незнакомец был не иначе как соотечественник Максима.

Им с трудом удалось отыскать свободный столик, покрытый несвежей скатертью. Аскер умело сочетал среднеазиатскую экзотику с минимумом услуг и самыми высокими в городе ценами. Но здесь была хорошая кухня, неплохой выбор напитков и живая музыка, поэтому хозяину прощались и грязь, и запредельные цены.

Пока Костин делал заказ, достаточно свободно общаясь с официантом на его родном наречии, Максим пригласил Анюту потанцевать. Раньше они с удовольствием танцевали друг с другом, но сейчас были слишком скованны и часто не попадали в такт.

Оба чувствовали напряженность и молчали. Первой не выдержала Анюта и, кивнув в сторону собутыльника Садыкова, спросила:

— Узнаешь?

Максим пожал плечами. В сущности, ему было все равно, с кем Аликпер надирается до поросячьего визга. А судя по громким, пронзительным голосам, доносящимся со стороны столика, который оккупировала неприятная ему компания, они были в двух шагах от цели.

— Ты не знаешь, кто это? — поразилась Анюта. — Это же Ташковский. Артур Ташковский. Писатель.

Его все знают. Как-то раз мы летели с ним одним рейсом до Ташкента. — Она поморщилась. — Гадкая личность!

— Слышал о таком, — сухо произнес Максим.

Анюта была права. Имя Артура Ташковского было известно по всей России и даже за ее пределами. Само собой подразумевалось, что он хороший писатель. Но Максим не читал его произведений и не мог судить об этом. Во всяком случае, критики считали Ташковского талантливым, и у Максима не было никаких оснований сомневаться в их суждениях. Он посмотрел на Анюту.

— Костин, по-моему, не кажется тебе гадким?

— Нет, он мне нравится. Этакий вежливый тихоня, но себе на уме, ты не находишь?

— Где вы познакомились?

— Два года назад, в Таджикистане. Он приезжал в Хорог с комиссией ООН. Честно сказать, я так и не поняла, чем он конкретно занимается. — Анюта вздохнула. — Мы встретились с ним в «Бартанге» совершенно случайно, и он первый узнал меня.

— У вас был роман?

В глазах Анюты зажегся озорной огонек.

— Что такое, Максим? Да ты никак ревнуешь?

— Может быть. Если, конечно, мне стоит кого-то ревновать.

Анюта опустила глаза и слегка побледнела. Теперь оба чувствовали еще большую неловкость и облегченно вздохнули, когда музыка закончилась. Они направились к столику, но тут Анюту подхватил один из сотрудников миссии — врач из Милана, Джузеппе.

— Анюта, спасите одинокого итальянца, — на сносном русском весело прокричал он и стремительно увлек ее за собой на свободное пространство, которое вновь заполнили танцующие пары.

Погрустневший Максим присоединился к Костину.

— Сильная штука. — Костин поднял одну из бутылок и разглядывал ее на свет. — Хотите?

Максим кивнул и принялся смотреть, как тот наполняет бокал.

— Вы здесь по делу? — спросил он угрюмо, подвигая бокал к себе.

— Упаси боже! У меня набралась неделя отгулов, и, поскольку я оказался неподалеку, в Ташкенте, решил завернуть сюда.

Максим взглянул прямо в хитрые глаза своего визави и подумал, что его слова мало смахивают на правду. И похоже, он совершенно не заботится о том, поверят ему или нет. Но решил промолчать.

— Конечно, я понимаю, что условий для отдыха здесь никаких, — прервал паузу Костин, — но думаю съездить на озера, поохотиться на уток.

— В Подмосковье это безопаснее и дешевле. — не сдержался Максим.

— Полностью с вами согласен, но я могу не успеть, а здесь сезон открывается через несколько дней.

Двадцатого августа.

Максим бросил на него быстрый взгляд и тут же отвел глаза. Костин смотрел слишком безмятежно, чтобы заподозрить его в подвохе. Мужик, видно, зациклен на охоте и ждет не дождется открытия сезона, дабы отвести душу. Иначе не повторил бы дважды эти слова. Двадцатое августа. В прошлом они слишком много значили для Максима.

— Я тут встретил знакомых ребят с российской военной базы. Насколько я понимаю, их здесь недолюбливают, но командующий пообещал выделить бронетранспортер для поездки на озера.

— Ну, это круто! — усмехнулся Максим. — Утки золотыми окажутся.

— Ничего страшного, — махнул рукой Костин, — раз в год можно немного отпустить тормоза. — Он наклонился к Максиму. — Мне рассказывали, что Арипов еще тот парень и проводит очень жесткую политику, не задумываясь о средствах. Не боязно было с ним общаться?

Максим поднял голову и в упор посмотрел на собеседника:

— Я свое отбоялся лет этак пятнадцать назад. Поначалу меня, конечно, шокировали его методы, но потом я решил, что мое дело — сторона. К слову сказать, российские военные не вмешиваются в его дела, а он не вмешивается в их. Видно, имеется какое-то соглашение по этому поводу. Были, правда, кое-какие инциденты, но командующий принял быстрые и решительные меры.

— Каким образом… — начал было Костин, но его вопрос потонул в шуме, возникшем за их спинами.

Они оглянулись и увидели нависшую над ними по-бычьи тяжелую фигуру Ташковского. Он смотрел на Костина.

— Не ожидал тебя здесь увидеть, — проревел он, ничуть не заботясь, что его голос перекрывает шум в зале. Казалось, он просто не в состоянии говорить тише, может, оттого, что был изрядно навеселе.

Ташковский, указывая пальцем на Костина, обошел вокруг стола, словно хотел получше того разглядеть.

Некоторое время он стоял, тупо уставившись на него, потом снова взревел:

— Точно узнал. Ты один из тех нахалов, которые разделали меня под орех, когда вышла моя «Матерая волчица». Я твое лицо никогда не забуду. Ты тот самый придурок, кто пил мой коньяк на презентации, а потом всадил мне нож в спину своей долбанной рецензией!

— Насколько помню, в тот день я ничего не пил, — невозмутимо заметил Костин.

Ташковский шумно выдохнул:

— Надеюсь, тебе никогда больше не придется жрать водку в моей компании. Я сам выбираю друзей! — Он поднял руку, и Максим тут же вскочил на ноги.

— Сядьте, вы, оба! — Костин резко потянул Максима за рукав. — Не валяйте дурака!

— А ну вас на… — пробормотал Ташковский и провел ладонью по лицу. Он повернулся, наткнулся на стул и, пошатываясь, направился в сторону туалета.

— Мерзкий тип, — заметил Костин. — Весьма сожалею.

Максим поднял упавший стул.

— Вы что, правда журналист?

— Нет. Но лет пять назад мой друг, обозреватель одной известной газеты, заболел гриппом и попросил написать вместо себя небольшой отзыв на этот роман. Я, конечно, не литературный критик и высказался достаточно прямолинейно. К тому же указал автору на целый ряд досадных ошибок и неточностей, что его, естественно, очень сильно задело.

— И вправду очень неприятный тип, — буркнул Максим и сел, придвинув к себе бокал с недопитым содержимым.

— Но самое смешное, — продолжал Костин, — он действительно хороший писатель. И мне нравится, как он пишет. И критики совершенно справедливо его хвалят. Хуже другое. Они называют его русским Джеком Лондоном! Но мантия Джека ему не по плечу. Даже нельзя сравнивать. Тут совершенно другое… Возможно, я не вполне это понимаю…

Только и слышишь: русский Сидни Шелдон… Русский Хейли… Человека чуть ли не уличают в подражательстве, а он этим страшно гордится, на этом строится реклама… И всем наплевать, что личность перестала быть личностью, индивидуальность уже не в цене, потому что…

Говорил он сердито и быстро, но не закончил речь. К столику вернулась Анюта и пригласила Костина на танец. Максим отметил, как посветлело и оживилось ее лицо, когда рука Костина легла на ее талию, и решил, что пришла пора уходить. По-английски, не прощаясь…

По дороге в гостиницу недалеко от городской центральной площади он едва не попал в руки патруля. Затем ему преградила путь колонна военных грузовиков. За ней промаршировал батальон пехотинцев в камуфляже, изнемогающих под полной боевой выкладкой. Их смуглые лица лоснились от пота и в тусклом свете уличных фонарей сияли, как хорошо начищенные ботинки.

Что-то назревает, подумал Максим обеспокоенно. Ребята вооружены до зубов. Неужели новый переворот? Может, Аликперу в эту ночь будет не до него? Но он тут же отогнал от себя эту мысль, как самую опрометчивую на данный момент. Садыков свое не упустит!

Богуш огляделся по сторонам. Большая площадь, прилегающая к президентскому дворцу и в дневное время буквально запруженная народом, теперь была пуста. Лишь кое-где виднелись тройки военных патрулей, да по периметру расхаживали люди в штатском — агенты секретной службы Фархата Арипова.

Обычная разноголосица толпы сменилась тупым стуком солдатских ботинок по асфальту. Все кафе, магазинчики, многочисленные киоски были закрыты, окна зашторены, оттого и площадь выглядела темной и угрюмой. На фасаде президентского дворца не светилось ни единого огонька, и Максим подумал, что все это очень напоминает российские города в войну, естественно, какими он видел их в кино: шторы затемнения на окнах, а на улицах мерный солдатский шаг. Не хватало только прожекторов, шарящих по небу в поисках вражеских самолетов, а в остальном было очень похоже, что он попал в прошлое, лет этак на шестьдесят назад.