Она тоже встала с камня и подошла к Анюте. Некоторое время женщины вглядывались в темную полоску гор на севере, где они могли совсем скоро найти спасение.

Анюта нарушила молчание первой:

— Я думаю, пора устроиться в одном из домиков.

Наши могут появиться только…

Она не успела договорить. Медленно, очень медленно в том месте, где за скалами скрывалась перемычка, в небо поднялась гигантская, пронизанная всполохами пламени и черными пятнами дыма, бурая стена земли вперемешку с камнями и обломками деревьев. И следом на них обрушился грохот взрыва. Вода в озере всколыхнулась…

— Они взорвали! Взорвали! — обхватив голову руками, исступленно кричала и рыдала Анюта. — Наши не успели!

Ташковский и Ксения потрясение молчали. Анюта, присев на корточки, уткнулась головой в колени и, покачиваясь, продолжала рыдать в голос.

Прошло минут десять. Они с тревогой всматривались в горизонт, который закрывала зависшая в атмосфере туча песка и пыли.

Наконец, Ташковский покачал головой:

— Нет, кажется, взрывов больше не будет. Этот случился или по вине наших саперов, или «беркуты» исхитрились взорвать только один фугас. Иначе прогремело бы несколько взрывов подряд.

— Но мы совсем не слышали стрельбы. Почему они не стреляют? — Ксения побледнела, руки ее дрожали.

— И хорошо, что не стреляют, — улыбнулся Ташковский, — значит, все ребята вернутся сюда живыми.

— А взрыв? — не сдавалась Ксения. — Они могли подорваться!

— Что вы с ума сходите? — Анюта пришла в себя и недружелюбно посмотрела на Ксению. — Что вы всполошились? Максим и Юрий Иванович свое дело знают.

Но Ксения уже не слушала ее. Ее сердце разрывалось на части от дурных предчувствий. Она ощущала, что должна быть вместе с Максимом. Сейчас!

Немедленно! Иначе произойдет что-то страшное, чего она никогда себе не простит.

— Все! Я иду туда! — сказала она решительно. — Я не могу сидеть здесь, как глупая курица, и дожидаться, чем все это закончится. — Она кивнула в сторону пыльной тучи, которая расплылась над горизонтом и медленно удалялась в сторону Киргизии.

— Не глупите, — строго сказал Ташковский, — вы только помешаете парням или себя погубите.

Смотрите, уже темнеет. Куда вы пойдете на ночь глядя?

— Я отвечаю за свои поступки, Артур. — Ксения застегнула курточку. Правда, на ней в живых осталось только две пуговицы, но это позволило ей унять дрожь в пальцах. — Вы оставайтесь, а я ухожу.

— Я с вами, — неожиданно поддержала ее Анюта, — я сойду с ума, если придется просидеть здесь целую ночь. Я не думаю, что там случилось что-то серьезное.

— Ну и ну, — Ташковский как-то скорбно улыбнулся, — получается, я среди вас единственный трус.

Женщины решительны и целеустремленны, а мужчина решил отсидеться в кустах.

— Вас никто ни в чем не обвиняет, Артур. — Ксения положила ему руку на плечо. — Вы — настоящий мужчина. Ваша осторожность вполне объяснима. Но сами понимаете, нам придется идти по камням, преодолевать скалы. С вашими руками…

— Дались вам мои руки, — рассердился Ташковский. — Нормальные руки. Почти не болят. Вы про них не вспоминали, когда я таскал вашу камеру! А теперь твердите, как испорченная пластинка: «Ваши руки! Ваши руки!» Я сам отвечаю за свои руки!

— Господи, Артур! — засмеялась Ксения. — Я не знала, что вы такой ворчун! Но, как я понимаю, вы испугались, что мы оставим вас одного.

— Я испугался? Я… — Артур понял, что она шутит, и тоже улыбнулся с явным облегчением. — Мне стыдно, что я ничем не могу вам помочь. Но я не буду обузой, обещаю.


Они двигались уже больше часа. Солнечный диск, красный и огромный, просвечивал сквозь пыльное облако, которое изрядно уменьшилось в размерах и расплылось над горизонтом грязной лентой. Пройдет совсем немного времени, и в горах окончательно стемнеет.

Огромные камни, шуршащие под ногами, как змеи, осыпи, скользкие одиночные скалы то и дело преграждали им путь и мешали двигаться с той скоростью, на которую они рассчитывали. Анюта и Ташковский держались молодцом. Ксения тем более не желала пасть в грязь лицом. До поры до времени им удавалось достаточно благополучно миновать преграды. И они очень обрадовались, когда вышли на дорогу В былые времена она, видимо, связывала турбазу с остальным миром, но сейчас пришла в запустение и во многих местах размыта недавним ливнем, засыпана камнями.

Но все это было детскими игрушками по сравнению с препятствием, которое они встретили уже на подходе к перемычке.

Ручей, который в обычное время был бы вряд ли заметен, сейчас превратился в бушующий поток. Стало это следствием ночных катаклизмов или прозвучавшего недавно взрыва, пробившего брешь в теле перемычки, для них роли не играло. Мост через ручей представлял собой жалкое зрелище.

Ксения посмотрела вниз. У нее перехватило дыхание. Вода достигала настила и неслась прямо под мостом. Она билась и колотила в его сваи с такой силой, с такой дикой яростью, что он весь трясся как в лихорадке, и, казалось, готов был рухнуть в любой момент. Проезжая часть моста заметно накренилась, а на опорных балках и сваях видны были свежие трещины.

Анюта стояла рядом и тоже смотрела на беснующуюся воду. Наконец она повернула голову и взглянула на Ксению.

— Ну что, пройдем? — Она говорила громко, стараясь перекричать рев потока.

— Пошли. — Ксения махнула рукой Ташковскому:

— Давайте бегом!

Они ступили на настил и осторожно двинулись на расстоянии вытянутой руки друг от друга в сторону противоположного берега. Но не успели еде дать и десятка шагов, как раздался долгий, зловещий треск. Тело моста содрогнулось, и он накренился так, что они вынуждены были схватиться за руки и остановиться, чтобы не потерять равновесие.

— Быстрее! Быстрее! — истошно закричала Ксения. Они бросились вперед. И перевели дыхание только когда ноги коснулись твердой поверхности берега. Но в тот момент, когда их компания, как взмыленная тройка лошадей, вылетела на дорогу, сзади раздался оглушительный грохот. Сначала им показалось, что взорвался очередной фугас. Они оглянулись. В том месте, где только что находился мост, ничего не было. Снизу доносились треск и хруст перемалываемых страшной силой воды свай и досок.

Но женщины и Ташковский вновь поспешили по дороге. Она забирала выше и выше, пока не пропала среди очередного и вовсе страшного завала. В одну кучу здесь смешало деревья, камни, спекшуюся под солнцем чуть ли не в железобетон глину. Они пробирались сквозь эту страшную мешанину, воняющую чем-то отвратительным, едким и кислым одновременно, уже в одиночку, стараясь не упускать друг друга из виду. В горле першило, хотелось пить. Но под ногами лишь кое-где чавкала грязь, воды же не было.

— Ксения, вы знаете, что это такое? — Ташковский, задыхаясь, догнал ее. Его лицо было красным от напряжения, но глаза возбужденно блестели.

— Что? — Она остановилась, радуясь минутной передышке, и вытерла пот со лба рукавом. — Оползень?

— Здесь прогремел взрыв, который мы видели с берега, — произнес торжественно писатель. — Значит, наши где-то поблизости. Думаю, тут рядом должна быть воронка… — Он огляделся по сторонам. — Ага, вон она…

Он потянул ее за руку.

— Постойте, — Ксения почувствовала, как тошнота подступает к горлу. — Но ведь наши могли здесь взорваться? Может, Зайнулла специально вывел их на это место? Мы ведь не слышали стрельбу?

Ташковский остановился как вкопанный и растерянно огляделся по сторонам.

— Я как-то об этом не подумал.

— К тому же здесь могут быть другие фугасы, — сказала, подходя к ним, Анюта.

— Сами по себе фугасы безопасны, — торопливо успокоил их Ташковский, — я где-то читал, что они приводятся в действие подрывниками…

— Нам от этого не легче. — Анюта хмуро посмотрела на него. — Давайте убираться отсюда, да поживее!

— Но куда? — Ксения развела руками. — Нам эти завалы за день не пройти, а уже темнеет…

— Я ведь говорил, что вы поступаете неосмотрительно, — проворчал Ташковский. — Честно сказать, я не представлял, что здесь можно заблудиться. И самое печальное, что ребята не поймут, куда мы подевались, и бросятся нас искать.

— Да, я признаю, что мы поступили крайне опрометчиво, — вздохнула Ксения. — Но теперь ничего не остается, как переждать ночь в этом кошмаре.

Возможно, мы не успеем взлететь на воздух до утра.

— А я представляю, как нам завтра попадет. Я знаю Костина. Он не позволит нам уйти от наказания, — усмехнулась Анюта — Я готова стерпеть даже кнутом по спине, — сказала Ксения сквозь зубы, — лишь бы они были живы. Остальное приложится.

Компания остановилась на краю воронки. Их поразила даже не ее глубина, а то, что рядом сохранилось дерево. Оно стояло чуть наклонившись, скорбно вздев к небу сучья без единого листика, с ободранной корой.

— Смотрите, девочки, — Ташковский улыбнулся, — мне кажется, дерево чем-то похоже на нас. Буря пронеслась, землетрясение, взрыв рванул, а оно стоит и хоть бы хны. Это, я вам скажу, — наша порода!

Он подошел к дереву и попытался обхватить его руками, но оно вдруг стало крениться набок.

— Артур! Назад! — закричали в голос Анюта и Ксения. Писатель уже успел отскочить в сторону, но поскользнулся и поехал вместе с землей вниз по склону. Дерево же продолжало клониться вниз. Обнаженные корни ломались, как спички, и вырывались из почвы. Наконец оно упало, выворотив корнями тонкий пласт земли и несколько камней.

Возможно, дерево так и осталось бы лежать, нависнув над воронкой своей изувеченной кроной. Но потревоженная Ташковским почва продолжала ползти вниз, захватывая новые и новые участки склона. И дерево, неожиданно превратившись в ужасный таран, пошло прямо на Ташковского.

Женщины кричали не переставая. Артур, услышав шум и треск, оглянулся. Ноги застревали в рыхлой почве, и он не успел увернуться. Рванувшись вбок, Ташковский упал и скрылся среди камней.

Забыв обо всем, Ксения бросилась к нему. Дерево в этот момент настигло их обоих, и ветвь ударила ее по голове.

Анюта видела, как Ксения зашаталась, схватилась руками за голову и повалилась навзничь. А дерево, треща ветвями и сучьями, рухнуло на нее.

Ксения почувствовала страшную боль в нотах.

Весь мир завертелся вокруг нее огненным колесом.

Потом все звуки, набатом гудящие в голове, стихли, огненное колесо превратилось в красное, потом в серое… Густая черная пелена накрыла ее. Женщине показалось, что она со страшным свистом летит куда-то вниз. Словно огромные створки дверей разошлись и вновь захлопнулись за ней… И все исчезло…

В первый момент Ташковский тоже не понял, что произошло. Он слышал крики Анюты и Ксении. И в то же мгновение его бросило на землю и понесло куда-то вниз со страшной силой. Он не сразу пришел в себя после падения. Его привели в чувство крики. Он ясно различал голос Анюты.

Рядом Ташковский увидел груду камней и кучу изломанных, перепутавшихся сучьев.

— Ксения! Артур! — надрывалась откуда-то сверху Анюта. — Вы живы?

Он откликнулся.

— Артур, посмотрите, где Ксения? — закричала опять Анюта.

— С вами все в порядке? — спросил сверху мужской голос. И он узнал голос Костина.

— Жив! Жив! Я жив! — закричал он ликующе. — А что у вас?

— Все в порядке! — ответил теперь уже Максим.

И требовательно спросил:

— Вы видите Ксению?

— Нет, но… — Ташковский осекся. Прямо перед глазами из-под кучи ветвей и камней виднелась нога Ксении в изодранных джинсах. Она была в крови.

— Здесь она, здесь. — Артур бросился к дереву.

Забыв о боли в руках, он тщетно пытался поднять ствол, под которым лежало неподвижное женское тело. Но его сил было недостаточно. И наверное, впервые за многие годы Артур Ташковский заплакал навзрыд.

Вниз по склону бежали люди. Его мягко отстранили и усадили на камень. Ташковский слышал громкое дыхание, какие-то команды, треск сучьев, возбужденные возгласы.

Наконец кто-то радостно закричал:

— Жива! Жива! Дышит!

И тогда закоренелый атеист, циник и эгоист Артур Ташковский осенил вдруг себя крестом и прошептал разбитыми при падении губами:

— Слава Тебе, Всевышний, за доброту Твою и участие! За спасение и милосердие!

Он проводил взглядом высокую мужскую фигуру. Максим Богуш поднимался вверх по склону с Ксенией на руках. И подумал, что война для Ксении закончилась. Но закончилась ли она для него самого и для тех, кто стоял сейчас на краю воронки и смотрел, как поднимается наверх Максим со своей самой дорогой для него ношей на руках? И губы непроизвольно прошептали:

— Аминь!

Эпилог

Максим сидел на ступеньках крыльца и смотрел на огромную кучу березовых дров. Он их рубил с самого утра, но все равно оставалось несколько чурок, которыми он решил заняться завтра. Весь день стояла невыносимая, необычная для мая жара. Мать вздыхала и охала. Соседки наперебой предсказывали засуху, и она беспокоилась, что Максим опять уедет и не успеет починить электронасос, единственный помощник при поливе огорода.