Лили окунула нос в пуховку для пудры и тщательно распылила ее, надела бледно-зеленое платье — любимый цвет Файи, задрапировала на бедрах, по моде, длинную полоску кисеи подходящего оттенка. Когда она выбирала жемчужное ожерелье в тон макияжа, Нарцисс начал плеваться.

— Ты не любишь этот дом, — прошептала Лили. — Но еще больше тебе не понравится мой посетитель… Вентру! Ты всегда терпеть его не мог. Как и я. Как и Файя, наверное…

Кот злобно посмотрел на нее и тут же, как обычно, быстро переменив настроение, подошел потереться о вышитый шелк. Она хотела его погладить, но он вдруг выгнулся и его шерсть встала дыбом.

Вдалеке ей послышался звук мотора. Лили замерла на несколько мгновений на верху лестницы — тишина — и вернулась к трельяжу. Ей стало немного страшно. Она открыла сумочку, вынула оттуда маленький револьвер с перламутровым отблеском, с которым никогда не расставалась, и спрятала его под складками пояса, опять вспоминая о Файе. Было бы той страшно? Лили знала ответ. Нет, Файя отважно выходила на битву с мужчинами, понимая, насколько та была неравной. Только десять лет назад враг мог быть нежным и благородным. Вкус к жизни — это настоящее искусство наслаждения и знание, как продлить удовольствие, и это свойство покинуло людей после войны. Лихорадочные метания последних лет всех ожесточили, время настоящих влюбленных прошло. В тех дворцах, где раньше привычно царили кокотки, спали теперь изнуренные жестокостью самцов эксцентричные светские женщины, павшие княгини или актрисы с именами, лживыми, как и у нее, — создания из обычной пленки, дочери тьмы и вранья, которых называли звездами. Будучи такой звездой, Лили Шарми прекрасно понимала, что стала лишь смутным спутником исчезнувшей танцовщицы, бледным напоминанием о ней. Она была подобна тем звездам, которые, как говорят, спустя столетия отсвечивают светом погибших солнц.

Чтобы придать себе бодрости, Лили освежилась духами «Вольт» и вдруг вновь услышала шум мотора. Было ровно девять. Она расправила креповое платье, дотронулась сквозь ткань до маленького револьвера и, как в кино, торжественно ступила на лестницу. Она уже дошла до первого этажа и тут вспомнила, что забыла надеть перчатки. Ее руки! Ее короткие пальцы, в то время как у Файи они были такими длинными…

Но поздно: оставив шофера за рулем своей «Деляж», Вентру приближался к дому.

* * *

Разом нахлынули воспоминания, и, не в силах больше сделать ни шагу, Лили сжала руки на стальных перилах. Не время пускать все на самотек. Необходимо было играть, как в кино, импровизировать без режиссера. И надо было говорить.

— Добрый вечер, — сказала она просто.

— Добрый вечер, — ответил Вентру и остановился.

Легким нажатием на кнопку она отвела скользящую панель, открывшую салон. В этот момент, увидев вблизи его лицо, она поняла, как он постарел. Его легендарная выправка осталась в прошлом, он похудел, кожа приняла странный, немного серый оттенок.

С прозорливостью тяжелобольного он угадал ее мысли:

— Мы всегда вначале рассчитываем, что люди остались такими же, не правда ли? И удивляемся, найдя их старыми.

Он говорил с некоторым присвистом, хриплым голосом, костюм обвис на его ослабевших плечах. Лили не ответила и указала на кресло. Некоторое время он наблюдал за ней. Изо всех сил стараясь выглядеть спокойной, она достала из ящика мундштук.

— Не кури, — попросил он, — не кури…

Взмахнув ресницами, она бросила на него взгляд сверху:

— Чего ты от меня хочешь?

Казалось, он ее не слышит, как бы пробуждаясь ото сна:

— Лиана… Я не знал, насколько влюблен в твой голос.

— Раньше ты говорил совсем другое! А кино — немое искусство, мой дорогой.

Он хотел взять ее за руку. Она отодвинулась. Ей снова стало страшно, но теперь она боялась себя. Боялась поддаться Вентру, уступить, в то время как нужно было с этим покончить.

— Я видел все твои фильмы, — продолжал он. — Твои фотографии. Твое беззвучное лицо. Мне не хватало тебя. Я хотел тебя услышать.

Его лицо, изможденное болезнью, было совсем близко от нее.

— У тебя голос брюнетки, Лиана, красивый голос брюнетки.

— Лили, — поправила она.

— Как хочешь. И как ты на нее похожа!

Он схватил ее за руки, рассматривая их со странной нежностью:

— Ты очень красива.

Ценой неимоверного усилия ей удалось промолчать.

Он продолжал поглаживать ее руки:

— Ты сильная, Лиана. Настойчивая. Ты борешься за жизнь так же, как работала бы на земле, в поле, борозда за бороздою, — ты смогла бы вырастить бог весть что, повсюду… Мне необходима твоя сила.

— Зачем? Ты богат, могуществен.

Он не ответил. Должно быть, что-то подсчитывал. В комнату вошел Нарцисс, величественный и осуждающий, и сразу стал плеваться, скрести по ковру, по лаковым ширмам.

— Я болен, — в конце концов произнес Вентру. — Только ты могла бы дать мне силы, помочь выжить. Нельзя… нельзя стариться в одиночестве.

Его голос смягчился, но Лиана сомневалась в искренности его слов. Она потушила сигарету и взяла на руки Нарцисса.

— Мой бедный Вентру! И для этого ты пришел ко мне…

Она сознательно избегала называть его по имени, будто обращалась к деловому партнеру. Эти последние слова, — или присутствие кота, которого он наконец заметил, — внезапно привели его в ярость. Толкнув Лиану, он вырвал у нее из рук Нарцисса и бросил на пол.

— Чего ты добиваешься своей комедией?

Она делано засмеялась:

— Да ничего, уверяю тебя!

— Снова пробудить прошлое? Но все забыли ее, несчастную, совсем забыли!

— Нет.

— Да если бы и так!

— Твоя злость больше не действует на меня, Вентру. Я свободна, живу без принуждения. Ты слишком быстро забыл, что выкинул меня на улицу. Но времена переменились. Женщины в наше время…

— Замолчи!

Он опять сел в кресло, поглядывая на Нарцисса, который мрачно за ним следил.

— Мне нужно было все забыть, Лиана, ты должна меня понять.

— Забыть! Но что ты хочешь забыть? Она родила тебе сына. Ему сейчас около десяти, не так ли? Ты не должен больше держать его вдали от себя. Он должен все узнать.

Вентру внимательно разглядывал ее лицо. Видимо, снова принялся за подсчеты.

— Он всем обеспечен. Я вижусь с ним регулярно. Но теперь он будет жить со мной. С тобой. — У него вновь появились нотки делового человека. — Ему нужна мать. Он видел твои фотографии и считает тебя ею. Он ждет тебя. Ты будешь ему матерью.

Она вздрогнула. Как и всегда, Вентру попал в точку. Он нашел ее слабое место. Как он догадался, что она бесплодна? Может быть, в последние месяцы их связи, когда она всеми способами старалась забеременеть?

Он воспользовался ситуацией:

— Я увезу тебя. Ты станешь моей женой, матерью моего сына. Все бумаги готовы. — На губах проскользнула улыбка. — Ты же знаешь, милая Лиана, как хорошо я всегда улаживал дела с фальшивыми документами… По крайней мере, у тебя будет настоящее имя. Происхождение…

Он подтрунивал над ней, а она изо всех сил пыталась доиграть свою роль: изобразить неприступность. Лили снова опустила ресницы, поигрывая жемчугом, потом пошла поставить пластинку на граммофоне. При первых тактах чарльстона она решила ответить на его вызов:

— Ты должен был жениться на мне восемь лет назад! Я только этого и ждала, с первых дней. Для этого я…

Вентру прервал ее:

— Ты еще лучше, чем прежде. Более волнующая. И современная мода тебе очень к лицу.

Она рассмеялась напускным икающим смехом.

— Восемь лет назад ты для меня ничего не значила.

— Я знаю, ты уже это сказал. Впрочем, эти слова ты перенял у Файи.

— Никогда не произноси этого имени! — Его рот исказила странная гримаса. Он схватил ее запястья: — У тебя маленькие руки, Лиана. Маленькие и крепкие, как у тех девушек, которые строят. Ты чертовски красива, но ты дьявол. Ты создана для меня. И потом, твой голос…

Лиана ждала, вслушиваясь в легкое поскрипывание иглы, в звуки опять начавшегося дождя. Казалось, Вентру забрал все оставшиеся у нее силы. Она могла бы его оттолкнуть, но уже не способна была оторваться от него. Было ли это итогом долгих лет терпения: усталый человек на пороге смерти, который предлагал ей свое имя и ребенка Файи?

Он хотел привлечь ее к себе. Она еще сопротивлялась.

— Тут не о чем думать. Никаких уверток. Да или нет, сразу. Это должно быть «да». Я дарю тебе имя и ребенка. У тебя нет выбора.

Лиана должна была упасть в его объятия, отдаться ему, следовать за ним, но она взяла опять на руки Нарцисса и сказала нежным голосом:

— Дай мне сутки. Нужно время, чтобы привыкнуть к этой мысли.

— Хорошо. Но ни часа больше. Я жду тебя завтра вечером. Адрес прежний.

Из салона Вентру вышел в сад и, не дойдя до ограды, обернулся.

Лиана подумала, что он неважно себя почувствовал и хочет, чтобы она проводила его до лимузина. Но он крикнул ей, как последнее предупреждение:

— Запомни, Лиана! Ты сказала «да»!

И его надломленный силуэт исчез в темноте.

Лили осталась на крыльце — у нее не было сил вернуться в дом. Что делать? Ребенок против всей этой комедии — такова цена Вентру. Игра за жизнь. И она будет пленницей навеки.

Мальчик видел ее фотографии, сказал Вентру, и принимает ее за мать. Значит, уже поздно. Она смутно помнила его новорожденным, ей показалось тогда, что он очень похож на Файю: светлые волосы, нежная кожа, такой хрупкий вид, что казалось, он не выживет. Следовало ли принять его в виде подарка? Ядовитого подарка, разумеется, как и все подарки Файи в тех редких случаях, когда ее могла посетить такая идея. Но Лиана не могла его отвергнуть, у нее не было выбора: игра закончена. Надо покориться. Смириться в последний раз.

* * *

Дождь продолжался, налетая с неравномерными порывами теплого ветра, с проблесками на горизонте, убегающими тучами, все больше открывающими сумасшедшую луну. Деревья, окружавшие виллу, дрожали, невнятно скрипели, и Лили хотела затеряться в них, забыться в своем отчаянии. И снова Вентру оказался прав. Она думала изображать фатальную блондинку, возвышенное существо, но Лили была земной женщиной, и все, чего она желала сейчас — умереть или уехать. Уехать все равно куда, все равно как, но наконец уехать туда, где не будет больше ничего, кроме открытого неба, сильного ветра, плодородной земли. Чтобы строить. Чтобы растить. Чтобы создать новую жизнь.

Она снова услышала урчание мотора, но приняла его за отдаленные раскаты грома, и решила немного пройтись, перед тем как вернуться на виллу. Еще один дом, который ей предстоит покинуть. Если бы впереди светила надежда хоть на толику любви, было бы легче. Но уезжать вот так! Утром вновь нанести макияж, освободить все шкафы, упаковать чемоданы и отбыть в тюрьму Вентру…

Лили отряхнула капли дождя с волос и вошла в дом. На пороге своей комнаты она собиралась потушить свет, когда Нарцисс бросился к ее ногам.

— Что же ты никак не успокоишься! — отругала она его.

Он не отставал, поднял хвост трубой, терся о ее руки, весь выгибаясь. С некоторого времени его одолевали странные приступы. Это началось с того дня, когда она обнаружила на его черной шерсти в области шеи большое седое пятно, не перестававшее увеличиваться. Как бы подтверждая свое имя, Нарцисс приходил в ярость, когда на его пути возникало зеркало, и останавливал свой пронзительный взгляд на этом белом воротнике — скорее знаке старости, нежели символе мудрости, свойственной этому возрасту.

Как и всегда, когда начинались его терзания, Лили присела и открыла ему объятия. Но он убежал на лестницу, где остановился, навострив уши. Ему было страшно. Значит, кто-то шел сюда, кто-то, кого он не переносил или не знал.

Лили вспомнила о звуке мотора. Она вновь спустилась по лестнице в холл, спрятав револьвер под накидкой, и прижалась к стене.

Сюда шли — по дорожке скрипнул гравий. Вентру, наверняка он, не простивший себе то, что уступил ее последней просьбе, Вентру и его страх, что она так же взбунтуется, как и Файя, Вентру, сомневающийся в ней. Их война возобновлялась.

«В этой битве, — сказала себе Лили, — я предпочитаю биться на равных», — и приготовила револьвер.

Кто-то тихонько толкнул дверь. Притаившись в затененном углу, Лили слышала легкое дыхание. Кто-то приближался, не решаясь пройти по освещенному коридору. Еще шаг — и ее обнаружат. Сейчас или никогда! Она выкинула руку вперед и тотчас почувствовала сильную боль в запястье — перламутровый пистолет скользнул на пол.

Обезоруживший ее человек безмятежно улыбался.