Той проклятой ночью при взрыве машины с Валерией он потерял не только любимую, он потерял сына… Он потерял право на счастье… Разве такая тоска может быть чем – то компенсирована, восполнена? Никак… Ничем… Только вечная боль, только вечная агония… а еще постоянное существование воспоминаниями… Ему бы хоть на секунду прикоснуться к ней, снова заглянуть в ее глаза…

Корсан полетел в Нью – Джерси именно поэтому… Потому что сидеть на месте больше не мог… Он несколько часов смотрел на ее аскетичную могилу… и… не чувствовал ничего… Странное, тупое чувство… Почему – то там, на острове, он буквально ощущал ее… Во всем ощущал… Небо было ею, океан был ею, воздух был ею… а тут… просто камень с табличкой… Просто насыпь земли с газоном… И от этого как – то даже обидно… Фрустрация какая – то…

Сам не понял, как попросил водителя отвезти его к ее дому… Сначала просто сидел в машине, смотрел на красивый аккуратный домик с зеленой сочной лужайкой, представлял, как она резво бегала здесь в детстве со своими распущенными белокурыми волосами…

А потом ноги сами повели его к двери. Позвонил в звонок. Открыли не сразу, но как только дверь распахнулась и на пороге показалась пожилая дама в аккуратном платье в мелкий цветочек, он заглянул в ее зеленые глаза и сердце ушло в пятки… Глаза его Златовласки… Потерялся, растворился в них… Дыхание сперло… Взял себя в руки не сразу, когда женщина уже третий раз задавала ему вопрос, кто он и откуда…

– Простите, может быть, Вы заблудились и не говорите на английском… – произнесла снова с характерным русским акцентом…

Вышел из ступора, продрал горло…

– Я… Простите, я… один из коллег Валерии. Мы вместе занимались отслеживанием популяции синих китов в акватории Аденского залива… Решил навестить вас… Соболезную вашей утрате… Мы и сами… никак не можем оправиться от этой трагедии…

Женщина вдруг внезапно кинулась на шею к Корсану, порывисто его обняв… В этом жесте тоже было столько Валерии… Искренней, импульсивной…

– Не представляете, как мне важно это слышать… так рада… Видеть кого – то из ее жизни… Она ведь мало нас посвящала в свои дела, в работу… а сейчас так хочется услышать об этом… Проходите, пожалуйста, в дом…

– Нет, что Вы, не смею Вас задерживать… Извините, что потревожил…

– Заходите, пожалуйста… Не откажите старушке… Нам с мужем так одиноко теперь… Здесь, на чужбине… Ждем только…  – осекла себя на полуслове,  –  поставлю чай…


Корсан оглядывал уютный интерьер их милой гостиной… Неуловимо ощущал себя в какой – то совершенно новой, незнакомой ему среде… Он никогда не знал тепла родительского дома, материнской заботы… а тут все пахло домашним очагом, уютом, расслабляющим спокойствием… Здесь не витал дух горя и утраты, как это ощущалось в его доме… И это тоже его как – то смутило…

– Вы уж простите меня, мужу немного не здоровится… Он к нам не выйдет…  –  извиняюще хлопотала женщина, расставляя перед совершенно растерянным Корсаном сладости и аккуратный фарфоровый чайный сервиз с цветочками, почти такими, как были на платье этой милой женщины… Мамы… Наверное, она бывала строга, бывала недовольна выходками Валерии, которых, зная ее характер, наверняка за всю жизнь было немало, но то, как загорались ее изумительные зеленые глаза, стоило только произнести имя дочери, говорило о бесконечной любви… А еще в ее глазах тоже не было боли… Только воспоминания, светлая память, как говорится… Это он продолжал гореть в аду, день ото дня… И словно не было спасения от этого чувства…

– Вы сказали, что работали вместе с Валерией? Наверное, Вы были друзьями…

Женщина посмотрела на Корсана, который словно замешкался с ответом, рассматривая пол. А потом снова поднял свой взор на эти такие знакомые зеленые глаза и слова сами полились, не спрашивая…

– Я любил Вашу дочь… Очень сильно любил… И люблю… Для меня ничего не изменилось… Она здесь… – со всей силы ударил себя по груди,  –  и так больно все эти годы, что еле дышу… –  Он словно не контролировал, что говорил и что делал… Просто захотелось сказать это… Именно ей… Именно ее матери… Когда – то он мечтал о том, чтобы приехать к ее родителям, попросить ее руки… Потому что уважал ее… Хотел, чтобы родители знали, что теперь она в безопасности, за мужем, за стеной… Он хотел, чтобы у Валерии была настоящая сказка, а получился кошмар… Ад получился… в буквальном смысле этого слова… Ад на земле, когда горела в той проклятой машине после аварии…

Женщина посмотрела на него ошеломленно, прижала руку ко рту… Словно что – то осенило ее, что – то ошпарило пониманием, как кипятком…

– Так это Вы… – тихо прошептала она,  –  так это из – за Вас…

– Простите?  – нерешительно переспросил Корсан… О чем сейчас говорит эта женщина? Что из – за меня?

– Валерия тоже любила Вас… Я точно знаю… – прошептала она и почему – то прослезилась… Задумалась…  – Вы знали, что она ждала ребенка? От Вас?

Теперь не выдержал он. Его черные глаза увлажнились. Губы задрожали. Увидь себя со стороны –  никогда бы не поверил. Жесткий Корсан, кремень, морской дьявол, сын черта –  какими только прозвищами ни величали его, хладнокровного, кровожадного, твердого, как камень… а он сидел и не мог сдержать своих эмоций, смотря на мать той, кого любил больше себя… Кто проделал дыру в его сердце и теперь там денно и нощно гуляет ветер, терзая кровоточащую рану…

– Я знал… –  сипло ответил он,  –  не могу жить без них… Не знаю, что делать… Так больно, что готов прямо сейчас отправиться в ад, пусть болит что угодно, только ни сердце… Не могу больше так…

Женщина понимающе покачала головой и положила вдруг руку на его щетинистую щеку.

– Мой бедный мальчик…

Встала, подошла к полке с книгами. Взяла толстый, увесистый альбом…

– Это фото Валерии… С самого раннего детства… Мы всегда смотрим его на ее день рождения…

Он взял в руки толстую книгу. Вот она, его девочка. С самого раннего возраста, с черно – белых, уже портящихся от времени и неправильного засвечивания фотографий… Та же улыбка, тот же открытый смелый, но такой многозначительный взгляд… Он нежно трогает каждое изображение, гладит… Любовно, проникновенно. Так, что женщина напротив засматривается…

Перелистывает страницу за страницей, на колени выпадает какое – то письмо. На русском, видимо. Просто листок из ежедневника. Непонимающе берет его в руку и кладет обратно… а мать Валерии вдруг хватает бумагу и поднимает на мужчину странный взгляд…

– Не знаю, должна и могу ли Вам это говорить… Но… то, как Вы сейчас смотрите на ее фото… То, сколько тоски и страдания в Ваших глазах… Она не хотела, чтобы Вы знали…, Наверное,… По крайней мере, про Вас тут ни слова… Но…

Он пока совершенно не понимает, о чем речь, но внимательно слушает, впитывает каждое слово… будто чувствует, что от слов этой женщины напротив зависит сейчас все…

– Валерия жива…и… Она в России… Я не знаю больше ничего… Она пока не выходила с нами на связь… Но это произойдет, я верю… Муж не верит, а я верю… Это ее прощальное письмо к нам… Там она пишет, что еще найдет способ увидеться с нами… Я так жду, так жду… Мне так многое ей нужно сказать… Так за многое извиниться. –  не выдерживает, начинает плакать… А он как в прострации, слова матери Валерии только сейчас начинают до него доходить, обжигая, словно языки пламени… По вискам бьет только одно «жива… жива… жива…» Пусть это бред выжившей из ума женщины, пусть чья – то злая шутка, но это надежда… Его надежда… Хватается за нее, как утопающий за соломинку перед тем, как в последний раз вдохнуть воздух с водой и уйти на дно…

Берет в руки бумажку, не получается скрыть дрожи в руках… Теперь она обжигает его руки… Здесь все информация… Вся правда… Вся его жизнь…

Хватает телефон и быстро фотографирует текст… Потом приходит в себя, теперь он протягивает руки к женщине, утешает ее…

– Я найду Вам дочь и верну ее… Чего бы мне этого ни стоило… – шепчет он, резко встает и уходит прочь…

Как только садится в машину, быстро отправляет текст помощнику с пояснениями, что у него пять минут на то, чтобы организовать точный перевод. Лицо горит… Сердце стучит в болезненных спазмах примеси эйфории и надежды…

Когда раздаются заветные звуки пришедшего сообщения, и он открывает текст и читает его теперь уже на английском, воздуха не хватает… Не верит… Перечитывает еще раз пять, заучивает невольно наизусть… Набирает помощника.

– Задача, следующая… Вы найдете мне ее, сколько бы на это ни ушло времени и средств… Переверните каждый камень, зайдите в каждую квартиру, проверьте каждый паспорт, но я должен знать, где Валерия…

Они трогаются с места, а он кладет трубку, не дожидаясь реакции на другом конце, устало откидывается на спинку сидения… Чувствует теплоту солнца через окно автомобиля, видит улыбку прохожих… и впервые радуется всему этому… Ему хочется выбежать из машины и начать обнимать каждого прохожего… Смеется звонко, заливисто, не обращая внимания на ошарашенного водителя. Сжимает кулаки, чувствуя, наконец, как по телу бежит кровь… Он словно ожил, словно вышел из анабиоза…

– Златовласка… Златовласка… Жива… Как же я тебя накажу, когда найду… Долго, сладко… Как же накажу…

Глава 20

– Как много снега… –  задумчиво произносит Валерия, глядя в окно из своего кабинета…  – красиво… и так холодно…

– Лерочка, что за такое лирическое настроение у тебя. Девушки радуются обычно перед свадьбой, а ты… удивительная совсем у меня, необычная… –  чувствует на плечах руки Дмитрия, невольно отстраняется и съеживается…

Опять набатом это долбанное напоминание о свадьбе, которую она так и не отменила по настоянию Полины… а на душе кошки скребут… Потому что не по любви это все, не по чувствам… А еще страх какой – то… Ей кажется, что не закончится эта ее свадьба ничем хорошим… Он не даст… Да только где он… Тот цветок в кроватке, тот жар в театре теперь казались очередным ее странным сном… Таким реалистичным и таким далеким одновременно… а вдруг и правда она все это сама себе напридумывала… Потому что уже больше месяца прошло, а никаких признаков того, что Он есть больше не было… Никаких намеков, никаких знаков… Не держи в руках она эту плюмерию, источающую аромат на всю ее небольшую уютную квартирку, точно бы решила, что все это игра воображения выжившей из ума тетки в ее лице…

– Лерочка, я на выходные в Москву скатаюсь. Заберу костюм свадебный. Тебе точно ничего не надо из столицы?

Усмехается про себя… Дмитрий о своем свадебном наряде думал в разы больше, чем она… Купила по интернету какое – то платье белое приталенное… Что там еще выдумывать… зато он заморачивался, аж в Москву не поленился тащиться  –  сначала костюм выбирал, теперь вот сажал по фигуре, дотачивал…

– Нет, ничего не нужно, спасибо…

Снова его объятия… Снова внутренне вся группируется… Неприятно… Липким холодом окутывает всякий раз, как прикасается к ней… И как только она сможет лечь с ним в постель… От одной этой мысли хочется со всей силы зажмуриться…

– Идеальная у меня жена, неприхотливая,  –  легкий смешок прямо на ухо.

– Еще не жена, Дим…

– Ну почти, Лерочка… Следующая суббота… Уже следующая суббота… Всего неделя остается…

– Я пойду, Дим… Пары закончились у меня уже… Три часа дня, заберу сегодня Адамку пораньше из сада…

– Да, конечно, Лерочка, иди, золотце… И Адамку за меня обними…

Она невольно чувствует в его голосе наигранность. Дмитрий изо всех сил пытается представить все так, что мальчик ему дорог, да только правда все равно проглядывает. Ему все равно на мальчика. А чего она, собственно, ждала? Терпит его только потому, что она зачем – то нужна… Так часто ведь бывает…

Чувствует поцелуй Дмитрия на затылке. Автоматически тянется к этому месту, трогает его, словно стирает с волос его прикосновение губами… Накидывает полушубок, несется по заснеженным тротуарам. Садик совсем рядом с работой, всего минут пятнадцать быстрым шагом. Три остановки. Автобус ждать дольше… Немного запыхалась, липкий снег в волосах и на ресницах, но ей даже приятно. Морозца нет, максимум минус один. Таким снегом в снежки хорошо играть… Сразу вспоминается ее московское детство, их красивый уютный двор. Подходит к металлическим решетчатым воротам сада… Невольно тормозит, потому что ее невольно напрягает и настораживает вид двух шикарных черных автомобилей на подъезде. Заведенных… Готовых стартовать в любой момент… Никогда тут таких шикарных машин не видела, садик – то совершенно обычный, муниципальный… Поднимает глаза и… невольно вскрикивает, с ужасом прикрывая рот и отступая назад на пару шагов.


Он смотрит на нее… Смотрит и качает чуть заметно отрицательно головой, словно посылая предупреждающий жест, что отступать нет смысла. На нем шикарное черное пальто, распахнутое на груди. Виднеется белоснежный ворот рубашки, который оттеняет его смуглую кожу… Так непривычно видеть его таким… В этом образе он, ослепительно красив, глаз не оторвать… И никто не отрывает. Видно, как шокированно и с восхищением на него оборачиваются проходящие мимо женщины, как с интересом и даже раболепием останавливают глаза мужчины… Он среди снега, в своей шикарной одежде, не изменившийся совсем за эти годы…