Галина Лифшиц - Сто тысяч заповедей хаоса

Когда она выдала мне свою версию о чужаках, вторгшихся в ее дом, я почувствовала неслыханное облегчение. Пазл сложился! Яснее ясного! Это же бывшей жене Ивана понадобился Юлькин дом. Она заберет этот, потом не мытьем так катаньем вынудит продать тот, что больше и шикарнее, объединит все, что ей досталось, – ну просто царица морская, что еще скажешь! И Вадик, естественно, не промах. На пару работают.

Я вернулась в столовую. Иван уже поджарил мясо. Пахло умопомрачительно.

– Ну, что она? Плохо?

Он все понял, глядя на меня.

– Плохо. У нее шок страшный.

– Ну да, знаю. Сам через это прошел. Она оклемается. Я же вот смог.

– Я тоже так подумала. Только все равно – жалко. Ужасно жалко всех, кого предают. Больно уж очень.

– Злее будем! Ничего! – бодро произнес Иван.

– Да, и знаешь еще что? Мой тебе настоятельный совет: не отдавай своей бывшей дом. Они же – Вадик с твоей – они и на Юлькин дом тоже нацелились. Хотят настоящими помещиками стать. Юлька мне высказала очень обоснованное предположение.

– Все может быть, все может быть. Только морока большая. Нервотрепка.

– Ну да. Она на это и рассчитывает. Но ты – раздели пополам, по закону. Ей мебель, цацки все отдай. А за дом – деньгами. Сколько там выйдет. И будешь выплачивать в рассрочку. Потихонечку.

– Ты прямо как мой адвокат рассуждаешь.

– Видишь! Ну не должно им все так легко доставаться. Они же совсем распоясались. Ты подумай.

– Я думаю, – сказал Иван. – Только и делаю, что думаю. О многом и постоянно. Ты ешь давай. Остынет.

Естественно, сразу после обеда раздался привычный звонок с обращением «старая карга».

Ну ясное дело, Иришка никак не угомонится! Откуда у нее столько друзей мужского пола, вот в чем вопрос! Голос-то опять совсем другой!

– Слушай, – сказала я в трубку внушительно, – хватит уже считать мои дни. Я сама справлюсь. Позвони, когда будет нулевой день. Надоел уже.

И опять трубка хмыкнула, разговор закончился.

Иван, с которым я в первой же беседе поделилась всеми странностями моего существования, с интересом прислушивался.

– Что, опять про то, сколько дней тебе жить осталось?

– Ну да. Это наверняка жена моего бывшего мужа. Уверена. Он мне обещал, уверял, что больше я о ней не услышу. Но вот – сам видишь, звоночки-то продолжаются.

– А письма шлет?

– Писем больше не было. Да мне и тех хватило. Спасибо за доставленную радость. Но больше на надо.

– Значит, все-таки сдержал муж слово?

– Ну, отчасти сдержал, да. Бывший муж.

– Отчасти муж, отчасти бывший. Ты вот допусти мысль: а вдруг это не жена мужа звоночки устраивает? Мысли шире, думай глубже.

– Ну а кто тогда? У меня нет врагов – вообще. Не потому, что я ангел. Просто с меня взять нечего. Дорогу никому не перебегала, денег нет. Один только бывший муж. И то вон какая борьба развернулась.

– Странные это звонки. Сказали бы, чего хотят. Хоть логика какая-то проглядывала бы. А тут – детский бред. Только дети обычно шалят один раз. А тут у тебя система. Подумай хорошенько, может вспомнишь о ком еще.

Я пообещала подумать. Что-то я вообще давно не думала о жизни. Последние дни выбили из колеи совсем.

– У тебя есть бумага?

– Какая тебе нужна?

– Обычная белая бумага, любая. И ручка. Я записать кое-что хочу.

– Да, там, у компа, иди, там и ручку найдешь. А я порядок пока наведу и вздремну полчасика. Потом в больницу поедем, к девчонке нашей.

Мне очень хотелось подвести какой-то итог прошедшим дням.

Что за дни пошли, что за дни?!

Каждый день приносит что-то новое, ужасное. Да – ужасное! Даже то, что мой отец – это не мой отец: разве это не ужас? Это же крышеснос полный. Человек живет и не знает про себя ровным счетом ничего. То, что кажется ему надежной плоской поверхностью, на самом деле – пропасть. Крепкие стены рушатся от дуновения ветерка, от плевка…

Взять Юлькину историю. Уж в ком она не сомневалась, так это в собственном муже. Да и я никогда бы не подумала, что он способен на такой финт ушами.

Конечно, всякое бывает… Встретил другую женщину, полюбил. Любовь свободна, мир чаруя, законов всех она сильней… Но все-таки – не в унитаз же сливать предыдущую любимую? Она ж человек. С чувствами, которые когда-то, при других правилах жизни, полагалось щадить.

Можно ж как-то посидеть, поговорить, объяснить – без грабежа, насилия над душой, мозгом и психикой. Можно постараться остаться друзьями, людьми, в конце концов. Но тут трудность в том, что надо стараться. Это – напряг. Лучше тихо и незаметно, не оглядываясь, уйти, все нажитое прихватив. Для новой жизни многое же требуется! А начнешь оглядываться, превратишься в соляной столп. Разве не так сказано?

То есть – что получается? Нет никаких законов? Нет никаких правил поведения? И каждый день с каждым новым человеком надо выдумывать новые правила, хитрости, уловки? Расставлять капканы, подкрадываться, вынюхивать?

А какие-то есть правила в мире без правил?

Я взяла ручку и написала:

«Правила новой жизни:

– Правил нет. Человек не знает про себя ничего. Ни кто он, ни откуда, ни зачем.

– По отношению к другим можно все. Если тебе так хочется, делай, не думая, как придется другому.

– Обман – вещь относительная. Для кого-то это правда. Правда многолика. Для кого-то она обман.

– Правды не существует.

– Верить нельзя никому. Исключения? Случаются. Надеяться на них не следует.

– Полагаться можно только на себя. Но верить себе нельзя тоже. Человек не способен видеть ситуацию со всех сторон и объективно воспринимать то, что видит.

– Надежда – главный враг человека. Она подсовывает ему иллюзорные представления о жизни, тем самым подвергая его опасности.

– Честный образ жизни ведет к ослаблению и вымиранию.

– Если какой-то человек тебя никогда не предавал, нельзя делать из этого вывод, что и в дальнейшем этот же человек не сможет тебя предать.

– Никто никому ничего не должен.

– Страх не имеет смысла.

– Страх будущего – абсолютно абсурден. Будущего может не случиться. Зачем отравлять себе жизнь?

– Любовь. Если любви нет, мы погибли. Но есть ли она?

– Каждую минуту правила могут меняться».

Это, конечно, было только начало. Существующим в хаосе надо быть готовым поминутно создавать новые правила и забывать прежние. Блуди, лги, подставляй ближнего своего, плюй в душу, кромсай, бросай в беде, забудь о сочувствии, разорви в клочья собственную совесть и научи детей этому.

Красть – поощряется,

лицемерить – безусловно,

смеяться над искренностью и простотой – само собой разумеется,

бить лежачего – естественно, а то не ровен час встанет,

нож в спину – ну не лицом же к лицу воевать?..

– Ты все еще пишешь? – удивился Иван. – А я уже поспать успел. Вставай, писака, поехали.

– А скажи-ка ты мне, подруга, что там у жены мужа моей жены за обстоятельства такие? Как это – муж ее свадьбу сыграл, а она не в курсе? Дорога у нас долгая будет, так что я слушаю, – Иван выезжал за пределы поселка, как раз мимо того самого светофора, где мы с ним познакомились.

Неужели так недавно? Кажется, сто лет назад.

– Думаешь, это нужно – говорить об отсутствующих? Нас же их дела не касаются, за исключением того, что Юльку ужасно жалко, – пожурила я его.

– Думаю, нужно. Тут так все переплелось, что мы все получаемся задействованы. Поэтому нужна полная и объективная информация. Без информации не будет победы. А без победы не будет драйва в жизни. Я, спасибо тебе, взбодрился, поспал, обдумал все во сне. Примерно представляю план собственных действий. Но хочу разобраться в деталях. Давай, выкладывай.

Речь Ивана оказалась убедительной. Я постаралась кратко изложить суть произошедшего.

– Ну что тебе сказать? Несколько лет назад они, Юля и Вадик, развелись, потому что хотели заиметь постоянный вид на жительство на Западе. А иначе, чем через фиктивные браки, не получалось. Он фиктивно женился. Потом она так же фиктивно вышла замуж. Прошли положенные годы. Он получил ПМЖ. Развелся с фиктивной женой. А она еще нет – потому что позже в брак вступила. Ну, и Юлька была уверена, что они вот-вот поженятся. То есть – она разведется с фиктивным мужем, а потом они снова распишутся. Это уже вопрос нескольких недель был. Устраивает тебя эта информация?

– Очень! – искренне произнес Иван. – Давай дальше. Как он кинул ее на бабло.

– Ну как? Очень просто. Она привыкла ему доверять. Столько лет в одной упряжке. А он стал последние полгода ее пугать тем, что на их бизнес тут наезжают и надо играть на опережение. Это она мне и раньше говорила, перед тем, как я сюда въехала. Вот она все продала и перевела средства на его счета. На его! Потому как на свой счет переводить было опасно: она же замужем пока, и при разводе муж может взбрыкнуть и потребовать дележки. Доверяй, но опасайся – такой принцип. Логично?

– Ой, логично! – пропел Иван девичьим голосом. – И вот что мы имеем в результате: «Сегодня мне невесело, сегодня я грущу, как будто все потеряно, как будто что ищу…»

У Ивана выходило так ржачно, что я залилась смехом. Хотя – ничего смешного в этой ситуации не было и быть не могло.

– Она столько лет на себе все тянула, а он ее грабанул – одним махом.

– Ну да, бывает! – кивнул Иван. – Аналогичная история произошла с их соседом. Столько горбатился, а теперь отдай все, если ты настоящий мужик. Ты считаешь, надо отдавать?

– Считаю, нет, – убежденно ответила я. – В чем тут настоящесть мужская? Типа – я мужественный, благородный сильный пол. Я все кидаю под ноги слабой прекрасной женщине, а сам ухожу в одних трусах. Эта демонстрация благородства развращает. Этим пользуются не слабые, а очень хитрые дамы.

– Мужское дело – их воспитать? Как думаешь?

– Ну да. Уважать больше будут – уверена.

– Твердо, но без жестокости? – спросил Иван весело.

– Вот-вот. А чего ты веселишься-то?

– Потому что решение принял. А я, когда решение принимаю, обычно очень этому радуюсь.

– Пожалуйста, остановимся на минутку!

Мы подъезжали к храму, любимому мной с раннего детства.

– Я хочу зайти, за Ангелину, за Юльку помолиться. Пусть им будет хорошо.

Иван остановился, заглушил мотор.

– Пошли, богомолка. А у тебя косынка есть?

Порывшись в сумке, я нашла смятый шарфик в крошках сигаретного табака.

Храм был открыт. Служба еще не началась. Иван перекрестился у входа и вошел. Я осталась на пороге. Вспомнился давний папин рассказ про Марию Египетскую. А вдруг и меня не допустит войти внутрь неведомая сила? Я ведь давным-давно не заходила сюда.

– Боже, Ты слышишь меня? Я знаю о себе, какая я. Знаю, что грешная и глупая. Прости меня за это. Пусти меня к себе, пожалуйста. Я должна помолиться за другую жизнь. Позволь мне войти, со всеми моими грехами.

Мне никто не мешал.

Мама ждала нас у входа, иначе не пропустили бы.

– Слаба она очень. Морально раздавлена. Если бы у нее было желание жить, на поправку пошла бы быстро. А сейчас… Огонек еле теплится. Кстати, она тебя помнит, Майка.

– Я все удивляюсь чуду. Ее спасение – настоящее чудо. У меня впервые в жизни закончился бензин на дороге! Если бы я поехала, их план бы удался. И никогда бы мне не доказать, что я ее не сбивала…

– А еще чудо, что вы оба врачи. Помощь была оказана сразу, – подхватила мама.

– В нашей жизни надежда только на чудо, – пробурчал Иван. – С ней чудо случилось – значит, положено ей жить. Тысячам таких, как она, никакое чудо не помогает.

– Вы ей об этом скажите. Ее надо к жизни лицом развернуть. Смысл потеряла.

Мы подошли к палате.

– Там у нее следователь сейчас. Вчера был. Сегодня снова. И с вами хотел поговорить. У нее сил мало, ей долго общаться запрещено.

– Хороший у тебя медовый месяц, мам!

– Хороший! – без иронии согласилась мама. – Все хорошо. И девочку вытащим. Поправится. Разве это плохо для моего медового месяца?

– Для любого – отлично, – с уважением произнес Иван. – Александра Николаевна! А я ведь у вас учился. Выпало на мою долю такое счастье.

– Мир тесен! Повсюду мои ученики. Даже ночью на темной дороге встречаются они моей дочери и не дают пропасть, – мама обняла Ивана и, поднявшись на цыпочки, поцеловала его в щеку. – Молодец, ученик!

Следователь вышел из палаты и направился к нам. Ангелине требовался отдых, ей меняли капельницу. Мама отвела нас в ординаторскую. Следователь вручил мне и Ивану протокол с места происшествия. Составлен он был прямо там, у светофора. Мы же его и подписывали.

– Тут все верно? Что-то еще добавить можете?