«Доигралась!　– перепугалась Зинуля.　– Не дай бог, язву заработала! Уж гастрит точно! Блин, и надо же, накануне праздника!»

Она отдышалась, умылась, прислушалась к своим ощущениям внутри. Внимательно прислушалась – странно! Ничего! Ни болей, ни новых позывов, ни тошноты! Странно!

Может, отравилась чем?

И вернулась в кухню. Где ее встревоженно ждали.

– Зиночка, выпей чайку зелененького, я заварила! Сразу полегчает!　– суетилась обеспокоенно тетя Соня.

– Ей теперь знаешь когда полегчает?　– улыбалась непонятно чему Ритка.

– Ты о чем?　– поинтересовалась Зина, сев на заботливо отодвинутый для нее стул и отпивая ароматного чаю из большущей кружки.

– У тебя когда критические дни последний раз были?　– продолжая улыбаться, спросила Ритка.

– Рит, ты что, с глузду съехала?　– оторопела Зина.

– Так когда?　– не унималась Ритка.

– Да не помню я! Месяц назад, может, больше! Что ты пристала с такими глупостями!　– разозлилась Зина.

– Таки, Зиночка, ты усе-таки кое-що заработала от встреч с мужчиной!　– «поздравил» радостно дедушка Лева.

– Что?　– тупила по полной программе Зинаида.

– Как що?　– глубоко удивился ее непониманию дедушка Лева.　– Беременность!

– Что-о-о-о?!　– поперхнулась и закашлялась от неожиданности Зинуля.

– Может, тебе еще разок дать понюхать рибку, дорогая?　– язвительно поинтересовалась Ритка.

– Та ладно!　– подумав и осмыслив утверждение, отмахнулась от фактов Зина.

– А хорошо!　– разулыбалась бабушка Сима.　– У семье появится еще один маленький!

– Но этого не может быть!　– не приходя в сознание, отказывалась Зинаида.

– Мам,　– спросила Ритка, внимательно и критически рассматривая подругу,　– как думаешь, дать ей рибки или зашлем Мишку на угол, в аптеку за тестами?

– Думаю, тест будет убедительней!　– решила тетя Соня, присоединившись к дочери в критическом разглядывании Зинаиды.

– Миш!　– заорала Ритка, не отвлекаясь от основного занятия: изучения подруги с большой долей сомнения на лице, видимо относительно ее умственных способностей.

– Что такое тест?　– потребовал объяснения Севочка, втиснувшись между матерью и бабушкой и присоединяясь к их рассматриванию Зинаиды.

– Это такая проверка на что-либо,　– расширила горизонты знаний сына Ритуля.

– А на что вы хотите проверить тетю Зину? На шпиенство?　– допытывался любопытный малолетка.

– На него!　– кивнула Ритка.　– Только не тети-Зининого шпиенства, а одного дядечки.

– Тогда вам надо на него тест!　– подумав, подсказал ребенок.　– А ведь его здесь нет! И как вы будете это делать?

– Ну, насчет «нет» я бы поспорила в данной ситуации,　– задумчиво, не прерывая созерцания чего-то там в Зинаидином лице, размышляла Ритка.

– Чего орем?　– входя в кухню, поинтересовался Мишка.

– Сынок, сгоняй в аптеку, на угол, купи тест на беременность,　– посмотрела на него Ритка, подумала, даже брови свела от мысли напряженной, перевела взгляд обратно на Зинаиду.　– А лучше три разные, для убедительности.

– Ма, ты чё?　– опешил Мишка.

– Не пугайся, не для меня!　– «успокоила» мать родная.　– Это вон для тети Зины!

– И как ты себе это представляешь?　– возмутился сынок.　– Я такой весь прихожу тест на беременность покупать!

Ритка собралась ответить, даже воздуха в легкие набрала для расширенной отповеди, но ее опередил дедушка Лева:

– А що? Зарекомендуешь себя у очереди как крутой и уже усе совершивший мужчина, заодно и потренируешься. Может, тебе не понравится, и ты предпочтешь на будущее презервативы в аптеках покупать, а не наоборот!

– Мишенька, нам надо быстро-быстро, а пока мы оденемся, соберемся! Ты ж у нас самый шустрый!

– Из первых!　– ворчнул напоследок Мишка, но препираться не стал, ушел выполнять поручение.

Зинаида слушала их всех, как на обходе в палате дурдома, о чем они? Бред какой-то! Какой тест, какая беременность?! Какие дети, щоб они так жили?!

Она крутила головой, как китайский болванчик, переводя взгляд с одного присутствовавшего на другого, ошарашенными, растерянными глазами.

– Зиночка, детка, ты що-нибудь хочешь?　– нежно-ласково, как у тяжело больной, спросила бабушка Сима.

Зинаида кивнула. И еще раз кивнула с большей амплитудой утверждения:

– Хочу! Реальности!

– Так, ото ж!　– вздохнул дедушка Лева, разведя руками.

– И что у вас тут?　– вломилась с разгону в кухню и проблему, решаемую в ней, Ника.　– Севка сказал, тетю Зину собрались проверять на шпиенство!

– Та не ее!　– пояснила Ритка, продолжавшая следить за выражением лица Зиночки.　– Я бы сказала: сибирячка засланного!

– Перестаньте все!　– потребовала громко возмущенно Зинуля.　– Я просто отравилась чем-то на работе! Что я сегодня ела?　– вопрошала она, зло глядя на Ритку.

– Та, солнце мое, я ж не знаю!　– честно призналась Ритка.

– Я знаю!　– возникала по-взрослому Зинаида.　– Бутерброд с семгой, чай, кофе, еще раз кофе, и еще кофе, салат из всяких салатных листьев с огурцом!

– О божечьки!　– всплеснула руками бабушка Сима и пристроила их на область сердца.　– Що ж ты, ребенок, упроголодь живешь? Сима, Рита, ее надо срочно кормить!

– Успеем!　– отмахнулась Ритка.

– Так я не поняла, что у вас здесь за заседание?　– требовала ясности Ника.

Миша вернулся быстро, минут через десять. Аптека находилась прямо у них в доме, время на дворе стояло позднее, очередей не наблюдалось.

– Ну що?　– выспрашивал дедушка Лева, когда правнук, не раздеваясь, возник на пороге кухни и сунул матери в руки синенький неубедительный пакетик с тремя разными коробочками тестов.　– Выказал свои мужские заявки миру?

– Уполне,　– спокойно уверил Миша.　– Все остались довольны – и аптекарши, и случайные свидетели-покупатели, даже охранник у дверей оценил, одобряюще кивнув.

– Ото ж!　– присоединился к отряду оставшихся довольными заявкой на мужские способности правнука дедушка Лева.

Зинаиде выдали пластмассовый стаканчик, затолкали в туалет и замерли, переговариваясь шепотом, в ожидании результатов. Разозлившись, желая доказать разгулявшейся в предположениях родне ошибочность их умозаключений, Зинуля затолкала все три тестовые палочки в стаканчик, подождала положенное время, подогревая себя обещанием типа «подождите, вот я вам всем!». И, обозрев результаты тестирования, довольно долго приходила в себя, тупо уставившись на все положенные полоски и плюсы.

К моменту ее возвращения в кухню живо заинтересованных родственников прибавилось, собрались все, и Миша, и Ника с Севочкой – а как же без него!　– и даже няня с Адочкой. Зинуля вошла, как явление то самое народу давно и с нетерпением ожидающего, и, совершенно ошарашенная, сообщила:

– Похоже, что теперь я пирожок с начинкой!

– Я би сказал: булочка!　– разулыбался дедушка Лева.　– Уж больно ты у нас аппетитная, Зиночка! У самый раз!


Такой командировки у Захара еще никогда не было!

Он сказал Зине чистую правду – не уехав, не попрощавшись, и вот же она, рядом, а он уже скучал! И тосковал маетно, и думал постоянно о ней!

Что между ними произошло? Как они умудрились от искрящейся молодой радости, невероятного занятия любовью в одно мгновение переключиться на трудный разговор с абсолютно непонятным итогом? Это она его так послала или он отказался от нее? Что в итоге-то?!

Захар заставлял себя напряжением и окриком волевым не думать о ней, когда работал, но стоило расслабиться, отвлечься – и понеслась!

Чтобы бесконечно не думать про них с Зинаидой, он загружал себя на полную катушку, гонял в хвост и гриву подчиненных, влезал во все дела и мелочи и холодным начальственным тоном таких горчичников раздавал местным руководителям, что те хватались за сердце, валидол и качающееся под задницей кресло!

А что делать?

Сам виноват! То вперед, в атаку, и хочу, аж умираю, а то заднюю включил – страшнова-а-ато! Или она виновата? Вот подавай ей открытость душевную, честность! Ну конечно, она, а кто еще?

Вот, на фига, скажите, нормальной женщине такая жгучая необходимость бескомпромиссной правды?

Насколько проще, легче, мягче потихоньку: я к тебе присматриваюсь, ты ко мне. Оцениваем, приглядываемся, прикидываем возможности своих чувств, рассчитываем, сможем ли в чем-то подвинуться, готовы ли к компромиссам, и хотим ли пускать в жизнь другого человека, и надо ли нам быть вместе.

Его подташнивать начинало, когда он так рассуждать принимался – присматриваемся! Да хрень полная! Права Зинаида, права! Что им там присматриваться, оценивать, осторожничать?

Чудо такое случилось, доверие взаимное! И так легко, и отпадает необходимость что-то из себя выморачивать, рисоваться! Что, Захар Игнатьевич, перепугался?

А кто бы не испугался?! Ёкалэмэнэ!

С утра до поздней ночи, ничего, держался на рабочем энтузиазме, загруженности большой и злости! Но эти ночи в гостиничных номерах!

Чего только не передумал! Ее обвинял, себя обвинял, жизнь обвинял, возраст, обстоятельства, даже Ирину – гневил Бога!

Думал, думал, думал… и хотел Зинаиду страшно! Вот ни одну женщину за всю свою мужскую жизнь так не хотел, видит Господь!

Прокручивал их разговоры, особенно последний, самый больной, в голове сотни раз, соглашался, оспаривал, отвечал мысленно, со временем придумав правильные, красивые и, как ему казалось, убедительные аргументы против. Злился, давая себе нелицеприятные эпитеты.

А как ты хотел, Захар Игнатьевич? Затолкать любовь куда подальше и безболезненно? Нет, нет, определение «любовь» он обходил десятой дорогой даже в мыслях-рассуждениях! Притяжение, желание, интерес взаимный – это да, а любовь – извините!

И ничего не помогало, ни работа тяжелая, ни рассуждения и мысленные оправдания и обвинения себя, ни это осторожное избегание конкретного слова!

Ни-че-го!

Ложился в кровать, умотанный до предела морально и физически, и вдруг в предательской памяти всплывали слова Зинаиды, ее голос: «Я представить себе не могла, что можно так улетать от поцелуя, как обморок, и что можно пережить такой оргазм, знать не знала…» И у него, обдав жаром тело, все вставало, глубоко наплевав на любую усталость и измотанность физическую!

Сколько раз Захар пытался позвонить Зинаиде, набирал номер – и отключался, не дождавшись гудка! Нет! Что он ей скажет? А услышит ее голос, и как это пережить, совсем выпасть из реальности? Нет!

Думал деду Захарию позвонить. Года три назад он купил ему сотовый, научил пользоваться и оплачивал вперед помногу, а то сидит там, у черта на рогах без связи, а возраст-то приличный, мягко говоря, да и побаливать стал, мало ли! Хотел поговорить, рука тянулась, но подержит, подержит трубку в руке, посмотрит на нее задумчиво и отложит.

Что он ему скажет? На жизнь пожалуется, совета попросит, поддержки?

В чем? В свершенном побеге от женщины единственно значимой? В трусости своей? В глупости? Заранее понятно, что дед ответит!

Недели через две командировки он разобрался с делами на очередном объекте, кого надо поощрил, кого надо наказал, а кого и выгнал, принял все документы, поставил где надо подписи. Как заведено не нами, принимающая сторона собралась закатить банкет по случаю. Захар Игнатьевич, как рачительный руководитель, притормозил чрезмерное рвение, времена не те, шиковать без надобности, а вот узким кругом, скромно и без значительных затрат, можно.

Узким еще и лучше получилось.

Кое-кого из подчиненных он знал давно, по совместной работе времен начала своей карьеры. Вот они-то и пригласили к себе. Душевно посидели в загородном доме одного из руководителей тамошних, с банькой, скромной выпивкой с традиционными местными достойными восхищения закусками, под неспешное обсуждение дел насущных и не очень. Ночевать Захар остался там же, окруженный вниманием и выказываемым уважением.

Комнату, которую ему отвели для ночлега, украшало огромное, скошенное по покатой крыше окно, в которое нагло вторглась полная, сияющая серебром луна.

Он долго стоял, смотрел в это окно, поражаясь красоте суровой пейзажа, редким, скрюченным деревцам тундры, снегам до горизонта, величию и умиротворенности природы.

И вдруг, с появившейся откуда-то из самых потаенных глубин души чистейшей, незамутненной, как родник, откровенностью, которая лишь изредка посещает нас, подумал:

«А чего я так труханул-то? А? Ну чего на самом деле? Предательства? Боли расставания? Да еще и жизни не случилось, а я уж расставаться испугался! Или не этого совсем?»

Сколько той жизни? Ему уж сорок два! Нет времени пугаться, по кустам зайцем, поднятым из укрытия лисой, шугаться, чтобы боли избежать, подстелив в возможных местах падения соломки!