Но я и не думала волноваться. Жаль, что песенка была все та же, идиотская. Наверное, на меня было приятнее смотреть, чем слушать, но отыграла я как умела. Улыбнулась на последних аккордах шикарно, заставила замереть зал и на том посчитала миссию выполненной. Если повезет, попадет этот кадр в репортаж о мероприятии. А не повезет – так у меня знакомый журналист имеется, буду вынуждена надавить на связи, чтобы хотя бы он заметкой осветил.

Волноваться я начала уже после выступления. Концерт еще продолжался, и когда на сцене блеялись какие-то частушки, вышла в холл, где заранее договорилась встретиться с Юрой. Сейчас он обнимет, поцелует и заявит, что если я и не сразила зал талантом, то определенно додавила харизмой. И сразу после я выдам заготовленную еще вчера речь – обо всем, с самого начала и до текущего момента, когда мы счастливая влюбленная пара.

Но в холле Юра был не один. Присутствие Насти мне ничуть не мешало, однако ее встревоженный вид озадачил. С ними же стояли Юлиана с Камиллой, щебетали что-то – то ли о плясках, то ли о частушках. Было очень странно видеть их здесь, на каком-то студенческом концертике, – почти так же странно, как меня на сцене…

– Марта! – Камилла разглядела меня первой. – Ты пела потрясающе!

– А какое платье! – подхватила Юлиана. – Тебе прямой путь в шоу-бизнес! Попроси папу – пусть купит тебе студию! Так все делают.

– Ну да, – снова первая. – И это ведь намного интереснее, чем заниматься гигантской промышленностью. Особенно с твоей внешностью!

Остановилась перед ними, улыбку с лица не сняла. Похоже, завистливые сучки решили так закончить эту историю, когда убедились, что прошлыми маневрами ее не остановили. Ну, ничего страшного – пусть говорят. Речь только зря готовила. И они продолжали разгоняться, видя недоумение Юры:

– Не зря тебе вокал итальянские профи ставили – виден результат! А помнишь, Мирон Анатольевич еще шутил, что на этом поприще ты добьешься успеха только при условии, что будешь выбирать репертуар попроще? Как он ошибался!

«Итальянские профи» мне вокал ставили на совсем непрофессиональном уровне – никто из меня певицу не пытался вырастить. Примерно так же меня учили играть на фортепиано и рисовать – обычная программа развития талантов и поиска хобби, принятая в нашем кругу. Но в их словах всё специально звучало преувеличенно:

– А как ты держалась, загляденье! В каком году твоя мама стала мисс Россией? Не думала повторить ее победу?

– Кстати, а Яшка Лабовский машину новую у отца выпросил! Конечно, по сравнению с твоей – дешевый хлам, но ты уж сделай вид, что поздравляешь. Мы вчера весь вечер делали! – и звонкий хохот. – Это было даже смешнее, чем когда ты изображала, как ешь хот-дог!

Перебор. Особенно со смехом – этой неестественностью. Ничего, гадюки, не боятся. Я им кто? Сиротка из пригорода или Марта Акимова? Неужели они думают, что я изменилась настолько, что не раскатаю их ровным слоем по всей Москве? Едва заметно прищурилась – смех тут же стих, будто его заглушкой заткнули. И Камилла сообразила первой:

– Ой… Мы что-то не то сказали? Поздравить же хотели… подругу… лучшую…

– Что происходит? – всё же подал голос и Юра.

И Юлиана запричитала, изображая полуобморок:

– Так ты не знал?! Не знал про нашу Марточку?! И про папу ее?.. Да как такое возможно? Об этом же все знают! Ой… кажется, мы… лишнего…

Напрасно меня Игорь расхваливал, особенно неверным было указание на умение бороться с эмоциями. Оказывается, изображать кого-то можно очень долго, но в самый стрессовый момент на первый план выползает истинная натура. Я с тем же прищуром медленно растянула губы, а голос мой прозвучал почти забытым металлом по стеклу:

– Девочки, подружки мои дорогие, чтобы сегодня же забрали документы из института и больше не попадались мне на глаза. Закончите где-нибудь в другом месте – благо столица резиновая. Еще раз увижу – и начну с того, что уже во вторник ваши семьи не получат приглашения на выставку, – я повернулась к Камилле, которую считала более сообразительной, и добавила для нее: – А на презентацию твоей матери я приду в том же платье от Гуччи, которое купила она. Ты бы ей передала, что хвастаться такой мелочью в фонде – пошлость. Но я использую ее болтливость, она даже на сцену выйти не осмелится. И это будет только начало, – по двум парам глаз я видела, что до них всё дошло, а озвученное – только мелкие детали из всего арсенала, на который я способна. Потому просто закончила: – Испаритесь.

Акимовская магия – испарились за полсекунды, даже следа от телепорта не оставили. Перевела взгляд на Юру – он отшатнулся. Не улыбался и выглядел спокойным, да и заговорил ровным тоном:

– Ничего себе, какое изменение. Ни разу не видел, как жутко Золушки обращаются в принцесс.

Я взяла себя в руки и вспомнила о том, что собиралась говорить. Попыталась изменить выражение лица на привычное ему, но он в ответ не улыбнулся.

– Юра, я как раз сегодня собиралась тебе обо всем рассказать…

– О том, что врала? – он перебил.

– Врала, – я пока не теряла самообладания. – А разве ты не врал? Или будешь притворяться, что на самом деле не богат?

– Я – нет. Мои родители богаты, – он говорил как-то слишком спокойно, лучше бы разозлился. – А о себе я не врал – у меня нет ничего, поскольку я ничего не заработал. Похоже, в твоем случае ситуация совсем иная.

– И что? – я сделала к нему шаг. – Это отменяет остальное? Да, был обман. Да, мы оба притворялись, но уж точно не в том, что происходило между нами. Юра, не делай, пожалуйста, вид, что этот обман портит всё остальное.

– Не он, – он опустил голову, уставился в пол. Я ощущала кожей его злость и даже восхищалась, с каким успехом он ее сдерживал. – Хотя… черт, мне же Ульяна почти открытым текстом… Но я тогда решил, что даже если я о тебе многого не знаю, так со временем разберемся. Это перестало иметь значение.

– Тогда нам надо спокойно всё обсудить и закрыть пробелы, – я немного расслабилась.

– Что там было про хот-доги? – он начал хмуриться. – Это не про тот день, когда ты ко мне подошла?

– О, очень забавная история! Пойдем в кафе, там расскажу.

– Не сейчас, – он отступил. – Надо подумать. Кажется, я о тебе вообще ничего не знал – о самой тебе, а не о твоей жизни. Я влюбился… но в какого-то принципиально другого человека. Тут видишь ли, какое дело, я журналистику бросать не намерен, тянусь к простой и понятной жизни. Все отели Невских в будущем могут приносить мне доход, но управлять ими я не стану. Как не стану возражать, если родители решат передать их кому-то более достойному. Но ты… А твой отец, похоже, в деле? Ничего себе махинация. Даже красиво. Вот только я в эту красивую картинку со своим путем никак не вписываюсь. Придется расстроить папочку – объяснить ему, что никакого объединения капиталов не будет, потому что нет у меня капиталов. Обнимитесь, семейка махинаторов, и поищите другую кандидатуру.

– Да не нужны мне твои деньги, – мой голос стал суше папиросной бумаги. – У меня их будет столько, что я и журналиста прокормлю.

– О-о! Трансформация принцессы в стерву? Еще страшнее.

Я застыла – прозвучало приговором. Меня раздавило до невозможности сформулировать еще доводы, но начала одолевать ярость – мы оба обманывали друг друга, оба! Зачем теперь из этого делать катастрофу? Неожиданно на помощь пришла Настя, которая все это время наблюдала со стороны:

– Юра, ну ты зря так, серьезно. Марточка наша, конечно, не подарок, но не настолько же, чтобы прямо к месту ее гвоздить.

Он вспомнил о ней и глянул больными глазами:

– Подождите… а квартира? Вот я лопух, откуда в Москве такие цены на аренду? Вы меня на содержании держали? По-вашему, так и надо было поступать, чтобы человеку добавить самоуважения?

– Не мы, она, – Настя сбилась с первоначальной настройки, но быстро одумалась и затараторила громче: – Это же был временный тактический ход! Помощь, в смысле! Гордость ему уязвили, надо же! Не будь кретином, Юра! Оцени хотя бы, как породистая кобыла, до сих пор знающая только иноходь, превратилась в почти человека. Ради тебя!

– Ради меня? Щенков в приютах забирать, в кафе посуду мыть? А я просил?

Настя меня защищала. Но противно было от того, что вообще возникла необходимость меня защищать. Почему Юра смотрит на меня, как на чужую? Ведь мы с ним вместе, столько недель, рука об руку… дверями в старой усадьбе скрипели. Мы столько нежности и страсти разделили, мы обсуждали такие вопросы, которые ни с кем и в голову не приходило обсуждать. И это не имеет никакого значения? Но я не романтическая дурочка, которая от влюбленности забывает свое имя, я – это я. Вот такая, со всеми моими достоинствами и недостатками, заслуживающая хотя бы разговора по душам. Но если кто-то считает иначе – не мои проблемы.

Юра развернулся, но Настя ухватила его за руку, пытаясь остановить. Я отрезала – единственное, чего теперь хотелось: вычеркнуть эту сцену и последние несколько месяцев из своей биографии:

– Не надо, Настя, не держи. Пусть уходит. Да, Юра, заодно и знай, что тебя считают талантливым журналистом, но у тебя нет ни опыта, ни образования. Редакция не заказывала бы тебе столько статей, если бы на них сверху не надавили. Не благодари. В Москве выживают только акулы, и ты случайно попал мне под плавник.

Он сильно изменился в лице, но уже ничего не сказал. Ушел решительно, не желая больше ни одной минуты проводить в моем обществе. Я выпрямила спину, подняла подбородок. Ничего, переживу. Пусть катится на свое море, чтобы и его я в своем городе больше не видела. Пусть все катятся. Переживу.

О том, что чувствовала, рассказала только Мотьке. Вот уж кто любит меня в любых проявлениях. Он оказался лучшим собеседником из всех, с кем приходилось в жизни общаться, – монотонно поскуливал и тыкался носом мне в мокрые щеки.

Глава 25. Новые старые рельсы

Вопреки ожиданиям, депрессия меня не задавила. Странно, что в недостатках моего характера чаще всего отмечают именно то, что является главной силой: я не сдаюсь. Меня можно поставить на коленки, но это значит, что следующим шагом я поднимусь только выше. Меня можно расстроить и довести до слез, но это значит, что после я лишь крепче сожму зубы и продолжу идти вперед. Моя расчетливость, умение отключать ненужные эмоции, холодный цинизм – это как раз то, что делает меня мною. Скорее всего, события последних месяцев меня изменили, добавили щепетильности и умения смотреть по сторонам, но собой от этого я быть не перестала – то есть моя сила обросла дополнительными навыками, от чего сделалась еще мощнее.

И да, внешний вид целеустремленности не мешает: «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей», прямо по Пушкину. Потому первым делом на следующее утро я позвонила стилисту и модельеру и со смехом оправдалась за то, что так надолго пропадала. Другой человек бы сжался от мысли, чего мне стоил этот смех. Но факт в том, что он мне ничего не стоил, – апатию придумали слабаки для оправдания своей ничтожности, а у сильного человека всегда хватит энергии хотя бы на улыбку.

За ужином без обиняков сообщила родителям, что рассталась с Юрой. Мама, которая не была в курсе всех подробностей, томно повздыхала, но отец долго и сосредоточенно смотрел мне в глаза. Мысли прочитать ему не удалось, потому спросил прямо:

– Почему?

– Потому что он не способен оценить то, чем я являюсь.

Еще несколько секунд пристального осмотра моих глаз, после которых отец неожиданно заорал:

– Ну и пусть катится на свое море! Еще бы мы перед слепыми пляски устраивали!

– Ты дословно озвучил мои мысли, пап, – на этот раз улыбка получилась совсем искренней.

И папа разгонялся:

– Вот и правильно, дочка, правильно! Мать, ты только глянь, какого ребенка мы воспитали – загляденье! Выучится наша Марточка, опыта наберется – уже не сомневаюсь – и потянет дело не хуже меня самого! Я вот смотрю на нее – и вижу твое лицо, а характер свой. Такая всей этой шушере фору даст!

Мама, до сих пор до конца не понимающая, все же закивала – лишь бы он кричать перестал.

Разговор с Настей оказался не таким оптимистичным. С ней разрывать связи я теперь точно не хотела – многопрофильных специалистов ее уровня хороший руководитель из рук не упустит. И она подтвердила высокое мнение на ее счет, когда была полностью со мной честна:

– Марта, Юру отпугнуло не положение твоей семьи, а проявления твоей личности, о которых он не подозревал. Задай ты чуть другой темп разговора, и конец был бы совсем другим.

– Возможно. Но конец все равно был бы.

Наверное, это и стало последней точкой моего осознания. С самого начала я сделала неверную ставку, ведь меняться до такой степени, как нужно Юре, никогда не собиралась, только в мелочах. Стать совсем другой – это уже против природы и психики. А вся его влюбленность основывалась лишь на том, что я оправдывала его ожидания – он нарисовал себе идеальный образ, которому я соответствовала. Вторая Ульяна, только покрасивее. У этой истории в любом случае был бы несчастливый финал.