Обкорнав черный парик бритвой и выкрасив его баллончиком краски для граффити в малиновые перья, с шевелюрой вопрос в конце концов разрешился, а вот на глаза пришлось надевать затемненные очки, — ничего не поделаешь, против природы не пойдешь. Но самое страшное было даже не в лице и не в фигуре Риммы — ростом и комплекцией Светлана походила на нее вполне, — трудность составлял новомодный прикид этого чуда природы, годный разве что на ночную тусовку в молодежном баре.

Черной клепаной косухой поделился Федор, и хотя она была размера на четыре больше положенного, смотрелась она на Свете очень даже неплохо. Каблуки и топ были свои собственные, а с мини-юбкой поспособствовала Ева Юрьевна. Выдвинув тяжелый ящик комода, она с гордостью вытащила оттуда десяток таких изделий, совершенно различных цветов и конфигураций.

— Бабуля?! — захлебнулась восторгом Алена. — Откуда такое богатство?

— Ты думаешь, я родилась старой развалиной с сигаретой во рту и ситцевой юбкой на резиночке? — ухмыльнулась она. — Между прочим, мне тоже было семнадцать.

— Так ведь тогда такого не носили, — усомнилась Алена.

— Тогда носили и не такое, — вспомнив юность, многозначительно хмыкнула старая леди. — Между прочим, только на моем веку мода возвращалась трижды, так что для тебя; если покопаться во всей этой нафталиновой рухляди, еще не все потеряно. — Повернувшись к Светлане, она привычно чиркнула спичкой о коробок. — А ты чего стоишь, как на именинах, одевайся.

— Вот в это? — взяв двумя пальцами тонкую полоску материи, украшенной по низу сантиметров на пятнадцать круговой складкой, Светлана замерла на месте.

— Есть другие варианты? — деловито осведомилась старая леди.

— Нет, — разумно рассудила Светлана и взялась за дело.

Скинув свою юбку, она попыталась надеть мини старой леди, но, застряв на середине, жалобно произнесла:

— Наверное, в ваше время была мода исключительно на худеньких.

Зажав губами сигарету, Ева Юрьевна взялась обеими руками за края многострадальной складки, с силой потянула юбку книзу и логично заметила:

— Если к трюфелям требовать макароны, то ты не только ни в одну юбку, ты скоро ни в одну дверь не впишешься.

— Наверное, у вас тогда не было трюфелей, — засмеялась Света.

— Когда я носила эту юбку, у нас в доме и макарон-то не было, — ответила старая леди, отходя на шаг и критически рассматривая внешность Светланы.

— Нет, я так не могу, — взявшись за подол, Света попыталась опустить юбку ниже, но упрямый материал вытягиваться не желал.

— Ты так сильно не тяни, — буркнула Ева Юрьевна, подходя к Светлане, — а то последнюю оборку оторвешь. Что тогда делать будем?

— Да она — что есть, что нет, — возмутилась та, — разве это юбка? Под нее бы колготки непрозрачные, что ли.

— Ты еще гермошлем и телогрейку нацепи, — не удержалась от совета Аленка, — тогда будет в самый раз: никто тебя не узнает.

— Да это же безобразие, — не унималась Светлана, — и как вы себе представляете, я в ней по улице пойду? Меня же засмеют.

— Во-первых, далеко ходить тебе не придется, я договорился о машине, — судя по лицу Анатолия, появившемуся в дверях неожиданно, новый имидж Светланы он оценил на «отлично», — а во-вторых, между нами, девочками, тебе очень даже ничего. — Теперь, когда длинная юбка лежала в стороне, Анатолий мог без помех любоваться стройными ногами своей бывшей жены. — Повернись кругом, я на тебя посмотрю, — с видом ценителя и знатока современной моды попросил он.

— Больше ничего не придумаешь? — возмутилась она.

— Если тебя не интересует мое мнение — не нужно, это я так сказал, — спокойно произнес Анатолий, равнодушно отворачиваясь к матери и образцово-показательно давая понять, что особого интереса к этому он не испытывает.

— Мне правда хорошо? — неожиданно переспросила Света.

— Не волнуйся, юбка как юбка, в таких сотни ходят, и почти все на одно лицо, — не уделяя внимания столь ничтожному нюансу, махнул рукой Анатолий.

— Сотни, как я? — возмущенно вздрогнула Светлана.

— Ну да, — легкомысленно подтвердил он, — даже не сотни, а тысячи.

— Ну ты и наглец! — взвилась Светлана и, хлопнув дверью, вышла в коридор.

— Пап! — округлив глаза, кивнула вслед захлопнувшейся двери Алена.

— Ничего, холодный душ иногда полезен, — уверенно произнес Нестеров.

— Особенно если контрастный, — проговорила старая леди, и в ее смехе запрыгали сухие ломкие горошины, — но ты все-таки извинись. Сам знаешь: если женщина не права — это лучший способ снискать ее расположение.

— Ты считаешь? — поднялся со стула Анатолий.

— Тут и считать нечего, — подмигнула ему старая леди. — Ты сходи, повинись, а мы тут с Аленушкой покопаемся в старых шкафах, авось отыщем что-нибудь новое.

— Да она меня поганой метелкой выгонит, — поглядывая на дверь, засомневался Анатолий.

— И правильно сделает, — добавила Ева Юрьевна, — зато турнет собственными руками.

— Тогда я пошел, — улыбнулся Анатолий и, проведя ладонью по светлым волосам, решительно взялся за ручку двери.

* * *

— За той серой высоткой будет шестиэтажный угловой дом старой постройки, в нем банк, — посмотрев на часы, сказал Анатолий. — В девять они открываются. Чтобы ребятки Козлова не успели словить нас за хвост, ты, Аленка, пойдешь забирать деньги сразу после открытия. Делай что хочешь, но у окошка ты должна оказаться первой.

— Сколько у меня будет времени? — Алена перевела взгляд на Федора, сидевшего на соседнем кресле.

— Я думаю, минут пятнадцать-двадцать, не больше. Козлов — дяденька сообразительный, — с сожалением вздохнул Федор. — Подключив компьютеры, его люди в банках вмиг обнаружат, что ночью с его счетов пропали деньги. То, что один спрятал, другой может найти, вопрос упирается только во время, за которое это будет сделано. Обрубить все концы полностью я не мог, потому что деньги нужно было где-то реально снять, значит, если специалист попадется хороший, минут за пятнадцать они с этим делом справятся определенно.

— Я думаю, дураков он держать не станет, — добавил Анатолий.

— Я тоже так думаю, — поддержал его Федор. — Ну что? Минуту-две кладем на звонок «самому», еще две-три — в банки, на счетах которых будут обнаружены переводы, и пару минут на выяснение, чьи это счета, итого — двадцать, это при хорошем раскладе. Если он не станет выяснять, на чье имя счет, а для начала прикажет заморозить деньги, и того меньше.

— Значит, у нас с Аленкой чуть меньше двадцати минут? — нахмурилась Светлана.

— Твой банк вон там, через улицу, — показал в стекло Анатолий. — Если учесть, что ближе мы подъехать не сможем, потому что светить номера машины ни к чему, то из этих пятнадцати вычти еще те, что уйдут у вас, чтобы добраться обратно.

Федор пойдет с Аленой, он будет ждать ее на углу высотки, эту часть улицы видюшка не берет, если что, Федь, выручишь.

— Само собой, — пожал плечами Федор. На лице его появилось выражение недоумения: зачем говорить о том, что понятно и без слов? Жаль, Вовчика рядом нет, на пару любое море было бы по колено, но многие из окружения Козлова знали его как облупленного, и рисковать не имело смысла.

— Тебе, Светлячок, придется идти в одиночку, я буду за рулем, — с волнением проговорил Анатолий. — Девочки, когда получите деньги, полным ходом к машине, береженого Бог бережет. Ждать будем всех, до последнего. Жаль, нет запасных номеров…

— Почему это нет? — довольный произведенным эффектом, Федор полез под сиденье и достал продолговатые пластины автомобильных номеров.

— Это же наши, — словно неразумному ребенку, начал втолковывать Анатолий, — с нашей машины…

— Понятное дело, с нашей, — серьезно присоединился Федор, — а то с чьей же?

— Так нам бы запасные, — зашел на второй круг Анатолий. — Подожди, если это наши, то на каких мы ехали всю дорогу? — хлопнув глазами, он вопросительно уставился на ухмыляющегося Федора. — Ты когда успел поменять?

— Пока машину прогревал. Это с моей старой «Волги», она давно с учета снята, в гараже на приколе стоит, ржавеет, а номера я вместе с паспортами на всякий пожарный еще вчера взял.

— А белого рояля у тебя случайно в кустах нет? — удивляясь предусмотрительности шустрого рыжего пройдохи, покачал головой Анатолий.

— В данный момент нет, но если партия прикажет… — хитро сощурился тот.

— Ну и жук же ты! — улыбнулся Анатолий. — Ладно, время не ждет, всем ни пуха ни пера.

— К черту! — на разные голоса отозвались все трое одновременно, и двери машины открылись.


— Оксана Павловна, — глядя на паспорт с данными Бубновой, обратилась к Алене контролер. — Зачем же снимать такую сумму сразу? Может быть, мы подберем другой вид вклада, более выгодный для вас?

Часы за стеклом показывали девять ноль пять.

— Я не собираюсь уходить из вкладчиков совсем, — мило улыбнулась Алена, — оставьте на счету несколько сотен, ну, или сколько там у вас положено. Просто я покупаю квартиру, и деньги мне нужны срочно, возможно, через некоторое время я воспользуюсь вашими услугами опять, но уже для длительного хранения суммы, — подсластила пилюлю она.

Видимо, отпускать такие деньги из оборота банк не хотел, и поэтому женщина за окном старалась изо всех сил надавить на сознание ускользающего вкладчика.

— Мы будем очень вам рады, — натянуто улыбнулась служащая. Бросив взгляд за перегородку, она сделала характерное движение головой, которое должно было означать, что вкладчик крайне не сговорчив и ее запас веских доводов подходит к концу. — Оксана Павловна, подумайте, чтобы потом не жалеть: изъяв деньги, ежедневно вы будете терять приличную сумму, а деньги, как известно, приносят хозяину ощутимую пользу только тогда, когда они работают. — Всматриваясь в фотографию Алены, она тщательно сравнивала снимок с оригиналом и, проверяя исходные данные, бросала взгляды на монитор. — Так что мы решили? — сладко улыбнулась она. В ее глазах, словно в изображении Божьего лика на иконе, появилась такая открытость и честность, почти святость, не отреагировать на которую было невозможно.

Посмотрев на огромные круглые часы, висевшие на стене, Алена увидела, как, словно зацепившись за что-то, стрелка дернулась и, легонько щелкнув, перескочила на отметку девять ноль семь. Надо было на что-то решаться, и немедленно. Если в течение десяти минут она не получит требуемой суммы, то вся затея провалится.

— В договоре, если мне не изменяет память, в одном из пунктов оговаривалось, что любая денежная сумма, находящаяся на счету у клиента, будет выдана по первому его требованию, — жестко сказала она. Бубнову она видела лишь однажды, в загсе, но, вспомнив ее мимику, резко опустила уголки губ вниз и презрительно ухмыльнулась, — Я ничего не путаю?

— Зачем так волноваться? — пошла на попятную служащая. — Я же не отказываю вам, я просто хотела предложить лучший выход…

— Мне… нужны… деньги, — отчетливо артикулируя, произнесла в три захода Алена, и от осознания близости провала ее глаза недовольно засверкали. — У меня нет времени разводить с вами антимонии, — грубо сказала она, следя за тем, как стрелка щелкнула вновь. — Если через пять минут я не получу свои деньги, то через десять руководство вашего банка получит большие проблемы, и я добьюсь, чтобы лично вас уволили.

Страх придавал ей силы, и слова, произносимые с такой яростью и недовольством, вылетали сами по себе. Прислушиваясь к шуму в ушах, Алена понимала, что за истекшие десять минут она не приблизилась к деньгам ни на шаг.


— Римма Игнатьевна, я могу попросить Вас снять очки? — молоденькая девочка доброжелательно улыбнулась Светлане из-за толстого стекла банковской конторки.

Конечно, сомнений не было, но обязанности есть обязанности. Сравнив фотографию с лицом женщины, кассир едва заметно пожала плечами и тут же, пока не успела заметить владелица паспорта, пряча ухмылку, опустила к столу изумленные глаза. Это надо ж было этой Римме так испугаться, чтобы на фотографии глаза вышли вытаращенными, словно у лягушки. До чего ж бывают люди нефотогеничные! Мало того что на голове цветочная клумба, так еще и выглядит лет на тридцать. Не везет же некоторым с внешностью!

Опустив глаза под конторку со стеклом, она с удовольствием посмотрела в зеркальце, приклеенное к стенке офисного стола. Вот у нее внешность так внешность, ничего не скажешь, не то что у этой бедняги. Это надо же так, всего двадцать с хвостиком, а выглядит до того убого, что приходится надевать черные очки. Вытянув тоненькую цыплячью шейку, девочка кокетливо улыбнулась своему отражению в зеркале и еще раз мельком взглянула на женщину за окошком.

Бедная! Двадцать три — это уже не молодость, а при такой внешности и вовсе старость, хотя с такими деньжищами и старость нипочем. Нажав несколько кнопок на клавиатуре, она неторопливо встала и, неспешно покачивая тем местом, где у женщин обычно находятся бедра, молча отправилась к крутящемуся стеллажу, снизу доверху заполненному тощими бумажными папками.