Морда блохастого найденыша брезгливо скривилась, и, задрав хвост, эта поганка целеустремленно пошла ко мне. Я же так же целеустремленно, но вовсе не настолько элегантно встал и отправился вниз. Вопреки ожиданиям, кошка не поспешила отвалить от меня сразу. Она ходила, словно тень, притом маленькая и доставучая, но после какого-то по счету глотка коллекционного пойла я перестал воспринимать ее как нечто чуждое.

Не знаю, какие демоны принесли меня в музыкальную комнату, но они явно знали толк в муках человеческих. Сейчас, именно в этот момент, вид почти каждого инструмента впивался в душу шипами тернового венца. А уж она… моя первая гитара.

Я мотнул головой и сжал пальцы, даже спустя годы ощущая шрамы на них, хотя физически там была уже давно лишь идеально гладкая кожа… поверх поврежденных сухожилий. Театральная ширма, за которой лишь разруха…

Может, и вся моя жизнь, как эти кулисы? Красный бархат – равно успешная жизнь, а на подмостках за ней лишь обнаженный до нервов, поломанный человек.

Я подхватил под пузо кошку и посадил ее на белоснежную крышку рояля. Она села, обвив хвостиком лапы, и выжидающе уставилась на меня. Ну, а я поставил рядом с кошкой бутылку, дополнив этим немудреный натюрморт и, откинув крышку, пробежался пальцами по клавишам.

Неловко… Руки толком не гнутся, да и практики давно не было.

– Мур? – вопросительно сощурила глаза Пятнышко.

– Когда это случилось? – начал сам с собой разговаривать я, пристально глядя на кошку и будучи зверски благодарным ей за общество. Не чувствуешь себя совсем уж поехавшим психом. – В пятнадцать лет, когда я по дурости попал в аварию и мне раздробило пальцы. Тогда и гитара, и рояль, да и вообще ВСЕ остались для меня в прошлом. Нет, я не сдался, что ты. Я пахал, как проклятый, разрабатывал руки, подыхал на репетициях… но не мог, просто физически не мог так, как раньше! Не все в этом мире лечится деньгами и человеческим упрямством.

Короткий проигрыш, и я снова срываюсь, промахиваюсь…

Иногда витраж твоей жизни разбивают на такие мелкие осколки, что из него никак не получается собрать подобие прежнего рисунка. Как ни верти в руках острые льдинки, на пальцах лишь остаются раны в форме слова “вечность”… и не получается старый узор.

Я складывал его так и эдак, но получал что угодно, кроме музыкального направления в жизни. Тогда я выбрал наиболее привлекательный и пошел по нему.

Пошел, наплевав, что первое время неровно склеенная мозаика ранила мои босые ноги.

Я научился жить. Мне нравилось так жить.

А что касается лютой, хоть волком вой, тоски… Так она у всех бывает, и крутой бизнесмен Руслан Коршунов вовсе не исключение из правил…

Эта мысль совпала с последними звуками рояля… и тихим шелестом разлетевшихся по полу пластинок, которые смахнула неловкая рука.

* * *Ева Демина

Я не знаю, что меня разбудило.

Просто среди ночи открыла глаза и несколько секунд не могла понять, в чем дело. Из окна сквозь не до конца задернутые шторы лился лунный свет, полосами ложась на ковер. Проследив за ним рассеянным взглядом, я заметила, что дверь приоткрыта, и в щели на прощание мелькнул длинный кошачий хвост.

А после услышала тихий, хриплый голос Руслана, но слов разобрать не смогла. Сначала я нервно стиснула края одеяла, но почти сразу заставила себя расслабиться.

Полным откровением и удивлением стало для меня то, что тяжелые мужские шаги начали удаляться.

Я немного подождала, а после накинула поверх сорочки такой же коротенький халатик и вышла из комнаты. Передвигаться по ночному дому было непривычно и даже немного страшно, но я, помявшись на лестничном пролете, все же спустилась на этаж ниже, ну а после… меня вел слух.

Из музыкальной комнаты слышались блюзовые мотивы… Причем это явно была не запись. Музыкант периодически сбивался, но сразу возвращался в канву мелодии, однако чуть слышное дребезжание клавиш выдавало его эмоции. Он ошибался… и злился.

Безмерное удивление, словно красная нить, влекло меня вперед. Я кралась по коридору, ощущая себя женой Синей бороды в шаге от запретной двери, зрелище, плата за которое навсегда изменит мою жизнь.

Я ощущала дыхание этих перемен на лице и не знала, хорошими они будут или плохими, но остановиться не могла.

Достигнув порога, я замерла и даже подалась вперед, всем существом впитывая в себя образ мужчины за роялем.

Руслан всегда казался мне красивым, но сейчас… сейчас в нем было что-то демонически притягательное конкретно для меня. Словно наконец-то подобрался нужный ключик, нужный образ… нужное амплуа.

Не жесткий делец, не мой владелец, заявляющий права на тело, а… музыкант с надрывом в душе и травмой где-то внутри. Я чувствовала ее в нотах и звуках, висящих в воздухе. Передо мной сидел человек, у которого со мной оказалось гораздо больше общего, чем можно было подумать раньше.

Мягкий желтый свет окутывал его фигуру, играл на шерсти сидящей на крышке рояля Пятнышки и превращал комнату в какое-то совершенно оторванное от внешнего мира пространство.

Руслан касался клавиш, раз за разом высекая из них мелодию, периодически промахивался мимо… и выходил из себя. Пил, порывисто делая глотки из стоящего рядом бокала, судя по всему, явно не первого. И рассказывал… рассказывал кошке о своем прошлом.

Эта картина была настолько личной, словно я случайно заглянула за кулисы чужой души, а там меня явно не ждали, потому что веселые клоуны сидели, повесив голову, а силачи стояли, ссутулив плечи.

Я сделала мягкий, скользящий шаг назад, рассчитывая удалиться так же незаметно, как и пришла, но в этот момент фортуна отвернулась, и я случайно задела рукой стопку пластинок на тумбе у входа. Они веером разлетелись по полу, а Руслан вскинулся и резко повернулся ко мне, с прищуром глядя прямо в глаза.

– Ева… – задумчиво протянул он и резко, со стуком опустил крышку рояля. – Давно тут стоишь?

Мы оба знали, что подразумевается под этим вопросом, поэтому, немного помедлив, я посмотрела на него в ответ и, запинаясь, проговорила:

– Нет… то есть да. Я случайно шла мимо и услышала музыку… Ты очень душевно играешь.

– Я плохо играю, – отрывисто отозвался Коршунов и нервным движением потянулся к пачке сигарет, лежащей рядом с бокалом и бутылкой.

– Душевно и классически правильно – разные вещи, – тихо проговорила я, как зачарованная делая шаг вперед.

Мне хотелось быть к нему ближе, пожалеть, согреть теплом. Почему-то в этот момент душа была полна странного чувства, что наши раны идеально подходят друг другу. У кого-то пазлы, а у кого-то психологические травмы… Мы долго не могли найти ту грань, в которой совпадаем, но, быть может, это она?

Шаг, еще шаг… Меня до безумия притягивали его волосы. Мягкие, блестящие в свете ламп, они манили своей гладкостью, а у меня зудели подушечки пальцев от жажды прикосновений.

Коршунов прикурил сигарету, и когда возвращал пачку обратно, получил по руке крошечной когтистой лапкой. Пятнышко гневно зашипела и поперхнулась, когда Руслан выдохнул дым прямо в ее морду.

– Вот поганка, – хмыкнул мужчина, рассматривая царапину на внешней стороне ладони. – Я к ней со всей душой, а она…

“Она” гордо задрала хвост и спрыгнула с рояля, чтобы неторопливо, с королевским достоинством удалиться из музыкальной комнаты.

– Ну, я же говорю: вылитая ты, – прокомментировал этот поступок Руслан и вновь затянулся, чтобы пристально взглянуть на меня и проговорить: – Почему ты пришла, мы уже узнали… А сейчас меня интересует, почему ты не выходишь, Ева-а-а…

Вопрос ударил меня под дых. Я жадно хватала ртом воздух с терпким привкусом табачного дыма и не знала, что ответить. В голове теснилось столько фраз, начиная от честного признания и заканчивая попытками отшутиться, но у меня не получалось!

Коршунов поднялся, небрежно бросив окурок прямо в бокал с янтарным виски, наклонился, остановившись в нескольких миллиметрах от моего лица, и шепнул:

– Обними меня, Ева…

Я пропала, утонула в его темных глазах, и все в них лишало воли и затягивало в темный омут, в котором полыхали лишь бесстыдные картинки-воспоминания о руках, губах и о том, что Руслан всем этим мог сотворить с моим телом.

Руки птицами взмыли вверх и мягко легли на закатанные рукава белоснежной рубашки. Под одной частью ладони была прохладная ткань, а под другой – горячая кожа, и этот контраст сводил с ума. Сердце бешено билось о ребра, высекая огненные искры и вместе с кровью разнося их по венам.

Мои ладони уже не слушались хозяйку, они скользили все выше и выше по рукам, поглаживали широкие плечи и наконец-то решились и перешли на кожу. Шея, участок груди в полурасстегнутом вороте… Мало, как же мне было его мало!

– Чудесно, – хрипло проговорил Руслан, прикрывая глаза и откровенно наслаждаясь моими прикосновениями. – Ты и правда мое обезболивающее… от любой боли.

Я распахнула глаза и утонула окончательно.

– Поцелуй меня, Ева…

Какой глупец сказал, что сирены были женщинами? У Коршунова в роду однозначно затесались… Другого объяснения своему полнейшему сумасшествию я не видела.

Мне и самой дико хотелось его целовать. Жадно, страстно, безумно.

Встав на цыпочки, я обхватила его шею руками и прижалась к губам. Первый миг соприкосновения словно вытянул меня огненной плетью по позвоночнику. Наш поцелуй не был похож на недавние объятия… больше не было нужды в “знакомстве” и разрешении на что-то большее.

Столь долго кипящая и не находящая выхода страсть столкнула нас, словно две кометы в космосе. Искры, пламя и тающий лед. От моего панциря ничего не осталось.

Руслан властно держал меня за шею и целовал так, что покидали остатки разума, а я наконец-то получила возможность прикоснуться к его волосам и упивалась этим. Перебирала, гладила, сжимала у корней… пока он не рыкнул и не переместил руку выше, стискивая уже мои локоны и с силой оттягивая их назад, вынуждая запрокинуть голову.

И я отвечала. На ласку лаской, на укус укусом и на его безумие своим сумасшествием.

Я не понимала, кто из нас двоих пьян. Будто не Руслан пил виски, а мне крепкий напиток ударял в голову. Рассудок мутился по-настоящему сильно, так, что не оставалось никаких мыслей, лишь чувства и желания.

Руки мужчины скользнули ниже по моему телу, уверенно накрывая грудь и сжимая соски через ткань тонкой сорочки. Я прерывисто выдохнула и тихо застонала, потому что весь мир, казалось, сосредоточился на этом остром ощущении легкой боли.

И сердце: тук-тук-тук…

Африканские барабаны танцевали в глубине тела, в бешеном ритме пульса.

Руслан с тихим рыком сдернул с моих плеч халатик, провел по горловине сорочки, а после подхватил под ягодицы и поднял на руки. Мне не оставалось ничего, кроме как обхватить его талию ногами. Почувствовав промежностью всю силу желания, я четко осознала, что в этот раз мы точно дойдем до конца, и на какой-то миг ощутила укол страха. Естественная боязнь перед неизвестностью. А ведь все выходило действительно так, как хотел Коршунов. Я пошла к нему сама, добровольно, вот только не за подарки или деньги, а из-за того, что мне по-настоящему захотелось. И отступать я не собиралась, поэтому подалась вперед, прижимаясь к мужчине всем телом и жадно целуя в губы.

Мы поднимались в спальню непозволительно долго, потому что Руслан периодически прижимал меня к какой-нибудь стене, чтобы дать волю рукам. И я судорожно сжимала лодыжки и сдерживала рвущиеся наружу стоны, прикусывая губы. Ведь в доме, кроме нас двоих, были другие люди.

Руслан же будто дорвался до вожделенного десерта и теперь не сдерживал себя ни в чем: порвал кружевную бретельку на сорочке, обнажив одну грудь для своих прикосновений и губ. Страстно целовал меня там, оставляя на нежной коже красные следы от щетины и засосов, и мне становилось стыдно от того, что столь грубое и запретное мне нравилось.

Нравилось настолько, что я спешила расстегнуть на мужчине рубашку, нетерпеливо дергала и даже вырвала с нитками несколько пуговиц, так сильно мне хотелось поскорее добраться до гладкой горячей кожи и укусить в ответ.

Запах Руслана пьянил. Стоило мне положить обе ладони на его мощную грудь, как он коротко рыкнул и накрыл мои губы очередным поцелуем, пока руки то сжимали мои ягодицы, то ласкали грудь, то с силой оттягивали соски.

Добравшись до спальни, я вывернулась из его объятий и помогла стащить рубашку, в то время пока он окончательно избавлялся от моей сорочки.

Кожа к коже… это стало для меня настоящим откровением. Моя прохладная и его горячая, моя шелковистая и его чуть шершавые ладони на ней.

– Я буду нежен, – пообещал он, когда умелые пальцы наконец-то добрались до заветного местечка внизу и я инстинктивно сжала колени. – Научись доверять мне, Ева.

И вправду, за столько времени жизни под одной крышей, пусть даже ни о какой любви между нами и речи не было, но я почему-то верила Руслану. Свое слово он старался держать всегда.