Стелла Грей - Стон и шепот

Однажды за подобным занятием меня застал один из профессоров, подозвал к себе и строго спросил, чего я, собственно, добиваюсь, мозоля им здесь глаза?

– Как чего? – поразилась я. – Хочу знать, чем вас удивить в следующем году, когда снова приду поступать.

Он долго смотрел в мои глаза, светящиеся надеждой, потом покачал головой, усмехнулся и позвал за собой. В небольшой пустой аудитории было тихо и светло, а профессор, открыв крышку инструмента, указал рукой на клавиши:

– Ну что же ты? Играй, удивляй. Только давай что-нибудь дорогое душе, а не то, что на экзамен готовила.

Я на миг озадачилась, а потом села перед фортепиано, прикрыла глаза и вспомнила любимую песню мамы… “Старинные часы” Аллы Пугачевой. Я заиграла, начала петь, забыв о том, где нахожусь и перед кем выступаю. Просто пропускала музыку через себя, жила ею, пока последние аккорды не стихли.

Наградой мне стали аплодисменты от скопившившихся в коридоре абитуриентов – последнего потока поступивших. Сам же профессор стоял молча, задумчиво потирая бороду и глядя на меня с прищуром.

Тогда свершилось первое в моей жизни чудо – мне дали второй шанс на поступление и даже посодействовали. Так я оказалась на факультете музыкального искусства эстрады. Стоит ли говорить, что кафедра эстрадно-джазового пения стала мне вторым домом? Я просто боготворила профессоров, занималась с полной самоотдачей и даже не заметила, как пролетел первый год.

Побывав в Челябинске, с восторгом рассказывала умиленной бабушке, как пою, как меня хвалят, как прочат блестящую карьеру, если продолжу в том же духе… Та только крестилась и шептала: “Вот и славно, дай бог, наладится…”

Перед началом нового учебного года я вернулась в Москву чуть раньше запланированного, снова сняла комнатку, так как общежитие еще было закрыто на ремонт, и принялась проходить обязательную медицинскую комиссию. Тогда-то мир и перевернулся.

Стоя в очереди к окулисту, я изучала буклеты, развешанные всюду, и вдруг услышала свое имя.

– Ева Демина?

Удивленно обернувшись, взглянула на красивого молодого человека в белом халате.

– Да.

– Добрый день, пройдите, пожалуйста, со мной.

Мне даже в голову не пришло спросить, куда и зачем. Городская больница со множеством пациентов вокруг внушала доверие, как и халат на теле незнакомца. Помню, мы долго шли по длинному коридору, минуя кабинеты и врачей, затем завернули несколько раз и вдруг парень обернулся, подошел и спросил:

– А документы у вас с собой?

– Конечно. – Я показала ему зажатую в руке папку и только тогда уточнила: – А что случилось?

– Все хорошо. – Молодой человек посмотрел куда-то над моей головой и кивнул. Оглянуться туда же я не успела – нос и рот перекрыл платок, от запаха которого меня моментально повело. Пытаясь оттолкнуть сильные руки, я несколько раз дернулась и потеряла сознание, все еще не понимая, что случилась беда.

В себя приходила тяжело, тело онемело и болело от попытки двигаться. Голова раскалывалась от боли, а в глазах все плыло. Застонав, я попыталась перевернуться с боку на спину, но тут же была остановлена.

– Она просыпается, – обеспокоенно заявил мужчина, голос которого я слышала впервые. – Уколи ее сейчас, чего тянуть?

– Рано, – уверенно ответил кто-то еще, и ему не осмелились возражать.

Меня же пробрали озноб и ужас, сковав легкие и не давая дышать. Меня похитили! Чего бы ни хотели эти люди, я не ждала добра, а тело начало судорожно трясти от безумного страха. Когда на нос и рот снова упал платок, я увернулась, ударившись головой о металл, и закричала. Я мотала головой, визжала и царапала ногтями чье-то лицо, имевшее неосторожность склониться ближе.

– Сука! – выплюнул мужик, оглушая ударом в плечо.

– Не порть товар! – рявкнули позади.

И это страшное слово придало новых сил. “Товар…”

– Помоги-ите!!! – закричала, ринувшись вперед и буквально накидываясь на огромную тень впереди. – А-а!!! Нет! Не-ет! Не-е-ет!!!

Я рыдала, скулила и голосила как никогда. Все одновременно, с такой яростью, словно в меня бес вселился. Но никто не пришел на помощь.

– Довопилась, тварь. Ладно, выставим ее сегодня, – это было последним, что услышала перед тем, как упасть в руки одного из похитителей и забыться беспокойным неправильным сном. Там меня крутили на шесте вместо обруча, а затем подбросили вверх, к радуге. И я беззвучно хохотала, отчего по телу шли нервные волны, усыпляя, убаюкивая. А потом наступил штиль…

– Просыпаемся! – В мое сознание ворвалась боль. Кто-то ударил меня по щеке, потом тряхнул за плечи. – Эй, как тебя зовут, помнишь?

– Ева, – хриплый нечленораздельный шепот сорвался с губ. Приоткрыв глаза, я попыталась сфокусироваться на мужчине перед собой, но он все время двигался, и меня затошнило.

– Миленькая Ева. – Ко мне приблизились, подняли лицо за подбородок, покрутили влево-вправо и одобрительно хмыкнули: – Хороша-а. Эта, что ли, певица?

– Она.

Я узнала голос молодого доктора из городской больницы и встрепенулась, попыталась посмотреть на него, найти взглядом, чтобы спросить что-то важное… Только вот что – не могла вспомнить.

– Тише, малышка. – В нос ударил запах ментола, кончика носа коснулись шершавые губы. – Не надо печалиться…

– Кто вы? – спросила, на миг почувствовав липкий, почти болезненный страх, остро пронзивший тело от прикосновения этого типа.

Мне не ответили, только чужие пальцы скользнули по руке от моего запястья к груди, и я поняла, что раздета! Абсолютно раздета… Снова накатил страх и закружилась голова. Я всхлипнула, постаралась отшатнуться от незнакомца и открыла рот, чтобы позвать на помощь, но тут же ощутила горький привкус странного напитка, вливаемого в мой рот.

– Пей, пей, Ева… Ты принесешь нам много денег. Уж я такие вещи чувствую.

Голос то смазывался, становясь почти неразличимым, то замедлялся, то вдруг становился громче и отчетливее.

– Она готова? – пророкотало вдали. – Клиенты в сборе.

– Да. Наркота подействовала… Ева… сюда… дизиак… держи ее…

Кто-то говорил, голоса смешались в одно неразборчивое месиво, от которого меня вело в стороны и хотелось кричать, но рот меня больше не слушался. А еще внутри нарастала жажда чужих касаний, мне вдруг захотелось, чтобы меня трогали, и это было неправильно. Это чувство прогоняло страх, заставляя нервно облизываться и щуриться в свете больших ламп, освещающих меня со всех сторон. Я закрывала глаза и отворачивалась, но шла, куда велели… Меня куда-то посадили, и я вздрогнула от холода, одновременно чувствуя, как привязывают ноги и руки так, что я больше не могла ими шевелить, даже если очень старалась. Хотелось пить и уснуть, а еще почему-то смеяться… Но это состояние прошло моментально, когда острая сладкая боль пронзила правый сосок. Я распахнула глаза и вспомнила, что совсем раздета, на миг тело сковал ужас, а в горле застрял крик, но тут же его прогнала прочь волна наслаждения, а затем и апатии.

И тут:

– Девственница! – меня пробудил крик, он шел отовсюду, отдаваясь эхом в голове и продолжая пытать меня звуками: – …дырочки… ваших капризов…

Я безвольно уронила голову на грудь и наконец отдалась темноте. Жаль только, ненадолго. Новая боль пронзила тело, током расползаясь от левой груди книзу и рождая совершенно болезненное удовольствие.

Откинув голову назад, я застонала, еще немного расставив ноги в стороны и прогнувшись вперед. Горло свело судорогой, потолок растекался перед глазами, переливаясь десятком цветов, а звуки вокруг превратились в невообразимую какофонию. Кажется, мои руки стали крыльями, потому что они вдруг обрели легкость, и я поняла, что вот-вот воспарю на небо. Радостно улыбаясь, услышала новый голос, выбивающийся из остальных. От него у меня мороз шел по коже…

– …она моя!

Мир качался перед глазами, расплываясь радужной дымкой, и у меня никак не получалось ни на чем сосредоточиться. Сознание плыло где-то в темноте, которая периодически раскалывалась ослепительно яркими красками реального мира, а после они вновь блекли, уступая место мраку. Вроде бы меня сначала отвязали от твердого стула и куда-то понесли, а потом усадили на что-то мягкое и вновь выкрутили руки и ноги.

– Красотка. – Чьи-то наглые пальцы прошлись по груди и животу. – Даже жаль, что грохнут. Смотри, ладная какая.

– И че? – лениво спросил второй голос. – Она первая, что ли? Ничего, после покупателя и самим выебать можно, так что потерпи до утра. Если она целая останется, конечно. Предыдущую по кускам в пакет складывали… психопат какой-то был.

Переговариваясь, они ушли, а я вновь осталась в своей темноте. Обрывки разговора мужчин всплывали в создании, но я никак не могла сосредоточиться на чем-то определенном. Не получалось.

Спустя какое-то время дверь хлопнула, и в комнате появился еще один человек.

А после меня поглотило безвременье, в котором были лишь рожденное препаратами вожделение и мой жгучий стыд.

Мы были по отдельности. По разные стороны баррикад.

И пока тело содрогалось от кайфа…

– Тридцать тысяч, и она моя, – нажав кнопку микрофона, озвучил я с четким намерением забрать сладкоголосую сирену себе.

Чтобы трахнуть, конечно же.

Да, я не до такой степени урод, как все остальные здесь присутствующие, но это не помешает мне удовлетворить свои желания.

– Тридцать тысяч раз… – начал стандартную процедуру владелец аукциона. – Ну же, джентльмены, разве это деньги за такой цветочек? Тридцать тысяч два… Тридцать тысяч три… Продано!

На экране передо мной сменилась картинка, и теперь тут было несколько строк о том, как можно рассчитаться за “покупку”, и длинный текст договора, который я бегло изучил.

Дверь открылась, и на пороге появился самый натуральный классический лакей, который с поклоном предложил проследовать к моим апартаментам на сегодняшнюю ночь, где уже дожидается заказанное “блюдо”.

Ну что ж, сладкая, попробуем тебя на вкус.

И на слух…

От одного воспоминания о ее стонах меня вновь прошило желанием, притом настолько сильным, что я едва не зашипел от болезненно дернувшегося члена.

Она и правда уже была в комнате. Сидела на роскошном кресле, руки заведены за голову, и веревка уходила за спинку, отчего тонкое тело было красиво выгнуто и напряжено, как струна. Раздвинутые бедра, лодыжки привязаны к ножкам кресла…

Да, эти сволочи умели презентовать товар так, что вело от похоти, стоит кинуть один взгляд на девчонку.

В тот момент, когда за мной со стуком захлопнулась дверь, девушка подняла голову, глядя на меня расфокусированным, бессмысленным взглядом. Попыталась пошевелиться и тихо застонала от боли в затекших мышцах.

Ее стон ударил меня молнией, рассыпался искрами в теле и зажег пожар в паху. Она лишь застонала, а я практически готов.

Но рано… очень рано.

Неторопливо подошел ближе и впервые коснулся ее кожи, проведя кончиками пальцев по шее и плечу, после к вскинутым рукам.

– Больно? – провокационно осведомился я и разом пожалел, что вообще начал с ней разговаривать. Потому что она ответила. Низким, красивым голосом с едва заметной хрипотцой.

– Да-а-а…

Я потянул за кончик веревки и специальный узел легко распался, освобождая ее запястья из крепкой хватки. Как зачарованный, уставился на красные следы на белой коже. Меня никогда не заводили отпечатки насилия, но сейчас хотелось взять ее руку и скользить языком по этим следам, перейти с них на нежную кожу на внутренней стороне локтя и…

Меня штырило, как после первой дозы. Снимало все предохранители, срывало ветром похоти наносную шелуху цивилизованного человека. Мне хотелось прямо сейчас впиться поцелуем в ее губы, сжать маленькие груди и, расстегнув штаны, трахнуть без лишних прелюдий.

Но зачем так торопиться и лишать себя львиной доли кайфа?

Я присел рядом с креслом и отвязал сначала одну ногу, а после и вторую. Задержал в ладонях маленькую изящную ступню и, не удержавшись, погладил кончиками пальцев багровые отметины.

Тихий вздох прошелся по телу, словно мягкая пуховка, еще больше увеличивая градус возбуждения, хотя я и так был практически на самой крайней точке кипения.

Мягко поглаживая кожу, двинулся выше и прикоснулся губами к нежным коленкам. Девочка просто божественно пахла. И еще она тихо вздыхала. Едва слышно, очень мягко… Но это срывало мою крышу надежнее, чем горловой минет. Она просто дышит, а я уже с ума схожу.

Руки смело скользили все выше и выше, но, достигнув середины бедра, я сразу перешел на чуть вздрогнувший от прикосновения живот и, вскинув голову, посмотрел на девушку. Она часто дышала, облизывала розовые губки и смотрела на меня ничего не соображающим взглядом. Как понимаю, малышку еще и возбуждающими накачали? Очень похоже. А по хер. Я купил – я имею. Ей же лучше, что ни черта не соображает и не сопротивляется, потому что нет никакой гарантии того, что я смог бы отступить, если бы она была против.