На экране высветилось лицо мужчины, которое я тотчас же прекрасно вспомнила. Тот самый врач, вколовший мне наркотики. Дыхание перехватило в груди, я попыталась дальше сосредоточиться на словах диктора, но она, похоже, уже завершила тему и теперь рассказывала о каком-то малозначительном происшествии в Краснодарском крае.

В следующий час я обрывала телефон Клаусу, но немец меня игнорировал. Я попыталась побеседовать на тему произошедшего с Николаем, но он как-то по-отечески вздохнул, похлопал меня по плечу и сказал не лезть в не бабское дело, когда мужики разбираются.

Вторая ласточка помахала мне крылышками, когда светская хроника облизывала новости о том, что компания четы Добрыниных признана банкротом. Максима уже вовсю прижимали кредиторы и налоговая, у которых накануне совершенно случайно сменился руководитель, а вот Елена Добрынина улетела из страны. Куда и зачем – никто не знал. Но пресса искала информацию и ежечасно радовала подробностями: что, перед тем как исчезнуть, Добрынина опустошила сейф с семейными драгоценностями, что свалила с каким-то любовником, завершилось все снимками с камер аэропорта, где девушка с похожими формами, закутанная едва ли не в паранджу, улетала в сторону Мальдивских островов.

Вестей пока не было только о Соколовских, да и о Руслане.

Я все надеялась, что его вот-вот освободят, но следствие не спешило.

Чудо случилось в среду, когда с самого утра меня тошнило из-за съеденной накануне несвежей рыбы. В ванную ворвалась Марина с пультом от телевизора. Горничная была возбуждена и явно хотела, чтобы мне немедленно стало лучше, и я побежала смотреть новости.

А посмотреть было на что.

– Криминальная хроника. – Ведущий на канале НТВ вид имел протокольный, но при этом довольный донельзя. Похоже, ему доставляло удовольствие зачитывать сводки о свежих убийствах. – Сын видного бизнесмена Влад Солоковский обнаружен сегодня на обочине одной из федеральных трасс мертвым. Неизвестные совершили нападение и оставили двенадцать пулевых ран на теле молодого человека. Убийство носит явно заказной характер. На месте преступления была найдена записка странного содержания: “За мою дочь, ублюдок”. В данный момент следствие проводит розыскные мероприятия.

На экране появился уже знакомый мне Стрельченко, с видом усталым и задолбанным.

– Скажите, какие версии рассматривает следствие? Соколовского убили конкуренты? – атаковал его журналист. – Или речь о самосуде? Если так, то о какой дочери речь?

– Никаких комментариев, – отрезал подполковник.

– А что по поводу дела Коршунова? – не успокаивался человек, тыча микрофоном в лицо. – Правда ли, что в машине Соколовского тоже найдены следы крови одной из жертв, а также дубликаты ключей от порше подследственного Коршунова?

В этот момент Стрельченко, видимо, надоело быть допрашиваемым, он отпихнул журналиста в сторону и ушел из кадра.

– И что это значит? – спросила я у горничной, будто та знала ответы.

– Не знаю, – тяжело вздохнула она. – Но хорошо бы шефа после этого выпустили. Нам зарплату задерживают, остальные горничные шушукаются, поговаривают об увольнении.

– А ты что думаешь? – Я взглянула на довольно молодую девушку, красивую, улыбчивую. Вообще, я частенько задумывалась, что она забыла в доме у Руслана с такой внешностью да его вечными придирками по поводу голоса и эксцентричным требованием общаться через блокнот. – Тоже собираешься увольняться?

Она фыркнула.

– Вот еще. Я до последнего останусь, пока не прогонят.

Подобная преданность меня удивляла. Даже странно, цепным псом Коршунова я почему-то всегда считала Николая, а Марина – так, безмолвная тень…

Когда горничная ушла, я еще долгое время перещелкивала каналы в попытке выудить хоть какие-то сведения о расследовании. Потом шерстила интернет в поисках сплетен, но все как будто сговорились молчать.

Яндекс. Новости и те не радовали. Что им убийство какого-то сыночка олигарха, когда в правительстве шапки полетели? Один за одним крупные начальники уходили в отставку по доброй воле, уступая места молодым и свежим.

Конечно, это было гораздо важнее и интереснее для общественности…

Я закрыла крышку ноутбука и до вечера провалялась на кровати. Так же, как и все следующее утро. Низ живота немного крутило, наверное, в преддверии приближающихся красных дней. Даже удивительно, что после всего этого стресса организм продолжал работать как часы и готовился к месячным.

– Может, вызвать врача? – предложила Марина, принеся спустя час мне воду и обезболивающие таблетки. – У нас есть номер Нестерова.

Я лишь отмахнулась.

– Вот еще. Если дергать светил по женским делам, то он на смех нас поднимет.

Моя рука уже тянулась к стакану, когда с улицы послышался шум подъезжающего автомобиля.

Недомогание словно рукой сняло, я оставила воду и подскочила к окну. Там из черного джипа вышел Дитрих, а затем… Руслан.

Мое сердце пропустило удар, потому что Коршунов неожиданно задрал голову и посмотрел точно на меня, будто знал все это время, что я стою и смотрю на него.

Жду у окна.

* * *Руслан Коршунов

То, что я оказался за решеткой – прекрасная прививка от самомнения. Слишком я зарвался и потерял бдительность, знал, что рядом крысы, но не разглядел ножа за их спиной. И уж меньше всего мог подумать, что подставит меня Влад, а точнее, разыграет все по нотам, а я поведусь, как идиот.

Собственно, идиотом я и был.

Мой отец в свое время прекрасно играл в шахматы, постоянно приговаривая, что нельзя недооценивать соперника. И вот спустя многие годы я забыл этот совет. Расслабился, решил, что единственный хищник в этом лесу.

Когда в одно из посещений Дитрих раскрыл мне, как и почему меня подставили, я мог лишь бессильно сжимать кулаки, а когда узнал, что в дело для моего освобождения втравили еще и Еву, едва не разбил немцу морду.

Мы так не договаривались! Я ведь просил, чтобы никто невиновный не пострадал. А эти два брата-акробата потащили мою сирену на встречу к Добрыниной. Выйду и убью обоих! Хотя нет, всех троих. Ее за то, что согласилась, вместо того чтобы давно свалить в свой Челябинск от греха подальше.

Мне было, конечно, приятно, что в первые дни она ждала в особняке, никуда не выходя, но чем больше я проводил часов наедине с собой в камере, тем больше убеждался, что лучше бы она уже ехала к себе домой, а еще желательнее – куда-нибудь за границу, обчистив перед этим мой сейф в качестве моральной компенсации. Я бы ей простил.

Но каждый день приходящий Дитрих утверждал, что Ева сидит и преданно ждет, а в довершение всего:

– Ваша фройляйн молодец. Я видел запись ее беседы с Добрыниной, потрясающая энергетика и самоотверженность.

Точно пришибу!

Но только стоило мне сейчас выйти из машины, вдохнуть воздух поздней осени, задрать голову и встретиться с ней взглядом, как весь мой запал, даже если он и был, испарился.

Она меня ждала! Все это время. И даже залезла в пасть зверю, чтобы добыть сведения для моего освобождения.

Меня мурыжили следователи, прокуратура, даже из ФСБ заглянули, когда Клаус слил в сеть данные о тайном загородном клубе.

Но тут надо отдать должное спецслужбам. Из общего доступа все изъято было настолько быстро и виртуозно, что никто даже не понял, что произошло. Просто в один прекрасный момент все члены клуба потеряли высокие должности.

В высших кругах никто не собирался поднимать слишком много шума, и, возможно, это было правильно. Такого общественного резонанса и так нестабильное общество могло попросту не выдержать.

– Почему вы остановились? – позади раздался голос с немецким акцентом. Клаус тоже выбирался из машины, и я ему мешал выйти. – Не рады оказаться дома?

– Рад, – с трудом выдавил я и сделал шаг вперед, спеша побыстрее оказаться внутри и встретиться с Евой, наконец услышать ее голос, о котором так долго мечтал.

Я вернулся домой.

И в этом доме меня ждала женщина… моя женщина. Уже совершенно четко и понятно – моя. Вот так легко и просто, после кошмарных передряг и переживаний, ты начинаешь осознавать, что человек – это не домашнее животное в стиле хомячка.

Сейчас я понимал, что по-прежнему не хочу отпускать от себя Еву, но ведут уже совсем другие чувства и эмоции. Мне хотелось свернуть ради нее горы и дать все, чего она не получала за свою жизнь.

А для переворота в голове всего лишь надо было понять, что тут ждут именно меня, а не бизнесмена Коршунова с его капиталами.

Я ворвался в холл, и одновременно с противоположной стороны в помещение влетела запыхавшаяся, растрепанная от бега Ева.

Ее образ вошел под дых, как остро заточенный нож. Лихорадочно блестящие глаза, румянец на щеках и счастливая улыбка, словно отражение моей. Ведь я тоже стоял, жадно ее разглядывал и лыбился, как последний дебил, а после поступил еще более классически-идиотским образом. Шагнул вперед, распахнул руки и тихо сказал:

– Иди ко мне.

Она прерывисто выдохнула и сорвалась с места, за несколько секунд пересекая всегда такую гулкую и холодную комнату, которая сейчас сузилась до размеров личной вселенной и засверкала новыми красками. Маленькое тело врезалось в мою грудь, тонкие руки легли на плечи и запутались в волосах, а после Ева встала на цыпочки, сама коснулась моих губ поцелуем и выдохнула:

– Я так за тебя переживала.

Наверное, в жизни каждого мужчины случается момент, когда его, как пыльным мешком из-за угла, лупит осознанием бытия. Что вот он, момент, ради которого и стоило жить, истина, ради которой стоило провести дни в камере на грани между свободой и неволей.

Приходит понимание ценностей.

И еще желание…

Я голодный, дико изголодался по своей сирене, и хочу, чтобы она это знала. Я обхватил личико Евы двумя руками, практически с наслаждением ощущая под пальцами шелк ее кожи, и уже сам впился в ее губы поцелуем.

Да-а-а… Наконец-то. Только сейчас понял, насколько соскучился. Моя девочка на несколько секунд замерла, распахнув глазки, а после медленно опустила ресницы и подалась вперед с тихим стоном. Этот звук прошелся беличьей кистью по моим оголенным нервам. Мурашки по коже, возбуждение по венам, взрывом сумасшествия в мозгах. Член напрягся в штанах, намекая, что раз такое дело, то надо, прямо очень надо застолбить девушку всеми доступными способами, а секс – мало того что самый древний, так еще и самый приятный.

Так как голова не имела ничего против планов тела, я подхватил Еву на руки и, увидев в соседнем коридоре Николая, махнул ему ладонью за спиной девушки, намекая, что самое лучшее и хорошее, что он сейчас может сделать – это убраться куда подальше.

Разбор полетов и награждение верных будет чуть позже. Часа через два. А лучше четыре. А в идеале вообще завтра после обеда.

Начальник службы безопасности понимающе усмехнулся и скрылся в ближайшем ответвлении, оставляя нас с сиреной наедине. Ева сидела на моих руках и смотрела сияющими от счастья глазами. И от взгляда этих глубоких, влажных омутов меня вело хлеще, чем от ее голоса.

Путь до спальни занял немного времени, но каждая секунда растягивалась на часы, настолько мне хотелось положить девочку на кровать и сделать с ней все то, о чем мечталось за эти дни.

Это странно, когда мир сужается до одной женщины. Когда фокус лишь на нее… Я даже без психов выставил из комнаты метнувшуюся наперерез кошку, хотя для этого пришлось выпустить Еву из рук.

Наконец-то дверь щелкнула, закрываясь на замок, и я, плавно развернувшись, стянул пиджак, кинул его на ближайшее кресло и, хищно усмехнувшись, практически кинулся на мою маленькую, но такую соблазнительную лань, которая так удачно стояла возле кровати.

Ева невольно сделала шаг назад, ее колени подломились, и девушка с тихим “ой!” села на постель. Я остановился возле нее, глядя сверху вниз на взволнованные глаза, алый рот, который она регулярно облизывала, и четко очерченные губы…

– Ты споешь сегодня для меня, Ева? – спросил я, зная, что теперь никогда не смогу просто прийти и взять. Мне будет важно слышать разрешение на дальнейшее.

Она озадачилась всего на мгновение, пока не поняла весь смысл моей аллюзии.

– Да, – прошептала она, и я вздрогнул от этого медленного придыхания.

Тут же подался вперед, жадно целуя и наслаждаясь каждым прерывистым выдохом девушки. Нажал на плечи, заставляя откинуться на кровать, и навис сверху, опираясь на локти и поедая взглядом открывшуюся картину. Блуза чуть сползла сверху, открывая кружева белоснежного бюстгальтера, а внизу, наоборот, задралась, демонстрируя нежный животик, к которому нестерпимо хотелось прижаться губами.

Зачем отказывать себе в такой малости?

Я спустился ниже, не отрывая взгляда от перепуганных глаз, на дне которых тлело желание, прикусил сосок и усмехнулся, ощутив, как вздрогнуло ее тонкое тело.

– Я скучал, – выдохнул, обдавая горячим воздухом нежную кожу в зоне декольте, почти с наслаждением отмечая то, как она покрывается мурашками. – Очень скучал, Ева-а-а…