Стелла Грей - Стон и шепот

Другое дело, что, с огромной долей вероятности, они же этот бордель и крышуют.

Не удивлюсь, если в соседней со мной комнате сидела парочка депутатов из тех, что каждый день выступают с очередными законопроектами во благо народа.

Мысль нанять частного детектива для собственного расследования я тоже отмел в сторону. У всех местных и толковых ребят клиентура тоже местная, а значит, не факт, что один из них меня же не заложит. Нужно было привлечь кого-то со стороны.

Телефон долго выдавал длинные гудки, пока наконец не раздался твердый баритон:

– Guten Tag.

Запоздало вспомнив, что мой европейский адвокат по-русски знает только три слова: водка, медведь и матрешка, сам перешел на немецкий:

– Добрый день, Дитрих. Как поживаете, как семья? – начал издалека я.

– Оу, гер Коршунов! Рад вашему звонку. У меня все прекрасно, спасибо, близняшки подрастают, жена радует, но, думаю, вас заставил позвонить интерес иного рода?

– Именно так, гер Сайн-Витгенштайн, я по делу. Очень скользкому и весьма щекотливому. – Обтекаемо и полунамеками я объяснил Дитриху причину своих опасений, в итоге заключив, что в целом это не телефонный разговор. – Я знаю, что твой брат частный детектив, он бы мог мне помочь?

– Клаус?! – удивились с обратной стороны. – Но он в Нью-Йорке и не занимается кхм… подобными делами… В основном его клиенты обращаются по экономическим преступлениям, но здесь… Если я вас правильно понял, то речь может идти о массовых убийствах, и замешаны весьма известные и могущественные люди.

– Вот именно, поэтому я готов платить вдвое выше, чем обычно. И тебе, и ему. Есть у меня ощущение, что не просто так я оказался в том месте, а я не люблю, когда со мной играют втемную.

– О, да, я помню, гер Коршунов. Вы предпочитаете сами играть со всеми козырями на руках.

– Поэтому жду вас с братом в России, где и введу в полный курс дела. Это возможно?

– Хорошо, гер Коршунов. Я сейчас же созвонюсь с Клаусом. Думаю, за несколько дней мы решим оставшиеся дела и сможем откликнуться на ваше предложение.

– Вот и прекрасно, – распрощавшись с Дитрихом, я несколько минут размышлял над ситуацией.

Не по правилам клуба я стал играть, когда выкупил Еву себе. По всем законам того места сейчас она, как ненужная свидетельница, должна была бы лежать в какой-нибудь канаве, но вместо этого наверняка нарезает круги в комнате наверху и льет слезы в истерике.

В данный момент она точно не осознает, что ей во многом повезло оказаться здесь со мной, иначе бабушке позвонили бы следователи…

К тому же, судя по сценарию, по которому должна была сложиться судьба Евы, не прояви я чудеса щедрости, очень скоро в Гнесинке не дождались бы одной из студенток, а в Челябинске тем временем начала бы поднимать панику пожилая женщина, разыскивая единственную внучку.

А дальше нашли бы либо труп, либо Еву признали пропавшей без вести.

Вроде бы все логично, но что-то в этой истории терзало, не давало покоя шестому чувству, напоминая о младшем идиоте Соколовском, так тщательно зазывающем пойти с ним. Чего он добивался? Не мог же урод предугадать, как я отреагирую на девчонку? Или он повелся на слухе о моих необычных предпочтениях и решил, что стану трахать жертву у всех на глазах?

Черт, как же мне все это не нравилось! Единственным радужным пятном была эта девчонка. И она нужна была мне живой, ведь мертвые, как известно, не стонут.

Что же касалось пропажи без вести – в ближайшие несколько дней бабушка будет вполне спокойна за внучку, до следующего звонка. Подумав, решил отправить старуху куда-нибудь отдохнуть. Подальше из их города. Нужно организовать ей путевку от соцслужб… Куда они там, старики, любят ездить? Кисловодск? Минеральные Воды?

Оставалась Гнесинка, куда Еву отпускать я не собирался по объективным причинам, но и там можно было все решить на раз, организовав внеплановый академический отпуск. Наигравшись с ней, однажды выпущу птичку на волю, и тогда пусть сама решает, петь дальше или заняться чем-то еще.

Закончив на этом свои рассуждения, я вызвал в кабинет Марину, горничную, чей голос меня бесил неимоверно, но радовало молчание, послушание и беспрекословное выполнение приказов.

Она явилась спустя полминуты, как всегда, с блокнотом и ручкой наготове. Да, у меня удивительно ебанутые тараканы в голове.

– У меня для тебя несколько заданий, – откинувшись на спинку кресла, начал я, скользя взглядом по ее фигурке. Почти как у Евы, тоже стройная, но ноги у моей девочки длиннее. Ладно, сойдет. – Сейчас ты поедешь вместе с Николаем в город. Он знает адреса хороших бутиков с новыми коллекциями обуви и шмоток. Так вот, купишь пару комплектов одежды на каждый день, на выход и домашнее что-то. Платья, брюки, блузки – не знаю, что вы там любите. Начиная от белья, заканчивая заколками в волосы.

Лицо горничной вытянулось от удивления, и даже рот она собралась открыть, но я жестом остановил, указав на блокнот. Все вопросы только в письменном виде.

Она что-то набросала на листке, но тут же рассеянно скомкала, видимо, побоявшись мне показывать.

Пришлось пояснить мне самому:

– Возьмешь все, как на себя, – продолжил я. – Это для гостьи сверху. Насчет обуви я не уверен, но ступня показалась небольшой. Хорошо бы узнать размер… В остальном вы примерно схожи по фигуре, и я рассчитываю на твою исполнительность.

Марина все же накорябала ответ в блокноте и, вырвав листок, положила передо мной на стол.

“У меня никогда не было дорогих вещей. Я в них не разбираюсь. Извините.”

– Консультанты помогут, – отмахнулся я. – Объяснишь им на месте, что нужно. Николай расплатится. И еще: отнеси наверх жаропонижающее, что там у нас есть. Все, свободна.

Кивнув, она вышла.

План по пополнению гардероба Евы выходил, конечно, идиотским, но я не мог позволить своей певчей канарейке самой ехать по бутикам, да и что-то мне подсказывало, что на шопинг она не настроена. В то же время если я собирался вызвать врача, то не встречать же ей его голой. В груди поднялась волна необъяснимого чувства собственности.

Хочу, чтобы она голой встречала меня и только меня. И не обсуждается.

К тому же нарастало беспокойство за ее физическое состояние. То и дело хотелось проверить, как она, но маленькая дрянь еще утром вырвала камеру из стены. Не идти же к ней самому? Ведь тогда я снова могу не выдержать, и хер меня остановит даже кашель.

Весь следующий час, пока Николай и Марина, дополнительно проинструктированные, отсутствовали, я беспокойно, едва не рыча, слонялся по дому. Ноги сами принесли меня в музыкальную комнату.

Стекла здесь уже убрали, табурет поставили на место к роялю. Сев за инструмент, я откинул крышку, обнажив клавиши, и бегло пробежался пальцами с нижнего регистра до верхнего. Последний звук повис тонким писком и медленно стих, поглощаемый акустикой комнаты, растворился в шуме ветра, залетавшего в разбитое окно.

М-да, девчонка по имени Ева оказалась не библейской няшей. Хотя еще тогда все беды начались именно с той женщины. Строптивая и зубастая. В добавок не в меру агрессивная, пожалуй, стоит предупредить завтра доктора Нестерова, который утром приедет на осмотр, чтобы был с ней поаккуратнее.

Что-то подсказывало мне: загнанная в угол и отчаявшаяся птичка, пусть даже в золотой клетке с мягкими прутьями, врача может и стетоскопом придушить. Когда она сегодня угрожала перерезать себе вены, я, конечно, не поверил: слишком твердый взгляд был у девчонки. Пока еще без надлома, но кто знает, где у нее тот самый запас прочности, после которого у нее хватит сил наложить на себя руки.

Доводить до него я, разумеется, не собирался.

Тряпки, туфли, ювелирка – я дам ей все это без особых усилий. Будет пай-девочкой – еще и телефон подгоню для регулярных переговоров с бабкой.

Поднявшись от рояля, я подошел к панорамному окну и прямо через подоконник перешагнул на балкон второго этажа.

Вечер, тишина, где-то вдали шумела автострада, но даже она не портила красоты звука. Стрекотание цикад идеально гармонировало с обстановкой. Им хотелось наслаждаться. Вдыхая глубоко воздух, я невольно прикрыл глаза и в этот момент спиной почувствовал взгляд.

Ненавидящий.

Обернулся и задрал голову вверх.

Занавески в комнате, где была Ева, дернулись, словно не она только что стояла у окна и сверлила меня глазами, будто рентгеном.

Грязно выругавшись, в который раз подумал о том, что все бабы как бабы: дают, когда скажут, сосут, если им намекнуть, а у меня суровая Челябинская сирена – завел, мать ее, домашнюю зверушку.

Вроде и силой трахнуть можно, а не хочется. Точнее хочется, но не силой. Почувствовав себя редкостно ебнутым типом, я вернулся в дом – дожидаться Марину с гардеробом.

В моем плане тряпки будут первым пряником, раз уж кнут не удался. Еще ни одна баба на моей памяти не могла остаться равнодушной к брендовому шмотью.

Я захлебывалась слезами. Едва этот моральный урод вышел из комнаты, меня словно прорвало от ужаса и непереносимого чувства гадливости к самой себе. Воспоминания никак не желали исчезать из головы, подкидывая картинки, от которых приходилось краснеть с головы до ног… До тех самых ног, что я раздвигала, стремясь навстречу пальцам Руслана. Он сказал запомнить это имя. Тварь! Ненавижу! И пусть поверит, запомню, чтобы однажды рассказать всему миру, что он за чудовище.

Перевернувшись на другой бок, я поджала босые ступни и глубже зарылась в теплое одеяло, принесенное горничной Мариной. Та осмотрела меня с головы до ног, поставила на тумбу пузырек нурофена и бутылку воды и уточнила:

– Вы нуждаетесь в чем-то еще?

Услышав это, я уставилась на горничную во все глаза, стирая с них пелену слез. Нуждаюсь ли я? Да! ДА!

– Помоги мне сбежать! Умоляю… – шепнула, хватаясь за горло от нового приступа боли.

Девушка опустила взгляд и теперь стояла молча, завороженно разглядывая мои ноги. Странная и жуткая. Не выдержав, я спряталась под принесенным ею одеялом с головой и снова зарыдала, даже не заметив, когда она ушла.

Слезы кончились как-то очень быстро, хотя нервные вздрагивания и судороги еще некоторое время бродили по моему телу, заставляя испуганно замирать. А потом я поняла, что умираю от жажды. Кроме того, меня бил озноб. Вспомнились тогда и нурофен, и вода на тумбочке, я не побрезговала ни тем, ни другим.

А выпив лекарство, попыталась уснуть, только куда там? В голову лезли самые гнетущие мысли, а еще я несколько раз ловила себя на том, что трогаю собственные губы, припухшие от поцелуев Руслана. Этот псих закрывал мне рот, буквально сминая нежную кожу, а иногда и покусывая ее. Ненормальный. Зачем я ему? Почему не отпустит?

Кутаясь в одеяло, поднялась с постели и подошла к окну, чтобы задернуть шторы – в комнате было слишком много света, он мешал сосредоточиться на желании уснуть. Зря я это сделала. Стоило подойти, как увидела там, внизу, его. Мой личный кошмар стоял на балконе второго этажа и смотрел вдаль. Потрясающе красивый и величественный. Породистый, как говорила моя бабушка.

Мне хорошо был виден его точеный профиль, а при взгляде на недовольно искривленные губы снова захотелось дотронуться до своих. Я еще помнила вкус его языка у себя во рту, звук его дыхания и ощущение непередаваемого блаженства от прикосновений длинных пальцев между моих ног. Я всегда хотела быть честной с собой, это придавало сил. И теперь, глядя на Руслана, вдруг поняла, что он сломает меня. Не сегодня так завтра. Придет и возьмет то, что уже решил сделать своим. И будет брать снова и снова, а я буду кричать и стонать в его объятиях, чтобы потом оставаться одной в запертой комнате. Он будет пользоваться, а я не смогу ничего противопоставить.

И стало мерзко.

Захотелось помыться, а лучше протереть кожу наждачкой, срезая верхний слой, срывая следы мужчины с себя!

В тот миг, когда он обернулся, я отодвинулась, спряталась, прижалась к стене спиной, нервно дыша и чувствуя, как сползает по телу одеяло. Было невыносимо страшно встречаться взглядами. Страшно и стыдно. Нет уж, я еще попорчу кровь этому подонку, он не получит меня так просто!

Подхватив одеяло, вернулась в кровать и, укрывшись, с удвоенной силой постаралась уснуть. Первое, что мне нужно было – это восстановить здоровье, чтобы продолжать бороться за свою свободу. Упрямо сжав зубы, я твердила себе одно и то же: даже если он все-таки одержит победу над моим телом – неважно. Разума коснуться я ему не позволю.

Сон почти отозвался на мольбу похитить меня в мир без боли и страхов, но когда дыхание уже выровнялось, а сама я наконец провалилась в безмятежную дрему, чертова дверь снова открылась. Без стука, не дожидаясь приглашения, Руслан вошел в комнату и остановился у кровати, сбрасывая на нее ворох коробок и пакетов с позолоченной каемкой.

Непонимающе моргая, с удивлением посмотрела на солнце, рвущееся через занавески. Оказывается, уже утро. Протерев глаза, я села, плотно прижавшись к изголовью и натянув одеяло до подбородка. Глаза слипались от усталости, словно и не спала, а горло болело сильнее прежнего.