— Эмили! Милая моя, как ты здесь поживаешь?

— Спасибо, все хорошо, — невольно прижала я руки к груди, едва удерживая книгу. — А ты как, моя дорогая Оливия?

— Ой, деревенщина еще и читает. Боже, какое чудо, какая радость! — поторопился, как всегда, вставить свое слово самодовольный Уолтер, выходя из кареты.

— Я тебя тоже рада видеть.

— Еще бы! — и он невежественно скривился, проходя мимо меня.

* * *

И вот снова пролетел год, через месяц моя Оливия вновь приедет домой на каникулы. Мы опять встретимся! И пусть часто пишем друг другу письма, я очень по ней скучаю.

"… Моя Эмили, скоро приеду, и мы вновь будем проводить вечера в мечтаниях и дискуссиях. Я привезу с собой несколько новых книг. Они обязательно тебе понравятся!

… Очень скучаю!

Целую.

Уолтер передает тебе привет."

Да уж, знаю этот "привет". Оливия вечно обижается на брата на его чуждость, пренебрежение и, порой, агрессию в мою сторону, чувствует за это вину передо мной и всячески пытается загладить, и вот передает этот "привет", как очередную возможность оправдать в моих глазах брата.

"…Ах, Эмили, Эмили! Мне пришлось задержаться!..

… Но это ничего не меняет. Так что 15 июня ты теперь сама должна будешь отправиться в наше любимое место читать стихи Купера. Я знаю, что, возможно, это кажется детством, и данная ситуация сложилась не просто так: кто-то нам неоднозначно намекает, что пора прекращать, одуматься, повзрослеть. Но мне эта традиция очень нравиться, так что предлагаю ее оставить… в нашей жизни…"

Да уж, Оливия, успеем мы зачерстветь, так не стоит с этим спешить.

Управившись с большинством дел по дому, отпросившись у мистера Ленса, я отправилась в Стоун-парк.

Да, именно так. Наше укромное место находилось в Стоун-парке. Глубоко в саду, теперь уже больше напоминающем лес, был очаровательный фонтан. Вода в нем позеленела и стала дурно пахнуть. Там уже давно бурлила своеобразная жизнь лягушек, водорослей и, наверняка, еще каких-то очаровательных жителей маленького болотца. Здесь было очень тихо, спокойно, беспечно. На первый взгляд это больше напоминало заброшенные руины, но не для нас с Оливией. Здесь все было иначе. Это было самое настоящее царство природы, полное изумительных чудес. Яркие краски, божественные ароматы, тихий чарующий шелест листвы, порой сплетающийся с кваканьем лягушек или пением птицы, тихим шуршанием маленького незваного гостя где-то в буйной траве — все это удивительные и завораживающие секреты чужого мира, иного мира. Мира, что существует рядом с нами, соприкасается, но не выдает себя, не привлекает особого внимания ради того, что бы выжить, существовать именно в том виде, в котором был создан, в котором хочет быть, а не обязан. Я часто ловлю себя на том, что завидую этой непринужденности и вольности. Завидую тому, что не могу так само жить в искренности и открытости, в пучине эмоций и правды, а не лицемерия, алчности, условностей и актерства.

В этот тайный мирок с трудом пробивались лучики солнца — жадно и страстно врывались в это царство, сражаясь с непоколебимой стражей зарослей. И те, которым это удавалось, переполняясь радостью и безмерным счастьем, неугомонно, шаловливо, а порой, безумно плясали в чарующем танце на нежной глади зеленого озерца в наполовину разрушившемся, лущившемся, местами поросшем мхом, бассейне фонтана.

Я робко присела на краюшек некогда изумительного венца архитектуры. Ах, мой фонтанчик. Я по тебе скучала.

Чаша, которая и была самым сердцем этого шедевра, еще больше позеленела и помрачнела. Местами полезли трещины и выемки. Время и природа рушили это творение человеческих рук. Съедали, поглощали, уничтожали. Жаль.

Цветы и лианы, которые украшали статую, еще больше облупились, стирая свои формы, превращаюсь в непонятный и некрасивый узор. Что же, время смывало идеи и замыслы скульптора, мечты и грезы творца, не оставляя ни малейшего шанса на вечность.

Я, тяжело вздохнув, раскрыла потрепанный временем и нашими с Оливией переживаниями томик "Стихов". Я пыталась окунуться в до боли знакомый мир Купера, в такой любимый и родной, но что-то мешало. Ностальгия? Зачарованность этим тайным местом? Не знаю.

Я отчаянно закрыла книжечку и прижала ее к груди. Что мне не дает покоя? Что заставляет меня грустить?

Одиночество.

Я привыкла к обществу моей Оливии, хотя раскрывать свое сердце и душу ей я так и не научилась. Выслушать, поддержать, подсказать. Но не самой. Я боюсь впускать кого-то в себя, в свой мир.

Вдруг что-то настойчиво зашелестело рядом со мной. Кто-то или что-то с уверенностью направлялся сюда. Оливия? Нет, это не может быть она. Хотя кто еще может знать про это место?

Я подскочила от волнения и предвкушения. Да, это моя Оливия. Она пришла!

— Ой! — неожиданно раздалось от незнакомца, едва тот отодвинул пышную ветку яблони, преграждающую путь, и оторвал свой взгляд от земли. — Извините, я не знал, что здесь кто-то есть, — заметно смутился гость, все еще, видимо, сражавшийся с остатками нахлынувших мыслей и переживаний.

— Я… Я… тоже, — заикнулась от удивления.

— Простите, что побеспокоил. Я сейчас же уйду, — и парень резко развернулся, желая и, в правду, исчезнуть отсюда.

— Нет, нет, пожалуйста. Останьтесь.

— Что? — от удивления он даже дернулся, развернувшись на пол-оборота. — Вернее, я хотел сказать, неужели я Вам не помешаю?

— Нет, нисколько, — поторопилась успокоить его, полностью не отдавая себе отчет. Все происходило само собой. Я говорила фразы, которые должна была сказать. Или недолжна? Не знаю.

— Хорошо, — замялся незнакомец. Я чувствовала неловкость и смятение. Он явно не желал оставаться здесь, но и уйти не захотел. Молодой человек робко ступил шаг к фонтану. Я, немного помедлив, вновь присела.

Он последовал моему примеру.

Мы молчали, уставившись в землю. Я чувствовала тяжелое сердцебиение в своей груди, заглушавшее все вокруг.

И зачем я его остановила?

Мне нужно уйти. Я, закусив от волнения губу, резко сорвалась с места. Надо убраться отсюда.

— Простите, — остановил меня голос. Я застыла.

— Да?

— Я точно Вам не помешал?

— Точно, — машинально соврала я.

Снова тишина. Нужно что-то и мне сказать.

— Я просто пришла насладиться красотой этого чудесного места и почитать стихи.

— Стихи… Я люблю поэзию. А, если не секрет, то чьи?

— Купера, Уильяма Купера.

— Что же, неплохо.

— А Вам больше кто из поэтов современности импонирует?

— Я больше люблю любовную лирику.

— Ясно.

— Ой, простите, я не представился, — парень соскочил с фонтана, вставая прямо передо мной. Склонившись в глубоком поклоне, он тихо прошептал:

— Генри… Генри Браун.

— Эмили Скотт, — вежливо поклонилась в ответ.

— О, Эмили Скотт… Вы из Демпсифилда?

— Так точно. А Вы знакомы с мистером Демпси и его семьей?

— Не особо, но много слышал, — смутился парень.

Теперь я хорошо могла разглядеть его. Высокий, крепко сложенный темноволосый молодой человек, не старше двадцати пяти лет. Глаза его поражали своей глубиной, словно море, океан, в них бурлило что-то загадочное, далекое. Отчаянье переплеталось с надеждой, а боль с радостью.

Вдруг я осознаю, что он смотрит прямиком мне в глаза. Краснею. О Боже, нет!

Я резко, испуганно отвела взгляд, а потом и вовсе отвернулась, желая спрятать свое смущение.

— Простите.

Неловкое молчание. Волнующая тишина. Я слышала биение наших сердец, которое жадно перекрикивало шелест листвы и пение птиц, я слышала тяжелое дыхание гостя.

— А, — он тщательно пытался подавить в себе нотки волнения и смущения, но все же голос, такой нежный и завораживающий, раздаваясь, подобно тихому звону колокола, где-то за моей спиной, на мгновение дрогнул, — что Вас привлекает в этом месте? Что привело в Стоун-парк? Разве здесь одной гулять не страшно?

Тяжело сглотнув застрявший комок неловкости, я попыталась ответить:

— Возможно, здесь есть что-то опасное, что-то темное, но я его не так боюсь, как то, что несет собой общество и сам человек. Наедине с природой мне намного спокойней и уютней, чем дома за десятью замками или в окружении людей.

— Забавно.

— Скорее печально.

— Согласен.

Я обернулась к нему. Парень стоял рядом, до не приличия близко, но мне это нравилось. Безумство. Что-то было притягательное в нем, что-то, такое искреннее и чистое, манило меня к себе.

— Простите, — смутился молодой человек и отступил шаг назад.

Я пристыжено отвела взгляд вниз.

— А я вот решил прогуляться по Стоун-парку. Когда-то мне мой друг Генри Стоун много рассказывал об этом изумительном месте.

— О, Вы знаете Генри Стоуна?

— Знал.

— Ой, — в недоумении закачала я головой, — последним здешним хозяином был Ричард Стоун. Генри… Генри, это тот мальчик, который пропал много лет назад? Тот, из-за которого все это здесь произошло?

— Да, — одобрительно закачал головой парень и, с сожалением поджал нижнюю губку, — видимо, он самый.

— Так он жив? Как он? Где он?

— Не знаю, давно я его уже не видел.

— Это ему должно уже быть больше, чем пятьдесят лет!

— Думаю, пятьдесят три.

— Хм, вполне возможно.

Генри улыбнулся.

— Да уж, маленький мальчик все же выжил. Невероятно.

— Что?

— Столько легенд ходит об этом Генри Стоуне. Говорили, что его кто-то убил или загрызли звери. И что его дух все еще бродит по Стоун-парку, плачет по ночам, зовя мать.

Я увидела, как парень тяжело сглотнул, невольно перешагнув с ноги на ногу.

— Не такой он уже и маленький был, когда пропал, — растерянно прокутил в руках шляпу и надел ее на голову.

— Лет десять, наверно.

— Девятнадцать.

— О, Вы хорошо осведомлены в этой истории?

— Да, Генри много раз рассказывал мне ее.

— Вы были близкими друзьями?

— Были… одно время, — и мой собеседник загадочно улыбнулся, хотя грусть и боль все еще плескались в его глазах.

— А что же заставило его исчезнуть?

— Он попросил сохранить это в тайне… — смутился парень.

— Простите… И как он? Кем стал?

— Богатым человеком, владельцем судов, торговцем.

— Нет, какой характер?

— Ах, это…

Я невольно присела на краюшек фонтана. Генри последовал моему примеру.

— Не могу судить.

— Как это? Он же был Вашим другом!

Парень ухмыльнулся.

— Да, Вы правы. Генри очень разочаровался в жизни, стал меланхоличным, отчаянным, одиноким странником. Грусть, отчаяние, злость.

— Злость?

— Злость за то, что не оправдались его надежды и не сбылись мечты.

— Ах, это печально. Но он, наверно, все же добрый и славный человек.

— Наверно.

— Жаль, конечно, — и я осмотрелась по сторонам, — что он не возвращается в Стоун-парк. Здесь без человека грустно. Без доброго человека.

— Я думал, Вы больше любите природу, чем людей, — ухмыльнулся Генри.

— Люблю. Но человек — тоже часть природы, и без общества, без стереотипов и глупых правил, он — весьма изумительное создание. Возьмите, например, то, что он творит — картины, скульптуры, поэзия. Музыка. Чего только стоит музыка!

— Да уж, музыка. Я тоже безумно люблю музыку.

Я смутилась. Мне легко рассуждать и говорить сейчас с незнакомцем на общие темы, рассуждать о жизни или взглядах на нее, но не переходить на личное. Мои руки невольно задрожали от волнения.

— Простите, — я робко поднялась я с фонтана, — думаю, мне пора уже возвращаться к своим обязанностям.

— Позвольте, я Вас провожу, — соскочил парень с импровизированной лавки, и подставил руку ко мне.

Я нервно закусила губку, застыв в смятении. Да уж.

— Хорошо.

Мы шли к усадьбе Демпси. Генри умело освобождал путь, раздвигая ветви и высокие травы.

— А Вы завтра не планируете вновь окунуться в пучину зеленого царства? — поторопился парень удержать меня, когда заросли закончились, и просторная лужайка распростилась перед нами вплоть до самого дома, когда стало печально, и ясно, что пора проститься.

Что ответить? Я не знала… Немного помедлив:

— Возможно. Да.

— Тогда давайте я составлю Вам компанию, и мы почитаем поэзию вместе.

— Отлично, — Боже, что я делаю? Это совсем неприлично. С незнакомым мужчиной бродить по заброшенному Стоун-парку. Что же люди подумают! Так, стой, Эмили. Ты всегда была против стереотипов и повиновения общественному мнению, зависимости от него.