Иоганн Гёте - Страдания юного Вертера. Фауст (сборник)

Тем легче будет, при таком воззренье,

Тебе войти со мною в соглашенье.

За это, положись на мой обет,

Я дам тебе, чего не видел свет.

Что можешь ты пообещать, бедняга?

Вам, близоруким, непонятна суть

Стремлений к ускользающему благу.

Ты пищу дашь, не сытную ничуть.

Дашь золото, которое, как ртуть,

Меж пальцев растекается; зазнобу,

Которая, упав к тебе на грудь,

Уж норовит к другому ушмыгнуть.

Дашь талью карт, с которой, как ни пробуй,

Игра вничью и выигрыш не в счет;

Дашь упоенье славой, дашь почет,

Успех, недолговечней метеора,

И дерево такой породы спорой,

Что круглый год день вянет, день цветет.

Меня в тупик не ставит порученье.

Все это есть в моем распоряженье.

Но мы добудем, дай мне только срок,

Вернее и полакомей кусок.

Пусть мига больше я не протяну,

В тот самый час, когда в успокоенье

Прислушаюсь я к лести восхвалений,

Или предамся лени или сну,

Или себя дурачить страсти дам, —

Пускай тогда в разгаре наслаждений

Мне смерть придет!

Запомним!

По рукам!

Едва я миг отдельный возвеличу,

Вскричав: «Мгновение, повремени!» —

Все кончено, и я твоя добыча,

И мне спасенья нет из западни.

Тогда вступает в силу наша сделка,

Тогда ты волен, – я закабален.

Тогда пусть станет часовая стрелка,

По мне раздастся похоронный звон.

Имей в виду, я это все запомню.

Не бойся, я от слов не отступлюсь.

И отчего бы стал я вероломней?

Ведь если в росте я остановлюсь,

Чьей жертвою я стану, все равно мне.

Я нынче ж на ученом кутеже

Твое доверье службой завоюю,

Ты ж мне черкни расписку долговую,

Чтоб мне не сомневаться в платеже.

Тебе, педанту, значит, нужен чек

И веры не внушает человек?

Но если клятвы для тебя неважны,

Как можешь думать ты, что клок бумажный,

Пустого обязательства клочок,

Удержит жизни бешеный поток?

Наоборот, средь этой быстрины

Еще лишь чувство долга только свято.

Сознание того, что мы должны,

Толкает нас на жертвы и затраты.

Что значит перед этим власть чернил?

Меня смешит, что слову нет кредита,

А письменности призрак неприкрытый

Всех тиранией буквы подчинил.

Что ж ты в итоге хочешь? Рассуди,

Пером, резцом иль грифелем, какими

Чертами, где мне нацарапать имя?

На камне? На бумаге? На меди?

Зачем ты горячишься? Не дури.

Листка довольно. Вот он наготове.

Изволь тут расписаться каплей крови.

Вот вздор! Но будь по-твоему: бери.

Какие-то ходульные условья!

Кровь, надо знать, совсем особый сок.[46]

Увы, тебя я не надую.

Я – твой, тебе принадлежу,

Раз обещаю к платежу

Себя и жизнь свою пустую,

Которой я не дорожу.

Чем только я кичиться мог?

Великий дух миропорядка

Пришел и мною пренебрег.

Природа для меня загадка.

Я на познанье ставлю крест.

Чуть вспомню книги – злоба ест.

Отныне с головой нырну

В страстей клокочущих горнило,

Со всей безудержностью пыла

В пучину их, на глубину!

В горячку времени стремглав!

В разгар случайностей с разбегу!

В живую боль, в живую негу,

В вихрь огорчений и забав!

Пусть чередуются весь век

Счастливый рок и рок несчастный.

В неутомимости всечасной

Себя находит человек.

Со всех приманок снят запрет.

Но, жаждой радостей терзаем,

Срывая удовольствий цвет,

Не будь застенчивым кисляем,

Рви их смелее, – мой совет.

Нет, право, ты неподражаем:

О радостях и речи нет.

Скорей о буре, урагане,

Угаре страсти разговор.

С тех пор как я остыл к познанью,

Я людям руки распростер.

Я грудь печалям их открою

И радостям – всему, всему,

И все их бремя роковое,

Все беды на себя возьму.

В теченье многих тысяч лет

Жую я бытия галет,

Но без изжоги и отрыжки

Нельзя переварить коврижки.

Вселенная во весь объем

Доступна только провиденью.

У бога светозарный дом,

Мы в беспросветной тьме живем,

Вам, людям, дал он во владенье

Чередованье ночи с днем.

А я осилю все.

Похвально.

Но жизнь, к несчастью, коротка,

А путь до совершенства дальний,

Нужна помощника рука.

Возьми поэта на подмогу.

Пусть щедро он тебе привьет

Все доблести по каталогу:

Бесстрашье льва, оленя ход,

Страсть итальянца, твердость шведа.

Его рецепту ты последуй,

Как претворить в одну черту

Двуличие и прямоту.

Затем со страстью первозданной

Пусть влюбит он тебя по плану.

Все мыслимое охвати,

Стань микрокосмом во плоти.

Что я такое, если я венца

Усилий человеческих не стою,

К которому стремятся все сердца?

Ты – то, что представляешь ты собою.

Надень парик с мильоном завитков,

Повысь каблук на несколько вершков,

Ты – это только ты, не что иное.

Итак, напрасно я копил дары

Людской премудрости с таким упорством?

Я ничего своим усердьем черствым

Добиться не сумел до сей поры.

Ни нá волос не стал я боле крупен,

Мир бесконечности мне недоступен.

Ты в близорукости не одинок,

Так смотрите вы все на это дело.

А нужен взгляд решительный и смелый,

Пока в вас тлеет жизни огонек.

Большой ли пользы истиной достигнешь,

Что, скажем, выше лба не перепрыгнешь?

Да, каждый получил свою башку,

Свой зад, и руки, и бока, и ноги.

Но разве не мое, скажи, в итоге

Все, из чего я пользу извлеку?

Купил я, скажем, резвых шестерню.

Не я ли мчу ногами всей шестерки,

Когда я их в карете разгоню?

Поэтому довольно гнить в каморке!

Объедем мир! Я вдаль тебя маню!

Брось умствовать! Схоластика повадки

Напоминают ошалевший скот,

Который мечется кругом в припадке,

А под ногами сочный луг цветет.

Куда ж махнем?

Куда глаза глядят.

Скорей оставим этот каземат.

Дался тебе твой каменный застенок,

Где отдаешь ты силы за бесценок

И моришь скукой взрослых и ребят!

Довольно! Лучше предоставь собрату

Водотолченье в ступе. Решено.

Того, что лучше всякого трактата,

Ребятам ты не скажешь все равно.

Студента, кстати, вижу я в окно.

Сейчас я занят. Он пришел не в пору.

Я заменю тебя. Он ждет давно.

Я в дом пущу его из коридора.

Дай шапку мне свою и балахон.

Я, кажется, хорош в твоем костюме?

Теперь все предоставим остроумью.

Ты на минут пятнадцать выйди вон

И позаботься о дорожных сборах.

Мощь человека, разум презирай,[47]

Который более тебе не дорог!

Дай ослепленью лжи зайти за край,

И ты в моих руках без отговорок!

Нрав дан ему отчаянный и страстный.

Во всем он любит бешенство, размах.

От радостей земли он ежечасно

Срывается куда-то впопыхах.

Я жизнь изведать дам ему в избытке,

И в грязь втопчу, и тиной оплету.

Он у меня пройдет всю жуть, все пытки,

Всю грязь ничтожества, всю пустоту!

Он будет пить – и вдоволь не напьется,

Он будет есть – и он не станет сыт,

И если бы он не был черту сбыт,

Он все равно пропал и не спасется.

Я здесь с недавних пор и рад

На человека бросить взгляд,

Снискавшего у всех признанье

И кем гордятся горожане.

Душевно тронут и польщен.

Таких, как я, здесь легион.

Вы осмотрелись тут отчасти?

Прошу принять во мне участье.

Для знанья не щадя души,

Я к вам приехал из глуши.

Меня упрашивала мать

Так далеко не уезжать,

Но я мечтал о вашей школе.

Да, здесь вы разовьетесь вволю.

Скажу со всею прямотой:

Мне хочется уже домой.

От здешних тесных помещений

На мысль находит помраченье.

Кругом ни травки, ни куста,

Лишь сумрак, шум и духота.

От грохота аудиторий

Я глохну и с собой в раздоре.

Тут только в непривычке суть.

У матери не сразу грудь

Берет глупыш новорожденный,

А после не отнять от лона.

Так все сильней когда-нибудь

Вы будете к наукам льнуть.

Но если с первого же шага

Во мне отбили эту тягу?

Наметили вы или нет

Призвание и факультет?

Я б стать хотел большим ученым

И овладеть всем потаенным,

Что есть на небе и земле.

Естествознаньем в том числе.

Что ж, правильное направленье.

Все дело будет в вашем рвенье.

Я рад и телом и душой

Весь год работать напряженно.

Но разве будет грех большой

Гулять порой вакационной?

Употребляйте с пользой время.

Учиться надо по системе.

Сперва хочу вам в долг вменить

На курсы логики ходить.

Ваш ум, нетронутый доныне,

На них приучат к дисциплине,

Чтоб взял он направленья ось,

Не разбредаясь вкривь и вкось.

Что вы привыкли делать дома

Единым махом, наугад,

Как люди пьют или едят,

Вам расчленят на три приема

И на субъект и предикат.

В мозгах, как на мануфактуре,

Есть ниточки и узелки.

Посылка не по той фигуре

Грозит запутать челноки.

За тьму оставшихся вопросов

Возьмется вслед за тем философ

И объяснит, непогрешим,

Как подобает докам тертым,

Что было первым и вторым

И стало третьим и четвертым.

Но, даже генезис узнав

Таинственного мирозданья

И вещества живой состав,

Живой не создадите ткани.

Во всем подслушать жизнь стремясь,

Спешат явленья обездушить,

Забыв, что если в них нарушить

Одушевляющую связь,

То больше нечего и слушать.

Encheiresin naturae[49] – вот

Как это химия зовет.

Не понял вас ни в малой доле.

Поймете волею-неволей.

Для этого придется впредь

В редукции понатореть,

Классифицируя поболе.[50]

Час от часу не легче мне,

И словно голова в огне.

Еще всем этим не пресытясь,