Через месяц Тина снова стала свободной. Только теперь она была еще и богата.

* * *

Когда Тина узнала от Роберты о болезни Марии, не раз и не два порывалась навестить женщину. Но так и не решилась — боялась, что разговор сведется к Нику. А она не смогла бы говорить о нем, не выдав своих чувств. С кем-то другим — возможно, но не с Марией, без памяти любившей сына и искренне верившей в то, что смерть Эндрю — несчастный случай.

Тине казалось, что она может выдать себя. Вдруг Мария догадается о ее связи с Ником? И о том, что в случившейся трагедии есть доля ее, Тининой, вины? Простодушной Роберте подобное в голову не приходит, в ее представлении «барышня» и «кухаркин сын» находятся на разных полюсах, и точек соприкосновения иметь не могут. А материнское сердце — чуткое. Мария может догадаться.

Кроме того, для себя Тина так и не сумела решить, как ей относиться к поступку Ника. Первый шок от смерти Эндрю прошел, но осознание того, что убийца отчима — Ник, так и не наступило. Мозг Тины отказывался связать воспоминание о Нике — его улыбке, голосе, объятиях — с трупом на дне бассейна. Умом она понимала, что никто другой убить Эндрю не мог, доказательств вины Ника было более чем достаточно, и все же не могла поверить.

Если бы у них с Ником была возможность увидеться наедине! Перекинуться хотя бы десятком слов, хоть ненадолго встретиться взглядами… Но такой возможности не было и не предвиделось. Разговоры в тюрьме — как телефонные, так и при встрече, на свиданиях — прослушивались, это Тина знала от Роберты. Мобильных телефонов заключенным не полагалось, бумажные письма прочитывались сотрудниками тюрьмы. Поговорить, сохранив при этом тайну, никак не получилось бы.

В итоге Тина решила: с ней останется тот Ник, которого она знала до убийства. Не угрюмый, хамоватый парень, которого видела в зале суда. Она подождет новой встречи с Ником, и тогда все станет ясно. А пока… Пока пусть застынет в ее памяти чудесное лето. В ее силах сохранить и не расплескать воспоминания — о теплом море, горячих скалах. О ветре, бьющем в щиток мотоциклетного шлема. О спине парня, сидящего впереди — к которой с таким упоением прижималась. О руках Ника, его губах, голосе. Об их дерзкой, сумасшедшей любви, пронизанной запахом шиповника… Она будет помнить только то, что хочет помнить, и точка. До тех пор, пока не поговорит с Ником, ей плевать на приговор суда.

Так Тина рассуждала наедине с собой.

А вслух ни разу не рискнула даже просто передать Нику привет — через Роберту, например. Успокаивала совесть тем, что через ту же Роберту регулярно передавала деньги для Марии — небольшую сумму, дабы не вызвать подозрений. Стараниями Тины Марию взяли на работу приходящей няней, в семью одной из Тининых подруг. А спустя два года от этой же подруги Тина узнала о болезни Марии. И о том, что в связи с болезнью от услуг няни семья отказалась.

Тина возобновила денежные переводы. Деньги снова шли через Роберту, та сочинила для Марии историю о небольшом наследстве. А еще через полгода передавать деньги стало некому: Мария скончалась в хосписе.

Тина сорвалась из деловой поездки, чтобы успеть на похороны. Лежащую в гробу Марию не узнала. Скорбное исхудалое лицо, покрытое гримом, ничем не напоминало лицо полной, улыбчивой женщины, которую знала когда-то Тина.

— Не вынесла она, — глядя на покойницу, всхлипнула Роберта. — Был бы Ники при ней — может, и до сих пор бы не заболела. А одной, для кого ей жить? Вот и не вынесла. Так его и не дождалась.

* * *

Новорожденную дочку Тина собиралась назвать Габриэлой.

Габриэла Вэлентайн Гордон — красиво звучит.

«Простите, сеньора? — переспросила служительница в отделе регистрации. — Я не расслышала. Как вы хотите назвать малышку?»

«Мария. — Тине показалось, что кто-то другой произнес это за нее. — Мария Маргарита».

«Чудесное имя, сеньора! А по нынешним временам — даже редкое».

«Да. Спасибо. И впрямь редкое».

* * *

… — Сеньора Гордон?

— Да. — Тина встрепенулась. — Прости, Эрнесто. Задумалась.

— Я, может, потом зайду?

— Нет-нет. Продолжай. Что ты рассказывал?

— Дак, про мужика того. Вы просили.

— Просила, ага… Значит, говоришь, он живет один?

— Так точно, — кивнул Эрнесто, — один. Купил контору по прокату машин. Позади конторы — гараж с мастерской, он обычно там торчит, видать, с машинами ковыряется. А в конторе парнишка молодой сидит, студент. Мужик иной раз, бывает, на целый день сваливает, новые тачки смотреть. Одну недавно пригнал, на вид ничего такая. По вечерам он в кабаке торчит, всегда в одном и том же, со спортивным тотализатором. Пиво пьет да в ящик пялится. Сам не играет, только над другими глумится. Поначалу ему, говорят, пытались за это морду бить, а потом привыкли, теперь уж он там завсегдатай. Девки вокруг него — не сказать, чтобы вьются, но бывает, что подсаживаются. И продажные, и так, за интерес… Ну, да я сто раз про это рассказывал, и как вам слушать не надоест?

Тина улыбнулась.

— Ты хороший рассказчик, Эрнесто.

— Да ну вас, сеньора. — Охранник покраснел. — Скажете тоже.

— Ладно. — Тина подобралась. — Так, по нашему делу?..

— По делу, меня попросили узнать: вы не планировали в ближайшее время встречу с этим мужиком?

Тина нахмурилась.

— Хотелось бы избежать. А что?

— Видите ли. Я ведь уже говорил — для того, чтобы исключить подозрения, объект должен… э-э-э… исчезнуть, в результате несчастного случая.

— Да. — Голос у Тины дрогнул.

«Мария, — напомнила она себе. — Все это — ради нее. У девочки должно быть нормальное детство. Ник пытается помешать этому — что ж, он сам виноват. Я предупреждала, что буду действовать».

— Да, Эрнесто, ты говорил.

— Так вот. Вариант с уличной аварией отпадает — городок, где он живет, маленький, движение никакое, каждая новая машина привлекает внимание. Трассы, по которым он перемещается, тоже не самые оживленные… В общем, предложение моего человека — повредить мотоцикл. В детали вдаваться не буду, но есть способ устроить так, чтобы при высокой скорости мотоцикл пошел вразнос. А погонять мужик любит. На автобане не наглеет, там камер полно, а вот когда на боковую дорогу выскакивает, ту, что вдоль скал идет, ни в чем себе не отказывает. В нашем случае оно и хорошо. Ступица из гнезда выскочит, колесо завиляет и отвалится. Уберется мужик в скалу, или с обрыва улетит — в обоих случаях костей не соберешь. А если…

Тина поморщилась, подняла руку, останавливая Эрнесто:

— Я поняла, достаточно. И что от меня требуется?

— Дак, к мотоциклу бы подобраться. В городке этом все друг друга знают, чужака мигом срисуют — если тот рядом с домом или мастерской крутиться будет. В таких местах у соседей вечно ушки на макушке, сами знаете. Да и мужик этот уж больно непредсказуемый! Иной раз среди ночи подорвется, байк оседлает — и полетел, черт его знает куда. А возни там, с мотоциклом, на пару часов как минимум. И нужно, чтобы наверняка хозяина поблизости не было.

— И ты хочешь…

— Не я, сеньора.

— Да-да, не ты. Твой знакомый хочет, чтобы я встретилась с Ником?

— Именно. Он ведь, когда с вами встречается, осторожничает, так? Малолитражку напрокат берет. Значит, мотоцикл надолго без присмотра останется. И тогда уж время будет — и на то, чтобы к байку аккуратно подобраться, и на то, чтобы… э-э-э… уладить все.

— Хорошо, я поняла. Позвоню Нику и скажу, что готова передать оставшиеся деньги.

— Вот это будет отлично, сеньора! В тот же день все и устроим. А на следующий… думаю, что потратить ваши денежки этот гад не успеет.

Тина опустила голову.

— Я… сообщу, как только назначу встречу.

— Да, сеньора. Конечно. Буду ждать.

Глава 21

Поговорив с Эрнесто — тот обошелся короткой фразой: «Сделали, сеньора», — Тина положила трубку.

«Ник сам виноват, — в тысячный раз повторила себе она. — Я его предупреждала! Я до последнего просила оставить меня в покое. Даже, вот только что, полчаса назад — просила, умоляла! Если бы он согласился, я бы тут же все отменила. Но он по-прежнему ничего не желает слышать. По-прежнему находит удовольствие в том, чтобы издеваться надо мной и моей дочерью… Если бы это касалось только меня, я бы стерпела. А портить жизнь невинному ребенку я не позволю. Я слишком хорошо знаю, каково это — жить с осознанием того, что тебя некому защитить… Я не дам тебя в обиду, Мария».

Тина всхлипнула. Она сидела в машине за рулем. Не могла собраться с силами для того, чтобы выехать с парковки.

— Никому не дам в обиду! — крикнула и ударила по рулю.

Автомобиль отозвался обиженным воплем клаксона. Этот вопль стал почему-то последней каплей. Тина упала грудью на руль, обняла его и разрыдалась.

Зазвонивший телефон услышала не сразу. Посмотрела на экран — незнакомый номер. Прежде чем ответить, долго сморкалась.

— Алло.

— Добрый день, — застенчиво поздоровался мужской голос. — Сеньорита Гордон? Так?

— Так. — Звонки с незнакомых номеров неизменно заставляли Тину собраться. — С кем имею честь?

— Мое имя — Джузеппе, сеньорита. Мне ваш номер Андреас дал, он шофером служил у сеньора Кларка. Помните?

— Помню, — по-прежнему настороженно отозвалась Тина.

— Во-от, — обрадовался мужчина. — А до Андреаса я шофером был. Сперва у матушки вашей, потом у сеньора Кларка.

— Сеньор Кларк умер девять лет назад.

— Знаю, сеньорита, — подтвердил мужчина, — слыхал, что умер. И что Ники посадили… А сейчас вот прознал, что Ники, вроде, освободился. Так, думаю — вы, может, Роберты телефон подскажете, она в «Шиповнике» горничной была? Или еще кого, кто с Ники знается? Мария-то, я слыхал, померла. А мне поговорить бы с парнишкой.

— О чем? — Тина решила, что не стоит ошарашивать собеседника напоминанием: «парнишке» перевалило за тридцать.

— Да так, — уклончиво отозвался мужчина, — есть, о чем.

— Я знаю телефон Роберты. — Тина помедлила. — Но не дам вам его, если не скажете, о чем собираетесь говорить с Ником. Это связано… с требованием судебных исполнителей. — Тина выдумывала на ходу. Очень остро вдруг почувствовала: прощаться с бывшим шофером раньше, чем узнает, зачем ему понадобился Ник, нельзя. — Ника освободили досрочно, и я сейчас являюсь… э-э-э… кем-то вроде гаранта. Простите, но я вынуждена быть в курсе всех контактов Ника.

— Поня-а-атно говорите, — задумчиво протянул мужчина. «Поверил», — выдохнула про себя Тина. — Жаль. Оно, как сказать-то… по телефону и не объяснишь… Да вы неужто меня не помните, сеньорита, коли так не доверяете?.. Джузеппе я! Джузеппе Конти. Я вас, маленькую, на качелях качал.

— Помню, Джузеппе. — Тине сказала это — и тут же поняла, что действительно вспомнила. Рослый, простодушный дядька с застенчивой улыбкой в детстве казался ей добрым великаном из сказок. — И качели на детской площадке помню! Я, правда, совсем маленькая была.

— Это верно, сеньорита, — рассмеялся Джузеппе. — Сейчас-то увижу вас — и не узнаю, поди… Так, что? Неужто откажете, с Ники меня свести?

Тина притворно вздохнула.

— Откажу. Прости, Джузеппе. Это не я придумала, правила такие. Пока не расскажешь, чего ты хочешь от Ника, его контакты давать нельзя.

Мужчина вздохнул.

— Да я понял, что правила… Я бы и рассказал, да только неудобно, по телефону-то.

— А где ты живешь? — быстро спросила Тина.

— Дак, аккурат за старым рынком. Уж тридцать лет квартиру не менял.

Тина невольно улыбнулась:

— Я имею в виду, в каком городе?

— В Неаполе, — удивился Джузеппе, — где же еще жить?

И то верно. Тине не раз встречались такие люди — уверенные, что за пределами родного города жизнь заканчивается.

— Я могу приехать. Ты удачно позвонил, у меня как раз отменилась встреча.

— Ох, сеньорита, — обрадовался Джузеппе, — очень обяжете! Важное это дело, понимаете?

— Понимаю. Сразу поняла, — вырвалось у Тины. — Диктуй адрес, куда ехать.

* * *

Забить адрес в поисковик навигатора Тина сумела не сразу — никак не могла сосредоточиться, тыкала не в те буквы. И до места добиралась, как в тумане. В организме будто включился предохранитель, все мысли из головы исчезли.

Тина смотрела на дорогу, машинально трогаясь на зеленый свет светофоров и останавливаясь на красный. Пропускала пешеходов и велосипедистов, поворачивала на улицы и съезжала в переулки. А перед глазами стояла картинка из детства: широкое сиденье кажущихся огромными качелей, взлетающий подол платья, собственный счастливый визг и добродушное гудение Джузеппе: «Держитесь крепче, барышня». Тина то улыбалась счастливой картинке, то вытирала слезы. Сколько ехала, десять минут или час, сказать не смогла бы. В чувство ее привело равнодушное сообщение навигатора: «Вы приехали».