Ник был готов поклясться, что Кларк вздрогнул. Этих слов напугался, похоже, больше, чем неведомых бандитов.

Возможно, потому, что Ник не пугал. Сказал правду.

Тюрьмы он, пятнадцатилетний идиот, тогда и впрямь не боялся, боялся за мать: сам-то сядет, а она останется. И что будет делать?.. Где работу искать?.. Нет, рисковать нельзя…

А может, он тогда и правда струсил, сейчас не разберешь. Это потом злость захлестнула настолько, что стало все равно.

* * *

С того дня Кларк перестал домогаться Ника и в «командировки» не ездил.

А Ник, на полудохлом школьном компьютере — пробрался в компьютерный класс, когда в школе никого не было — перекинул снимки с карты памяти фотоаппарата на две флешки. Одну спрятал в «Шиповнике» на чердаке дровяного сарая, другую, вместе с фотоаппаратом, закопал в куче хлама в гараже у Джованни. И попробовал зажить прежней жизнью. Наивно думая, что сумеет это сделать.

Не сумел.

Разговоры со старыми приятелями не клеились. Вернуться на волну прежней беспечной болтовни не удавалось. Ник сочинил историю о тяжелой болезни леди Маргариты, о том, что в связи с этим забот у него прибавилось — потому, дескать, и пропадал, и, чуть стемнеет, домой бежал. Ему поверили. И на остатках прошлого авторитета, регулярно подкрепляемого кулаками, Ник мог бы продержаться — если бы сам все не портил.

Ему казалось, что любым неосторожным словом — о том, почему ездил по соседним городам, зачем стащил одежду у разносчика пиццы, для чего на самом деле понадобился фотоаппарат — может выдать себя. И он все больше отмалчивался. Или рявкал: «Не твое дело!»

В каждом слове мерещилась мерзкая подначка, намек на приставания Кларка. Инстинкты срабатывали быстрее разума: Ник кидался в драку и быстро превратился из прежнего беспечного раздолбая в хмурого, немногословного задиру.

Последствия не заставили себя ждать, дурной нрав его тусовка обламывала быстро. Кто-то запустил шуточку о том, что Ник влюбился в покойную хозяйку, и теперь каждый из парней считал своим долгом поупражняться в остроумии.

Драться одному против многих оказалось непросто. И, едва успев снова влиться в компанию, Ник почувствовал, что отдаляется от нее. Хорошо он себя чувствовал лишь наедине с собой, и только в одном месте — в горах над обрывом. Здесь ему было комфортно. Мысль о том, что в любой момент с обрыва можно спрыгнуть, и всё закончится, странным образом успокаивала.

Казалось, что после истории с Кларком повзрослел вдвое — а друзья остались теми же. С тупыми шутками и анекдотами, с ворованными скутерами и обманутыми туристами. С девками, обслуживающими отдыхающих — из тех, что победнее.

Профессионалки с ними, малолетками, не водились, не тот уровень. А шлюхи попроще были не прочь расслабиться после тяжелой трудовой ночи, попивая в их компании дешевое пиво и дымя марихуаной. Из-за одной такой красотки Ник и влип в ту проклятую драку.

* * *

Красотка — ее звали Джинджер, из-за крашенных в рыжий цвет волос — считалась зазнобой Халка. Вечера, в которые не работала, охотно проводила в их тусовке. Халк дарил рыжей снятые с туристок сумочки, ворованные с пляжных столиков солнечные очки и украшения.

В прежней жизни Ник не обращал на Джинджер внимания. Ну, сидит и сидит дебелая, полногрудая девка на коленях у Халка. Ну, сосется с ним время от времени, а потом они вместе выходят и долго не возвращаются… Подумаешь! Дураку ясно, зачем выходят. А если вдруг кому не ясно, так Халк сам распишет, со всеми физиологическими подробностями.

Нику до недавнего времени на Джинджер было плевать. Над историями Халка, как и в каких позах у них с рыжей все происходило, ржал, словно конь, вместе с остальными.

А сейчас вдруг понял, что его бесят эти рассказы. Бесит сидящая на коленях у Халка, льнущая к нему Джинджер.

Сейчас с ним обжимается, а завтра пойдет туристов обслуживать. А Халку — как так и надо. И всем — как так и надо! Что им, что туристам. Потому, наверное, такие, как Кларк, никогда не переведутся. И такие, как тот несчастный пацан, тоже…

Пока есть спрос, предложение найдется, — вспомнил Ник слова школьного учителя, преподававшего историю. На этом стоит цивилизация. Вся мировая экономика держится на простой формуле… До чего же мерзко.

Ник допил содержимое своего стакана. Воспользовавшись тем, что сидящие за столом парни отвлеклись — кто закусывал, кто наполнял стаканы по новой, — встал и тихо вышел из кабака.

Уселся на крыльцо.

Пожалел, что не курит — три года назад мать поймала его с сигаретой и не отставала, пока не вытрясла обещание не курить. Ее отец — там, в России — умер от рака легких, а Ник, по утверждению матери, был очень похож на деда, хотя сам он, глядя на фотографии, сходства не наблюдал. Тем не менее, пришлось пообещать. А Ник, если уж пообещал, держался. К сигаретам больше не притрагивался.

Домой не хотелось — «Шиповник» вот уже полгода ничего, кроме отвращения, не вызывал, а больше идти было некуда. В горы ночью только идиот полезет.

И Ник тупил, сидя на крыльце. Залип в ползущего по ступеньке муравья, едва заметного в свете тусклого фонаря. Наблюдал, как тот старательно обходит прилипшие к ступеньке комки грязи и перебирается через сосновые иголки.

— Скучаешь? — раздалось за спиной.

Ник не обернулся. Этот хрипловатый, профессионально растягивающий слова голос сложно было не узнать.

Дожидаться ответа Джинджер не стала. Обняла Ника сзади и прижалась к спине, всем своим потасканным, но еще не растерявшим упругость богатством.

— Веселюсь. — Ник попробовал вынырнуть из-под нее. Не получилось, Джинджер прижалась крепко. Попросил: — Отвали. Халк нам обоим навешает.

— А мы ему не скажем. — Джинджер рассмеялась — тихим, призывным смехом «для клиентов». — Мы в сторонку отойдем.

— Никуда я с тобой не пойду.

— О-ой, какие мы гордые! — татуированные псевдокитайскими иероглифами «на счастье» пальцы Джинджер были унизаны кольцами. Дешевыми, дорогие Халк продавал. Рыжая взъерошила волосы Ника. — А раньше ходил, не важничал…

— Подумаешь, было один раз. — Ник постарался выдернуть голову из-под цепкой руки. — И то спьяну.

У них действительно «было». Хотя, с Джинджер или с кем-то еще, Ник не сказал бы с уверенностью, в хлам тогда нажрался.

Помнил долгие одуряющие поцелуи, тисканья, и то, как пыхтел от усердия, пытаясь попасть куда надо. После очередной безуспешной попытки его решительно опрокинули на спину и оседлали.

Ник помнил, как мял нависшие над лицом груди. Помнил, что быстро кончил и тут же вырубился. А лица партнерши не помнил, хоть убей.

Потом даже обидно стало — впервые в жизни трахаться и не запомнить, с кем! Если бы Джинджер на следующий день не хихикала и не подмигивала — фиг бы он сообразил, что вообще что-то было.

— Отстань. — Ник дернул плечом.

— Ой, да ла-адно. — Джинджер снова прижалась к нему. — Тут, за кабаком, скамеечка есть…

— На хрена я тебе сдался? — Ник снова попробовал вырваться. — С Халком обжимайся.

— Надоел мне Халк. — Джинджер капризно скривила губы. — Грубиян. А ты молодо-ой, сла-адкий… Да еще и русский.

— Ну и что? — Ник до того обалдел, что даже обернулся. — Ну, русский — и чего?

— Интересно. У меня раньше русских не было.

— Вот дура, — вырвалось у Ника.

Джинджер обиженно поджала губы. Презрительно бросила:

— До сих пор, что ли, по хозяйке покойной страдаешь? Портрет поставил в угол и дрочишь втихую?

— Идиотка, — разозлился Ник. — Один кретин прогнал — и все подхватили! Пусти. — Он попробовал встать. Не получилось, Джинджер повисла на спине всем своим немалым весом.

В момент, когда они боролись, на крыльцо вышел Халк. По-халковски — кличку получил не просто так — взревел:

— Что-о?!

— Это он! — мгновенно сориентировалась Джинджер. — Это Цеппер ко мне пристает! Я покурить вышла, а он…

— Не трожь мою бабу! — Халк в гневе был страшен. Для кого угодно, только не для теперешнего Ника.

— Сдалась она мне. — Ник наконец высвободился из-под телес Джинджер. — Забирай со всеми потрохами.

От этого предложения Халк взбесился окончательно. Рванул к Нику, целя кулаком в челюсть.

Ник увернулся. Побежал — и, возможно, сумел бы удрать, если бы не оступился на скользком после дождя асфальте парковки.

Вот тогда-то взбешенный Халк и отхлестал его цепью по ребрам. А Ник, не менее взбешенный, сумел выдернуть булыжник-опору из-под колеса чьего-то мотоцикла. Ударил Халка по голове и, как выяснилось потом в больнице, едва не проломил ему череп.

Сам себя ненавидел за то, что не сдержался, но было поздно. Мамаша Халка явилась в «Шиповник» и закатила истерику, угрожая судом.

Глава 26

— Тебя посадят, — объявил Нику Кларк. Давненько он не выглядел таким торжествующим. — Или выдворят из страны вместе с матерью, выбирай.

— Чего ты хочешь? — свернутая Халком челюсть едва шевелилась. Говорил Ник с трудом.

— Угадай. — Кларк, скрестив на груди руки, откинулся на спинку стула.

Ник угрюмо молчал.

— Что ж, как угодно. — Кларк пожал плечами и поднялся. — Придется сказать Марии, что откупить тебя от тюрьмы не получилось. Бедная женщина! Такой позор… Подумать страшно, как она это переживет. — Кларк пошел к двери.

Ник скрипнул зубами.

— Стой, — выдавил он.

Кларк остановился.

— Я отдам тебе флешку, — проскрипел Ник, — на ней всё.

— И фотоаппарат, — быстро добавил Кларк.

— Фотоаппарата нет, я его о скалы расколотил. — Это было правдой.

— Чем докажешь?

Ник пожал плечами.

— Ничем. Верь на слово. А флешку я отдам только тогда, когда точно буду знать, что мамаша Халка забрала у копов заявление.

Кларк помедлил.

— Хорошо, — решил он. — Я покажу тебе копию постановления. — с этими словами вышел за дверь.

* * *

Слово Кларк сдержал. Следствие прекратили.

Выписавшись из больницы, Ник принес Кларку флешку.

— В расчете, — небрежно бросил Кларк, бросая ее на стол.

— Ты больше ни к кому не полезешь, извращенец, — пристально глядя на него, предупредил Ник.

Кларк расплылся в издевательской улыбке:

— Ну, разумеется. Никогда.

Ник сжал кулаки.

— Не смей, гад!

— Ты плохо слышишь? Я ведь сказал, никогда.

Через неделю Ник увидел шофера Андреаса возле гаража — полирующим машину.

Сердце заколотилось как бешеное.

Вопрос:

— Далеко собрался? — Ник еле выговорил.

— Дак, как обычно, — брызгая на капот полиролью из баллончика, откликнулся шофер, — в командировку едем. Давненько не ездили… А ты, чем дурака валять, лучше бы помог.

— Я помогу, — невидяще уставившись на Андреаса, процедил Ник. — Я сейчас так помогу!

Под обалдевшим взглядом шофера развернулся и ринулся к дому.

Дверь в спальню Кларка едва не снес.

— Сволочь!!!

— Боже, что случилось? — полулежащий на кушетке у журнального столика Кларк с издевательским недоумением приподнял очки. — Что за крик? Ты пил таблетки, которые прописал врач?

— Я тебе сейчас самому пропишу. — Дыхание сбилось от ярости. — Ты куда собрался, скотина?!

— Не смей разговаривать со мной в таком тоне, — повысил голос Кларк. — Врач предупреждал, что ты нестабилен, и возможны новые припадки ярости. Но это не дает тебе права…

— Га-ад! — взвыл Ник.

Он едва не бросился на Кларка.

Остановился в последнюю секунду — споткнувшись о торжествующую улыбку. И сообразил, что Кларк намеренно выводит его из себя.

Ждет, что Ник не сдержится, кинется с кулаками. И свое заявление из полиции уж точно не заберет.

Ник замер. Медленно опустил занесенную руку.

Хочешь играть по-скотски — о’кей.

Он заставил улечься рвущуюся наружу ярость. То, что сумел разгадать замысел Кларка, помогло обрести спокойствие.

Ждешь, что буду беситься?.. А вот хрен тебе! Не дождешься.

— У меня есть еще одна флешка, — объявил Кларку Ник, — только попробуй уехать.

Улыбка с лица Кларка сползла. Он покраснел, потом побледнел — Ник следил, не спуская глаз.

— Знаешь, на кого ты сейчас похож?

Кларк промолчал.

— На обиженную шлюху. Когда не ее, а подружку выберут… Аж губы кривятся — того гляди заревешь и в волосы мне вцепишься.

Реветь Кларк не стал. Он бросился на Ника молча.

Тот был к этому готов. Уже знал, как обманчива вальяжная неспешность Кларка, и как легко тот преображается из утонченного интеллигента в озверевшего психа.